Вардван Варжапетян - Баллада судьбы

• Название: Баллада судьбы
• Автор: Вардван Варжапетян
• Издательство: "Советский писатель"
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1983

Историческая повесть о судьбе французского поэта ХV века Франсуа Вийона.

---

мы все — одиннадцать поэтов при дворе — собрались в зале состязаний, и герцог бросил нам перчатку: «От жажды умираю над ручьем». О, если бы ты слышала, Жаннетон, как дружно заскрипели перья — словно натягивали тетиву арбалетов. Толстяк Фреде обнюхивал эту фразу, трепеща ноздрями, а Жан Роберте вплетал в нее бумажные цветы метафор и синекдох, мэтр Астезан грыз перо, как мозговую кость. А я скромно сидел в углу и смотрел на виндзорские сады, на зеленые лужайки и радугу над фонтаном. Мне было холодно, а в замке жарко натоплено, и на поставце стояли розы в серебряном кувшине, слуги разносили вина. Но что они все знали о жажде, моя босоногая монахиня? Ни один влюбленный так пылко не стремится к возлюбленной, как жаждущий к воде! А они и в любви не знали толку. Мэтр Астезан и Фреде скребли перьями бумагу, а я смеялся, потому что слова гремели в моей голове, как игральные кости в стаканчике, и, сколько бы я их ни бросал, они падали «шестерками» вверх, потому что я знаю, что такое любовь и что такое жажда. Мне только оставалось продеть ниточки в слова, нанизывая их, как жемчуг, чтоб они не разбежались, а когда я нанизал последнее — оп-ля! — готово, господа, не угодно ли послушать школяра Вийона?

— А что же герцог? — прошептала Жаннетон. — Ему понравилась ваша баллада?

— Он не мог говорить от радости. А когда успокоился, сказал: «Эти стихи превосходны. Нам не мешало бы поучиться у Франсуа Вийона». Вот так, моя госпожа! Видишь, господь соединил нас этой ночью вместе: ты — монахиня, я — клирик. А теперь спи, я никому не дам тебя в обиду — ни зверю, ни человеку.

Девушка доверчиво прижалась к его груди, ее дыхание щекотало шею Франсуа, и сам он давно не дышал так ровно и глубоко, как в ту ночь. «Запомни, Франсуа, дорога воспитывает, но учит нужда», — любил поучать дядя Гийом. «Да, дядя, я запомню, но как вы узнали, что я лежу в лесу, и почему я так ясно слышу ваш голос?» — «Разве ты не видишь, я стою на сторожке Лувра и трублю в рог».

Звук рога приближался, трубя в тишине. Тру-тру-тру-ру-ру!

— Шевалье, славненькую дичь загнали наши борзые. Никогда не видел такой пугливой важенки и такого мерзкого оленя.

Франсуа открыл глаза. Жаннетон, дрожа от страха, стояла на коленях. А вокруг… Боже мой! Всю поляну, теснясь, заполнили кони, псы и люди; алые плащи с серебряными лотарингскими крестами, сверкающие шлемы с пышными перьями, бархатные попоны, чепраки золотого шитья, кожаные рукавицы, копья, охотничьи кинжалы с широкими чашками; вокруг гремело оружием, хохотало, ржало, заливисто лаяло. Он узнал коннетабля Сен-Поля Луи де Люксембурга, кардинала Иоанна Виссариона, графа де Сен-Марена.

— Доброе утро, господа. — Франсуа поклонился. — Вы, наверное, охотники?

— Ха-ха! Виконт, как вам нравится учтивость этого мужлана? Да, сударь, мы, кажется, охотники. А так как вы находитесь в моих охотничьих угодьях, то по праву стали и моей добычей. Но, судя по числу отростков на ваших раскидистых рогах, филей ваш не годится для жаркого, а вот у важенки сочное мясцо, особенно грудинка.

— Прекрасно сказано, граф!

Граф рукояткой плети откинул волосы с лица Жаннетон.

— Эй, доезжачий, принеси тенета, такую добычу надо брать живьем. И в мой возок, да смотри, чтоб ни одно перышко не помялось.

Несколько молодцов спешились и, схватив девушку, повели между лошадьми.

— Господин граф, эта девушка больна, а я забочусь о ней, как брат.

— На, лови золотой, тут хватит, чтоб позаботиться о пятерых таких сестрицах.

Монета сверкнула в воздухе и упала на траву. Франсуа поднял ее.

— Вы очень щедры, ваша милость, но умоляю вас не причинять горя бедняжке. Вы так отважны и сильны, что предводителю неверных Саладдину не устоять против вас в единоборстве, так неужели слезы несчастной украсят герб вашего щита?

— Граф, а язык у этого малого подвешен ловко.

— Что ж, тем приятней подвесить его самого, как освежеванную свинью. Карро, Годар! Вяжите его, да покрепче! А золотой возьмите себе, господину бродяге он не понадобится: Харон перевезет его в Аид бесплатно.

— Ваша милость, с Хароном мы давние приятели, спросите любого, кого повесили на Монфоконе. Но вы так молоды и так богаты, зачем же торопитесь на допрос к Жаку Тильяру? Он помощник парижского прево по уголовным делам и скор на приговор за воровство.

— Свинья, ты осмелился подумать, что я вор?! Эй, Карро, Годар, спустите гончих!

Псари спустили гончих и борзых, Франсуа отступил к стогу и выдернул кинжал из ножен. Но он не успел даже выбрать цель для удара, просто выставил клинок перед собой, и в тот же миг собаки сбили его с ног. Он увидел оскаленные морды, лицо обожгло жаркое псиное дыхание, и он упал без чувств. А псари безжалостно хлестали визжащих гончих, оттаскивали за ошейники от бесчувственного Вийона. Кто-то плеснул ему вином на лицо. Он открыл глаза: все, кто был, в седле и пешие, стояли на коленях перед всадником, сутуло сидящим в высоком седле на громадном белом коне без чепрака; сбрую украшали золотые бляхи. На всаднике был охотничий плащ, отороченный горностаем, и черная бархатная шапочка, закрывавшая уши. На шее тяжелая цепь из золотых раковин, скрепленных серебряными бантами, — орден Михаила Архангела. Унылое обвисшее лицо с узкими глазами, притяжеленными набрякшими веками, тонкий длинный нос, расширяющийся книзу. Две глубокие морщины на мягких щеках сходились, как ремень шлема, под подбородком — без ямочки, как у отца — Карла VII, а твердого, широкого. Король рассматривал Вийона, опустившегося на колени. Сказал тихо, не разжимая узких губ:

— Виконт де Труа, кто это?

— Дерзкий мужлан, ваше королевское величество.

— Граф де Сен-Марен, кто это?

— Сир, судя по выбритой макушке, этот прохвост из монахов.

— Монсиньор, может быть, вы мне скажете?

— Сир, среди моих знакомых нет бродяг, — ответил кардинал Иоанн Виссарион.

— А мы знакомы с этим человеком. Не правда ли?

— Ваше величество, вам я обязан жизнью.

— Надеюсь, здесь не найдется дерзкого, кто посягает отнять то, что даровал король? — Свита украдкой переглядывалась, пожимала плечами. — Встань и подойди к стремени. — Король прикрыл веки, поглаживая перчаткой гриву коня. Тихо, чтоб не слышали вокруг, сказал: «Франсуа, мы разрешаем тебе выпустить сокола на дичь». — Что ж вы замолчали, господа? Смело нападайте на этого человека. Нет, граф, вложите меч в ножны, вы же видите, он безоружен. Смейтесь над ним, оскорбляйте, колите остротами! Неужели вы оробели перед безродным бродягой?

— Государь, не принуждайте меня вступать в единоборство — это противно моему высокому происхождению и кодексу рыцарских турниров. Пусть этот невежа потешит ваше величество состязанием с моим оруженосцем — он, кажется, лиценциат и тоже любит поболтать. Эй, Мустон!

— Конечно, ваше величество, — Вийон низко поклонился королю, — граф де Сен-Марен прав: зачем ему подставлять свою сиятельную плоть под стрелы моих слов, когда есть слуги. Граф сам кусочка не возьмет, он сам вина не разольет — не утруждать бы белых рук, на то есть много резвых слуг.

Жоффруа де Сен-Марен всадил шпоры вороному, и меч, сверкнув, отсек верхушку капюшона, обдав тонзуру холодком. Все дело заняло секунду, и конь снова стоял смирно, а граф небрежно сбил щелчком осиновый лист, опавший на луку седла.

— Вы побеждены, граф. Отдайте коня, доспехи и оружие или, если победитель согласен, заплатите выкуп.

— Но, государь, по правилам турнира я должен знать имя своего противника.

— Извольте. Я— школяр Франсуа Вийон.

— Что ж, назначайте выкуп.

— Ваша светлость, верните девушку, которую вы приказали увести силой, хотя она ничем не прогневила вас. — Сен-Марен махнул рукой, и привели девушку. — Теперь о выкупе… Сир, смилуйтесь над графом, — он не знал, что я Вийон. Должно быть, граф долго жил в деревне, поэтому ему простительно меня не знать. Да и камзол его сшит у деревенского портного, — право, мои обноски ничуть не хуже графских. Пусть уж парча и бархат достанутся детишкам. — Король насмешливо смотрел на графа, а Франсуа на всякий случай прижался к стремени короля — второй удар меча мог оказаться не таким искусным. — Моих песен хватит на всех парижан, а что достанется родне его светлости, если он, не приведи господь, скончается от золотухи? Бессмертны только короли, а он… Умрет, как жил, свинья свиньей, и к свиньям перейдет наследство. Простите, сир, но граф трижды обозвал меня свиньей, хотя я ваш подданный, — теперь мы квиты.

Сен-Марен, бледный от гнева, дрожащими пальцами снял перевязь с мечом, плащ, шлем, черный бархатный камзол, котту из мягкой козлиной шерсти, остался в сюрко и шелковых белых чулках. Слуги тотчас принесли другую одежду, подвели снаряженного коня.

— Оставьте нас, господа. — На поляне остались только шотландские стрелки — личная охрана Людовика XI. — Ну, Франсуа, тогда, в Мэне, волосы твои были темнее.