Элизабет Эдмонсон - Вилла в Италии

• Название: Вилла в Италии
• Автор: Элизабет Эдмонсон
• Издательство: АСТ,ACT Москва, ВКТ
• Жанр: Остросюжетные любовные романы
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-17-064217-5, 978-5-403-03147-9, 978-5-226-02023-0

Что общего у оперной певицы и ученого-физика, популярной детективной писательницы и банкира? Все они упомянуты в завещании таинственной Беатриче Маласпины.

Кем была эта женщина?

Они прибывают в Италию — в надежде отыскать ответ на этот вопрос.

Однако на «Вилле Данте» гостей ждут только новые загадки — загадки прошлого и настоящего — и магия прекрасной Италии, вставляющей их забыть обо всем, исцелить сердечные раны и вновь научиться любить…

---

Писательница подошла к столу. Там стояла деревянная коробка, и она ее открыла. Краски. Неудивительно — и сама была бы счастлива заниматься здесь живописью, будь она художником. Здесь ли сидела Беатриче Маласпина, когда делала рисунки в найденной ими записной книжке? Независимая, движимая в жизни каким-то собственным замыслом, была ли эта женщина счастлива? В тех зарисовках и в подписях к ним чувствовались вкус, сочность, изобилие, которые позволяли думать, что была.

Потом записная книжка оказалась забыта, потому что Марджори увидела то, что искала, на полу, под стулом. Нечто замеченное ею краешком глаза еще тогда, перед поразительными открытиями, которые припас им фотоальбом. Она села на корточки и вытащила из-под стола маленькую портативную пишущую машинку в футляре на молнии. Некоторое время неподвижно смотрела на нее, потом перенесла на стол. Расстегнула молнию и вытащила машинку. Современная, и, кажется, в превосходном состоянии. Использовалась для писем? Стала бы женщина поколения Беатриче Маласпины печатать письма на машинке? Деловые — пожалуй. Например, своему адвокату. Или кодицилл. Марджори могла бы опробовать машинку, будь здесь бумага. Повинуясь импульсу, Свифт потянула за ручку одного из ящиков стола. Он легко выдвинулся, и внутри оказались целая коробка писчей бумаги, свежая лента для машинки, прямо в целлофановой упаковке, ластик для шрифта и набор карандашей.

— Спасибо! — произнесла она.

Теперь писательница не испытывала колебаний. Вынула все это и закрыла ящик. Потом аккуратно убрала машинку обратно в футляр и закрыла молнию. Но зачем? Разве возникла какая-то надежда, что она снова будет писать? Скорее всего, нет, просто машинка давала ощущение тепла, чего-то родного. Все это орудия труда, подарок ей от Беатриче Маласпины, а подарки, как научили Марджори, всегда надо принимать с благодарностью.

Писательница взяла футляр за ручку. В ее комнате есть стол, который как раз придется впору.

Через десять минут после ухода Свифт по той же лестнице поднялся Джордж. Его притягивал свет. Именно свет в круглой комнате и открывающиеся из окон виды сообщили ему в предыдущий визит благословенное ощущение уюта и безмятежного покоя, столь редкое в последнее время. Это немного напоминало часовню, где человек находится в присутствии… Чего? Бога? Нет — живой, дышащей, гармоничной Вселенной, где нет диссонирующих нот, нет непримиримых противоречий с собственной совестью.

Когда Джордж оказался наверху, он глубоко вздохнул и проделал в точности то, что до него проделала Марджори, — медленно обошел комнату по кругу, вдоль всех окон, умиротворяя сердце и ум. В центре свисала с потолка на нитке хрустальная подвеска — Хельзингер прежде ее не заметил — и медленно вращалась от ветерка; попадавший на нее свет калейдоскопом цветных зайчиков рассыпался по стенам и потолку. Ученый застыл, словно дитя, захваченный переливчатой радугой, забыв о себе, о башне, о времени, обо всем, кроме этого света.

Каким поразительным художником был тот, кто создал эту комнату! Какое терпение нужно было, чтобы разместить каждый из крохотных изразцов так, как было задумано. Но ничего случайного не могло быть там, где за дело бралась Беатриче Маласпина, — в этом он уже убедился. Как и записная книжка, с ее изысканными в своей простоте рисунками, эти фотографии из альбома — что они означают? Зачем было прилагать такие усилия, чтобы спрятать от них четверых откровения башни? Имеют ли эти рисунки и записи в тетради какой-то дополнительный, более глубокий смысл? Вероятно, им этого никогда не узнать.

Он вздохнул, и вздох помог ему немного расслабиться, снял напряжение с плеч. Повинуясь интуиции, Марджори набрела на пишущую машинку. Инстинкт Джорджа подтолкнул его к мысли, что на этом этаже должна быть еще одна комната — в том пространстве, которое на других этажах было занято лестницей.

Физик обнаружил то, что искал, чисто случайно: ведя рукой по гладким изразцам, услышал щелчок — под его пальцами разомкнулся невидимый замок потайной двери, покрытой, как и стена, сверкающими кусочками керамики.

Дверь открылась на хорошо смазанных петлях, Хельзингер шагнул в нее и оказался в маленькой библиотеке, которую от пола до потолка занимали книги в кожаных переплетах: одни — очень большие, другие — размером с ладонь.

И каждая из них, понял Джордж, с почтительной осторожностью снимая с полки то одну, то другую, — сокровище.

В центре комнатки стоял круглый стол с лампой — стало быть, здесь, в отличие от остальной части башни, имелось электричество. Ученый не являлся коллекционером редких и экзотических книг; он не имел понятия, сколько могут стоить эти тома, но одни лишь названия были бесценны. Старинный, XVI века, экземпляр — конечно же, Данте. Старинный, украшенный миниатюрными заставками молитвенник. А также несколько раритетов: первое издание «Клариссы» Ричардсона, которую Джордж никогда не читал, иллюстрированный Вергилий и — к его радости — несколько научных трактатов.

Он понятия не имел, сколько времени провел там, погруженный в книги и иллюстрации, вдыхая мягкий запах кожи, наслаждаясь полнейшей тишиной и покоем. Это могли быть минуты, но Хельзингер чувствовал, что прошло много больше, — физик почувствовал это, когда его резко вернул к действительности звон гонга. Господи, да, верно, уже настало время обеда. Ученый посмотрел на часы. Так и есть.

Джордж вернул на полку книгу, в которую ушел с головой, и уже собрался поспешить из комнаты, когда взор его привлекла еще одна книга — лежащая на полу у двери. Он упрекнул себя за неуклюжесть. Какая небрежность — уронить на пол один их этих бесценных томов! Книга же могла пострадать. Что это за книга? Хельзингер не заметил ее, когда вошел, — его глаза были прикованы к полкам. Джордж наклонился и поднял ее.

Книга не была старой, переплет находился в прекрасном состоянии. На обложке присутствовал знакомый символ из его юности, и, еще даже не раскрыв книгу, ученый знал, что будет написано на титульном листе.

10

Пробежав последние несколько ярдов до моря, Делия бросилась в воду и с такой энергией устремилась прочь от берега, словно за ней гналась акула. Ей хотелось стряхнуть с себя волнение и тревогу, освободиться от проклятых фотографий, жить лишь сегодняшним днем, тем, что няня называла счастливым настоящим.

«Настоящий момент — это единственное, чем ты располагаешь, — любила она говорить, — поэтому никогда не желай, чтобы он поскорее прошел, и не живи вчерашним днем или завтрашним. Вчера уже прошло, а когда наступит завтра, оно уже превратится в сегодня».

Немного напоминало парадоксальные заявления Красной королевы из Зазеркалья. Беатриче Маласпина тоже была отчасти Красной королевой — могущественная, своенравная, непредсказуемая, заставлявшая других плясать под ее дудку. Может, у Алисы… Как там ее звали по-настоящему? Алиса Лидделл. Может, у той Алисы была тетушка, или бабушка, или гувернантка, похожая на Красную королеву? Может, Марджори стоит написать детскую книжку, где главным персонажем будет Беатриче Маласпина, — этакую страшилку, чтобы пугать на ночь маленьких детей.

Провались эта Марджори, с ее ненасытным интересом к чужим жизням! Дело даже не в том, что она отпустила какие-то неприятные замечания, — ее вопросы побудили Делию к самокопанию, чего она предпочла бы не делать.

Тео… одна только мысль о нем лишала день всех его красок. Какая жалость, свирепо думала Воэн, по-дельфиньи кувыркаясь в воде, ныряя на морское дно и взвихряя руками песок вокруг раковин, что Босуэлл тогда не задушил Фелисити! Делия вспомнила, как застала его в тот момент, когда он стискивал руками горло сестры.

Фелисити была уже без сознания. Что произошло бы, не вернись Делия случайно в гостиную за книгой?

— Это просто шутка, — отрезала тогда мать.

И девочка отчетливо услышала собственный голос, звонкий голос восьмилетки:

— Мне не нравятся шутки Босуэлла.

Она вынырнула на поверхность за глотком воздуха, а вместо этого хлебнула воды из накатившей волны. Смигнула воду, и когда замутненный взор прояснился, различила на берегу фигуру.

Люциус — это был он — махал ей, и Делия неспешным кролем поплыла в его сторону.

— Что случилось?

— Я собираюсь в город, позвонить. Хотите присоединиться?

— Мы не успеем. Туда ходьбы полчаса и столько же обратно.

— Успеем, если пойдем быстро.

Воэн прикинула.

— Ладно. Только мне надо переодеться.

— Мне нравится ваш купальный костюм, — заявил Уайлд, подавая ей полотенце, а затем — халат. — Я прежде вас в нем не видел. Вам идут такие цвета.

— Спасибо. — Странно, что он заметил. Большинство мужчин таких вещей не замечают.

— Поделитесь шуткой, — попросил Люциус, когда они шли по пляжу к тропинке.