Марина Ясинская - Уйти красиво

• Название: Уйти красиво
• Автор: Марина Ясинская
• Жанр: Социально-психологическая фантастика

---

Павел Семенович, Павел Семенович… Он ведь сильно, очень сильно переживал, что ничем не может помочь дочке, что только отягощает ей жизнь. Что он совсем бесполезен. У Астры, когда она слышала такие слова, на глаза наворачивались слезы. Она обнимала отца и говорила:

— Ну что ты такое выдумал? Какая обуза? Ты ж мой папка. Единственный родной человек. Я же тебя так люблю!

Эх, Павел Семенович…

…Мысль о том, что уже ничего нельзя изменить, просто оглушила меня. Я подошел к Астре, помедлил немножко, а потом наклонился и обнял ее. Она долго еще плакала, а я гладил ее по волосам, смотрел на мигающую желтыми цифрами жизнекарту и думал, как это нелепо, что у маленького пластикового прямоугольника столько власти над человеческой жизнью.

— Что такое? — возмутился режиссер.

— Так ведь пора, — оправдывающимся голосом ответил ассистент.

— Ё… Но только не дольше двух минут. Выбираем самых крупных. Долой производителей мелкой бытовой техники и продуктов питания. Ставь рекламу пневмобилей, голографической компании и центра синтетических имплантантов. Все. Ах, да, и нашей "Уйди красиво". И потом сразу же — на прямую трансляцию, ясно?

…Той ночью выпал снег, и наутро город было не узнать. Белые улицы, чистые, свежие и притихшие. Морозный воздух принес с собой отвратительный запах предвкушения новогодних праздников и неразлучного с ним ожидания если уж не Деда Мороза, то, по меньшей мере, шанса — шанса перевернуть страницу и начать все заново… Препоганое ощущение для того, кто знает наверняка, что этого шанса не будет.

Мы все мялись в зале и не знали, куда девать глаза. Смотрели, как Павел Семенович застегивает пуговицы на старом пальто, как, бессильно привалившись к косяку двери, стоит Астра, как не отходит от нее ни на шаг Игорь.

— Ну что, — деланно бодрым голосом заявил Павел Семенович, — пора.

Растрепанный мохеровый шарф неаккуратно выбивался из-под его воротника, оголяя шею. Астра медленно, на негнущихся ногах, подошла к нему, потянулась его поправить.

— Вот так, — сказала она, заправляя шарф поглубже, — А то вся шея голая. Простудишься.

— Не думаю, что мне стоит об этом беспокоиться, — усмехнулся Павел Семенович.

— Ой, пап, ну зачем ты? — вдруг шмыгнула носом Астра. Всхлипнула. Потом уткнулась в плечо отца, крепко вцепилась в жесткий войлочный рукав пальто и отчаянно заревела.

— Пап, ну зачем, ну зачем ты это сделал? Мы бы что-нибудь непременно придумали, — все повторяла она.

Павел Семенович обнял ее, принялся тихонько покачивать из стороны в сторону, будто баюкая, и приговаривал:

— Тихо, тихо. Все будет хорошо. Все будет хорошо. Не плачь, дочка, не надо плакать.

Постепенно Астра затихла. А он продолжал покачивать ее и легонько гладить ее по растрепанной голове.

Пожалуй, никогда в жизни мне не было так погано, как в то тихое утро, когда мы провожали в центр утилизации Павла Семеновича.

Астра не отпускала рукав отца, а Игорь крепко держал ее с другой стороны. Мы же шли позади. Молча. И все чувствовали себя виноватыми — в том, что это не один из нас сейчас на месте Астриного отца. Не знаю, что чувствовали остальные, но себя я клял последними словами — ведь мне бы дали десять лет. Продал бы я год — вот и деньги. И еще девять осталось бы.

Я где-то давно слышал, что раньше, когда люди умирали сами, устраивали такую специальную церемонию — похороны. Собирались родные и близкие, приносили много цветов, отправлялись на кладбище, хоронили умершего и оплакивали его.

Пока мы шли к центру утилизации, я подумал, что, наверное, именно так и выглядели раньше похоронные процессии. И еще решил, что тогда им легче было. Они хоронили уже умершего, а ведь когда мы придем, Астре придется отпускать от себя живого еще человека.

Я никогда раньше даже мимо центров утилизации не проходил. Полагаю, что и большинство из вас тоже стараются обходить их стороной. На меня они действовали очень угнетающе. Мне казалось, что, приближаясь к ним, ты словно переступаешь некую черту и входишь в другой мир — страшный и безжалостный.

Так оно и оказалось.

Унылое двухэтажное здание — серое, приземистое, без окон — стояло за высоченной стеной. По углам ее располагались смотровые башни, на верхушках которых я заметил дула лазерных установок. Тяжелые металлические ворота были распахнуты настежь. Проход находился под прицелом камер.

Сколько усилий мне пришлось приложить, чтобы заставить себя просто войти в тот двор! А там — там меня просто придавило словно висящим в воздухе ощущением уныния и горя. Очень хотелось бежать оттуда без оглядки. Почему-то казалось, что окружающие двор бетонные стены сжимаются, а небо опускается на землю.

Ну вот объясните мне, почему все муниципальные центры утилизации так похожи на тюрьмы? Обязательно, что ли, нагнетать обстановку? И без того погано. Или это делается специально, чтобы подавить в зародыше даже мысли о попытках сопротивления? Я слышал, что когда только ввели ограничение срока жизни, были случаи неповиновения, массовые беспорядки на территориях утилизационных центров. Только ведь сколько времени-то прошло! Страхуются, что ли?

И непонятно, почему этого не боятся коммерческие утилизационные центры. Далеко ходить не надо — тот же "Уйди красиво", где я сейчас нахожусь. Входишь — как в рай попадаешь. Цветочки там, ручеечки, рыбки с птичками, все стеклянное, прозрачное… Или они просто прячут охрану лучше?

Ну да ладно. На чем я остановился? Ах, да…

Несмотря на довольно ранний час, во дворе находилось немало людей. Клиентов от провожающих отличить удавалось не всегда — и те, и другие были смертельно бледны и заметно нервничали.

Одних провожали родственники — обнимали, пожимали руки, целовали, торопились сказать напоследок все самое главное, самое важное. Другие стояли молча, глядя друг на друга, словно стараясь наглядеться на прощанье. Были и такие, что приходили одни. Но и они медлили, нерешительно топтались у крыльца, затравленно оглядывались вокруг, нервно курили.

Не хочу даже вспоминать, как мы прощались с Павлом Семеновичем. Как отчаянно вцепилась в него Астра. Как Игорь буквально разжимал ее пальцы, а потом силком разворачивал ее и уводил со двора, потому что она словно окаменела и не отводила взгляда от железной двери, давно захлопнувшейся за вошедшим внутрь отцом…

Неделя прошла как в тумане. А потом опять позвонил тот урод. Как мы и боялись, потребовал еще больше денег.

Тем вечером ребята собрали нас всех в зале. Игорь встал перед нами и серьезно заявил:

— Только попробуйте кто-нибудь еще сдаться утилизации. Все равно деньгами от него не откупишься — он так и будет их тянуть. Проблему придется решать по-другому. Так что давайте без глупостей, ладно?

А потом Игорь оставил меня с Саньком и дядей Колей и рассказал нам свой план. Незатейливый, но действенный.

— Слушайте, — жалобно протянул ассистент, — мы очень, просто очень задерживаем рекламу. Второй блок пропускаем.

— Да? — рассеянно ответил режиссер, не отрываясь от экрана.

— Рекламу, говорю, задерживаем, — повторил ассистент. На всякий случай — погромче. — Влетит нам от спонсоров, разве нет? И от руководства телеканала.

— Да… — отозвался режиссер.

— Сергей Анатольевич! — буквально взмолился ассистент.

Тот недовольно отвернулся.

— Как рейтинги? — спросил он.

— Смотрите сами. Зашкаливают.

Режиссер покачал головой, глядя на проекцию экрана.

— Ладно.

— Но… — попытался было возразить ассистент.

— Слушай, — прервал его режиссер, — деньги деньгами, но они никуда от нас не денутся. Не сегодня, так завтра. А вот такие рейтинги когда еще у нас будут!

Посмотрел на несчастное лицо ассистента. Да, молодой еще, неопытный. Все старается делать по инструкции. Не понимает, что на телевидении ничего нельзя запланировать заранее, что здесь все меняется каждую секунду. Что это — как серфинг. Чтобы оставаться на гребне волны, нужно быть гибче, уметь быстро реагировать, действовать по ситуации, не бояться отойти от знакомой схемы. Ну ничего — как раз сейчас начнет учиться.

— Запускай. Но чтоб не дольше минуты.

…В глубине души я почему-то не верил, что вообще кто-то откликнется. Наверное, просто давно привык к абсолютному человеческому равнодушию и думал, что вот и сейчас никто и не вспомнит, как помогали им ребята.

Я ошибся. Они пришли. Почти все.

Так что воплотить наш план в жизнь оказалось легче легкого. Не скажу, что я горжусь тем, что мы сделали, но и не раскаиваюсь ничуть. Этот гад ничего другого и не заслуживал.

…Постепенно жизнь стала налаживаться. Только вот Астра казалась бледной тенью. Она словно погрузилась в себя и погасла; от ее энергии и внутренней силы не осталось и следа.