Вера Полозкова - Непоэмание

• Название: Непоэмание
• Автор: Вера Полозкова
• Жанр: Поэзия

Стихотворения.

---

Но всего на свете больше

Вера любит проебол.

Предлагали Вере с жаром

Политическим пиаром

Заниматься, как назло –

За безумное бабло.

Только дело не пошло –

Стало Вере западло.

Предлагали Вере песен

Написать, и даже арий,

Заказали ей сценарий,

Перед нею разостлав

Горизонты, много глав

Для романа попросили –

Прямо бросились стремглав,

Льстили, в офис пригласили –

Вера говорит: «Все в силе!»

И живет себе, как граф,

Дрыхнет сутками, не парясь,

Не ударив пальцем палец.

Перспективы роста – хлеще!

Встречу, сессию, тетрадь –

Удивительные вещи

Вера может проебать!

Вера локти искусала

И утратила покой.

Ведь сама она не знала,

Что талантище такой.

Прямо вот души не чает

В Вере мыслящий народ:

Все, что ей ни поручают –

Непременно проебет!

С блеском, хоть и молодая

И здоровая вполне,

Тихо, не надоедая

Ни подругам, ни родне!

Трав не курит, водк не глушит,

Исполнительная клуша

Белым днем, одной ногой –

Все проебывает лучше,

Чем специалист какой!

Вере голодно и голо.

Что обиднее всего -

Вера кроме проебола

Не умеет ничего.

В локоть уронивши нос,

Плачет Вера-виртуоз.

«Вот какое я говно!» –

Думает она давно

Дома, в парке и в кино.

Раз заходит к Вере в сквер

Юный Костя-пионер

И так молвит нежно: - Вер, -

Ей рукавчик теребя, -

Не грусти, убей себя.

Хочешь, я достану, Вер,

Смит-и-вессон револьвер?

Хочешь вот, веревки эти?

Или мыло? Или нож?

А не то ведь все на свете

Все на свете

Проебешь!

14 октября 2005 года

БАБОЧКИНО

Я обещала курить к октябрю – и вот

Ночь мокрым носом тычется мне в живот,

Смотрит глазами, влажными от огней,

Джаз сигаретным дымом струится в ней,

И все дожить не чаешь – а черта с два:

Где-то в апреле только вздремнешь едва –

Осень.

И ты в ней – как никогда, жива.

Где-то в апреле выдохнешься, устанешь,

Снимешь тебя, сдерешь, через плечи стянешь,

Скомкаешь в угол – а к октябрю опять:

Кроме тебя и нечего надевать.

Мысли уйдут под стекла и станут вновь

Бабочками, наколотыми на бровь

Вскинутую твою – не выдернешь, не ослабишь.

Замкнутый круг, так было, ты помнишь – как бишь? -

Каждый день хоронить любовь –

Это просто не хватит кладбищ.

Так вот и я здесь, спрятанная под рамы,

Угол урбанистической панорамы,

(Друг называл меня Королевой Драмы)

В сутки теряю целые килограммы

Строк – прямо вот выплескиваю на лист;

Руки пусты, беспомощны, нерадивы;

Летом здорова, осенью – рецидивы;

Осень – рецидивист.

Как ты там, солнце, с кем ты там, воздух тепел,

Много ли думал, видел, не все ли пропил,

Сыплется ли к ногам твоим терпкий пепел,

Вьется у губ, щекочет тебе ноздрю?

Сыплется? – ну так вот, это я курю,

Прямо под джаз, в такт этому октябрю,

Фильтром сжигая пальцы себе, - uh, damn it! –

Вот, я курю,

Люблю тебя,

Говорю –

И ни черта не знаю,

Что с этим делать.

Ночь с 17 на 18 октября.

ДАВАЙ БУДЕТ ТАК

Давай будет так: нас просто разъединят,

Вот как при междугородних переговорах –

И я перестану знать, что ты шепчешь над

Ее правым ухом, гладя пушистый ворох

Волос ее; слушать радостных чертенят

Твоих беспокойных мыслей, и каждый шорох

Вокруг тебя узнавать: вот ключи звенят,

Вот пальцы ерошат челку, вот ветер в шторах

Запутался; вот сигнал sms, вот снят

Блок кнопок; скрипит паркет, но шаги легки,

Щелчок зажигалки, выдох – и все, гудки.

И я постою в кабине, пока в виске

Не стихнет пальба невидимых эскадрилий.

Счастливая, словно старый полковник Фрилей,

Который и умер – с трубкой в одной руке.

Давай будет так: как будто прошло пять лет,

И мы обратились в чистеньких и дебелых

И стали не столь раскатисты в децибелах,

Но стоим уже по тысяче за билет;

Работаем, как нормальные пацаны,

Стрижем как с куста, башке не даем простою –

И я уже в общем знаю, чего я стою,

Плевать, что никто не даст мне такой цены.

Встречаемся, опрокидываем по три

Чилийского молодого полусухого

И ты говоришь – горжусь тобой, Полозкова!

И – нет, ничего не дергается внутри.

- В тот август еще мы пили у парапета,

И ты в моей куртке - шутим, поем, дымим…

(Ты вряд ли узнал, что стал с этой ночи где-то

Героем моих истерик и пантомим);

Когда-нибудь мы действительно вспомним это –

И не поверится самим.

Давай чтоб вернули мне озорство и прыть,

Забрали бы всю сутулость и мягкотелость

И чтобы меня совсем перестало крыть

И больше писать стихов тебе не хотелось;

Чтоб я не рыдала каждый припев, сипя,

Как крашеная певичка из ресторана.

Как славно, что ты сидишь сейчас у экрана

И думаешь,

Что читаешь

Не про себя.

1-2-3 ноября 2005 года.

НОЯБРЬСКОЕ

Он вышел и дышит воздухом, просто ради

Бездомного ноября, что уткнулся где-то

В колени ему, и девочек в пестрых шапках.

А я сижу в уголочке на балюстраде

И сквозь пыльный купол милого факультета

Виднеются пятки Бога

В мохнатых тапках.

И нет никого. И так нежило внутри,

Как будто бы распахнули брюшную полость

И выстудили, разграбили беззаконно.

Он стягивает с футболки мой длинный волос,

Задумчиво вертит в пальцах секунды три,

Отводит ладонь и стряхивает с балкона.

И все наши дни, спрессованы и тверды,

Развешены в ряд, как вздернутые на рею.

Как нить янтаря: он темный, густой, осенний.

Я Дориан Грей, наверное – я старею

Каким-нибудь тихим сквериком у воды,

А зеркало не фиксирует изменений.

И все позади, но под ободком ногтей,

В карманах, на донцах теплых ключичных ямок,

На сгибах локтей, изнанке ремней и лямок

Живет его запах – тлеет, как уголек.

Мы вычеркнуты из флаеров и программок,

У нас не случится отпуска и детей

Но – словно бинокль старый тебя отвлек –

Он близко – перевернешь – он уже далек.

Он вышел и дверь балконную притворил.

И сам притворился городом, снизив голос.

И что-то еще все теплится, льется, длится.

Ноябрь прибоем плещется у перил,

Размазывает огни, очертанья, лица –

И ловит спиной асфальтовой темный волос.

13 ноября 2005 года.

ДЕТСКОЕ

Я могу быть грубой – и неземной,

Чтобы дни – горячечны, ночи – кратки;

Чтобы провоцировать беспорядки;

Я умею в салки, слова и прятки,

Только ты не хочешь играть со мной.

Я могу за Стражу и Короля,

За Осла, Разбойницу, Трубадура, -

Но сижу и губы грызу, как дура,

И из слезных желез – литература,

А в раскрасках – выжженная земля.

Не губи: в каком-нибудь ноябре

Я еще смогу тебе пригодиться –

И живой, и мертвой, как та водица –

Только ты не хочешь со мной водиться;

Без тебя не радостно во дворе.

Я могу тихонько спуститься с крыш,

Как лукавый, добрый Оле-Лукойе;

Как же мне оставить тебя в покое,

Если без меня ты совсем не спишь?

(Фрёкен Бок вздохнет во сне: «Что такое?»

Ты хорошим мужем ей стал, Малыш).

Я могу смириться и ждать, как Лис –

И зевать, и красный, как перец чили

Язычок вытягивать; не учили

Отвечать за тех, кого приручили?

Да, ты прав: мы сами не береглись.

Я ведь интересней несметных орд

Всех твоих игрушек; ты мной раскокал

Столько ваз, витрин и оконных стекол!

Ты ведь мне один Финист Ясный Сокол.

Или Финист Ясный Аэропорт.

Я найду, добуду – назначат казнь,

А я вывернусь, и сбегу, да и обвенчаюсь

С царской дочкой, а царь мне со своего плеча даст…

Лишь бы билась внутри, как пульс, нутряная чьятость.

Долгожданная, оглушительная твоязнь.

Я бы стала непобедимая, словно рать

Грозных роботов, даже тех, что в приставке Денди.

Мы летали бы над землей – Питер Пэн и Венди.

Только ты, дурачок, не хочешь со мной играть.

Ночь 18-19 ноября 2005 года.

ЛУННАЯ СОНАТА

Я не то чтобы много требую – сыр Дор Блю

Будет ужином; секс – любовью; а больно – съёжься.

Я не ведаю, чем закончится эта ложь вся;

Я не то чтоб уже серьезно тебя люблю –

Но мне нравится почему-то, как ты смеешься.

Я не то чтоб тебе жена, но вот где-то в шесть