Уинслоу Элиот - Опасности прекрасный лик

• Название: Опасности прекрасный лик
• Автор: Уинслоу Элиот
• Издательство: ОЛМА-ПРЕСС
• Жанр: Остросюжетные любовные романы
• Год: 1998
• ISBN: 5-87322-959-7

Скрываясь от обвинения в убийстве, Пенни Хаутен с помощью пластической операции меняет внешность и под другим именем возвращается, чтобы совершить возмездие.

---

После того как они расстались, в Эмми произошли изменения, которые смущали его. Джонни хотелось, чтобы вместо строгого черного купальника на ней были полоски золотистой ткани, которые она с трудом натягивала на все нужные места. Ему хотелось, чтобы она больше смеялась. Ему хотелось, чтобы они любили друг друга.

— Ты когда-нибудь вспоминаешь дом? — внезапно спросил Джонни.

— В Пасифик-Палисейдс?

— Да. Какое было прекрасное время!

Эмми закрыла глаза.

— Странно, — произнесла она. — Я почти не помню тебя там.

— В каком смысле? Я же был там почти все время.

— Нет, не был. Ты там никогда не был. — Но тут же добавила, почти извиняясь: — А вообще-то дом был роскошным. Дому там нравится?

Она открыла глаза и увидела, что Джонни с удивлением уставился на нее.

— Что значит — я никогда там не был?

— Я совершенно не помню тебя там. Ну не странно ли? Потому что ты был там, наверное, наездами.

— Чаще.

— Разве? Смешно, но я не помню. Я помню, что была там одинока.

Через минуту Джонни сказал:

— Я так и не понял, почему тебя так расстроил мой роман с Жаннет. Знаешь же, что это не первый роман.

— Знаю. Романы тебе нужны, как воздух.

— Почти, — пошутил Джонни.

Эмми стала нырять в волнах, которые выглядели дружелюбно.

— Я помню первый день, когда мне в голову пришла мысль уйти от тебя, — сказала она, переводя дыхание. — Тебе не нравился цвет волос Жаннет в одной из твоих картин. В доме у нас были несколько человек из съемочной группы. Ты вывел их на улицу, показал свой новый «порше» и сказал, что ее волосы должны быть точно такого же золотистого цвета.

Джонни рассмеялся.

— Меня поражает не то, что ты развелась со мной, а в первую очередь то, что ты вышла за меня замуж.

Эмми снова нырнула и сделала под водой медленный переворот.

— Это правда, Эм? — спросил Джонни, когда она вынырнула.

— Что?

— Что ты вышла за меня замуж потому, что я был великим режиссером?

— А ты был великим режиссером?

— Ты не ответила на мой вопрос.

— Если сказать тебе, что вышла замуж по любви, ты все равно не поймешь. Для тебя любить людей то же самое, что извлекать из них пользу.

— Я любил тебя, когда просил твоей руки.

— Именно об этом я и говорю.

— Не понимаю.

Она пожала плечами.

— Ты имеешь в виду, что я использовал тебя, а ты меня — нет?

— Ничего более банального придумать нельзя. Возможно, и я использовала тебя. Возможно, любят только тех, от кого есть польза. Кто знает?

— И какая же мне от тебя была польза?

Теперь настала ее очередь смеяться.

— Я помню, как я любил тебя, — рассудительно ответил Джонни. — Я помню, как мы занимались любовью и как я был влюблен. У меня были романы, но я никого не любил так, как тебя.

Эмми поплыла к берегу, Джонни за ней.

— Наверное, ты очень расстроена, — сказал он.

— Чем?

— Мною. Тем, каким я стал.

— Да не очень.

— А, значит, ты рада. Отомстила.

— Нет, дело не в этом.

Он помолчал, затем произнес:

— Я все тот же, каким ты помнишь меня. У меня те же мечты и амбиции, что и в восемнадцать лет. Но в пятьдесят они кажутся смехотворными. Почему это так? Когда мне было восемнадцать, все превозносили меня, как черт знает что, хотя я ничего еще не достиг. А теперь я считаюсь неудачником только потому, что я не пеку каждый год, как блины, грандиозные фильмы.

— Если я и расстроена, то из-за тебя, а не из-за себя. Стыдно, что тебе так не везет, потому что ты сам виноват — из-за своего пьянства и всего остального.

Джонни притворился, что не услышал ее. Они вытерлись и легли рядышком на песок.

— А ты знаешь художника, который мог бы непрестанно выдавать шедевры, всю свою жизнь, с восемнадцати до восьмидесяти лет? — спросил Джонни. — Неизбежны периоды — мгновения, месяцы, а то и годы, — когда им приходится выбираться из творческих тупиков, бороться с нищетой, болезнями, отчаянием… скукой. Неужели общество не может простить им эти периоды? Никто не может быть великим постоянно. Это противно природе человека. Но, Господи, это же не означает, что человек — неудачник. Дайте мне шанс, и я создам величайшее творение своей жизни. Я знаю, что смогу это сделать. Но никто мне этого шанса давать не собирается. Если ты художник и у тебя все пошло наперекосяк, перед тобой закрыты все двери.

— Таков Голливуд.

— И не только Голливуд. Общество вообще.

— Ну, общество создавалось не художниками или для художников. Оно создано политиками для масс.

— А они очень разные, — промолвил Джонни.

— Отнюдь, — ответила Эмми, снова, как подумал Джонни, не поняв его. — В политике перед людьми встают те же проблемы. И в бизнесе тоже. А в спорте — и того хуже. Ты настолько хорош, насколько хорош твой последний фильм. Общество оценивает каждого по его последним достижениям или неудачам. Почему же художник должен иметь особое к себе отношение?

Джонни вздохнул и поднялся. Когда-то он жалел ее за то, что она не была творческой личностью и не разбиралась в искусстве. Особенно — в его искусстве.

— Жизнь — это такая мерзость, — заявил Джонни.

— А мне кажется, все нормально.

Пролетающая тарелочка «фрисби» чуть было не лишила его головы. Джонни поймал ее и с радостным видом бросил обратно трем девочкам, которые играли у воды.

— Мерзость, — сказал он и снова лег.

— Ладно, значит, норма — это мерзость. — Эмми, закрыв глаза, повернулась к солнцу и стала слушать крики чаек.

Странно, что жизнь кажется ей нормальной, подумал Джонни. Иногда ему было так мерзко, что хотелось тут же открутить себе голову и водрузить ее обратно должным образом. Идея ему понравилась. Можно попробовать в какой-нибудь сцене. Это вызовет смех.

— Я работаю над новым сценарием, — сказал Джонни.

— Вот как?

— Я вижу, что ты больше не веришь в меня?

— Конечно, верю.

— Тебе, наверное, кажется, что все слишком мрачно, чтобы писать сценарий. Но шутки получаются что надо.

— Знаю: я от твоих шуток всегда плакала, — отозвалась Эмми.

Вид у Джонни был довольный.

— Это лучшая шутка.

Они ели жареных моллюсков и пили колу, хотя оба предпочли бы пиво. Гуляли по широкой дощатой набережной. Потом Эмми еще раз поплавала. Когда она шла, бедра ее соблазнительно покачивались, длинные ноги были бледными и гладкими. Джонни улегся на живот, чтобы не было заметно его эрекции. Однако ему было жаль Эмми. Люди обычно жалеют только тех, от кого им есть польза, подумалось ему. Если она права относительно того, что она сказала о нем, то значит, он жалел и тех, кого любил.

— На этой неделе я уезжаю, — сказал Джонни, когда она вернулась.

— Хорошо.

— Я на самом деле очень благодарен тебе за то, что ты позволила мне остановиться у тебя так надолго.

— Ерунда.

Он протянул руку, Эмми взяла ее.

— Ты так холодна ко мне, — тихо произнес он.

— Я защищаюсь, — ответила Эмми, — вот и все.

Солнце опустилось в мутную дымку на краю моря, и народ начал укладывать свои пожитки, чтобы идти домой. Эмми и Джонни не уходили. Почти не разговаривая, они смотрели в темнеющее море. Каждый гадал, о чем думает другой, но ни о чем не спрашивали, так как ответы были уже им известны.

Джонни хотел, чтобы она попросила его остаться. А Эмми не собиралась этого делать ни под каким видом.

ГЛАВА 54

В середине августа в «Манди уик» появилась первая статья о Джастине Груме. Ларк была так взволнованна, что едва сдерживалась во время чтения. Однако содержание статьи ее разочаровало. Ни Пенни Хаутен, ни Вайолит Самнер не упоминались. Все изложенные в статье сведения смутно доходили до нее и раньше: о том, как Джастин Грум сжульничал с приемными экзаменами при поступлении в юридическое училище и о том, как его могущественное семейство замяло скандал.

Джастин Грум заваливал экзамен на адвоката три раза. Джастин Грум использовал влияние своей семьи, чтобы избежать призыва на войну.

Несмотря на разочарование, Ларк ободрилась. Это лишь первая статья. Наверное, Эмми заводит его, что заключительные обвинения стали скандальной кульминацией эпопеи о неразборчивости в средствах Грума при своем восхождении к власти, о его бессовестной карьере.

— В последнее время у тебя чрезвычайно бодрый вид, — заметил Карл. — Твое хорошее настроение имеет отношение к недавней статье в «Манди уик»?

— Откуда ты знаешь?

— Читаю газеты. Естественно, меня интересует все, что имеет отношение к Джастину Груму.

После ее поездки в Венецию Карл больше не заговаривал о Доме. Ларк виделась с Домом теперь так редко, что сейчас еще меньше, чем когда бы то ни было, смогла бы рассказать ему о его отце.

Через несколько недель в «Манди уик» появилась еще одна статья, на этот раз о теневых связях Грума с коррумпированными бизнесменами и о том, как он якобы купил себе место в правительстве. Однако о Пенни по-прежнему ни слова. На протяжении всего лета эти обвинения перепечатывались другими общенациональными и нью-йоркскими газетами и журналами.