Алексей Горбачев - Последний выстрел. Встречи в Буране

• Название: Последний выстрел. Встречи в Буране
• Автор: Алексей Горбачев
• Издательство: Южно-Уральское книжное издательство
• Жанр: О войне
• Год: 1967

Две повести объединяет книга — «Последний выстрел» и «Встречи в Буране». События первой из них происходят в дни войны. В центре — столкновение двух персонажей — молодого добровольца, будущего известного художника Дмитрия Гусарова и предателя Кузьмы Бублика. Только после войны настигает предателя заслуженная кара. Вторая повесть — о нашем времени. Врач Михаил Петрович Воронов приезжает в село Буран отдохнуть в семье брата — председателя колхоза, знакомится с жителями села. Но отпуск врача заканчивается неожиданно — ему приходится спасать жизнь любимого человека...

Алексей Михайлович Горбачев живет в г. Оренбурге. Он автор нескольких книг. Особенно полюбилась читателю его повесть «Сельская учительница».

---

Никто так не привлекает людей, как новый врач, о котором уже прошел добрый слух, и Михаилу Петровичу приходилось теперь туговато. Уставал он на амбулаторных приемах не менее, чем у себя в операционной.

На этот раз к нему вошел еще нестарый колхозник с фермы и цветисто пожаловался:

— Ноет, ровно гложет кто у меня коленку. А то еще стрельнет в поясницу — ни тебе встать, ни тебе лечь, как гвоздь какой в спине торчит, прямо спасу нету.

Михаил Петрович осмотрел говорливого пациента, подумал, что у того радикулит, лечение назначил, а после амбулаторного приема, не снимая халата, опять направился в палату к Лидии Николаевне. Он присел на табуретку и стал докладывать, кто приходил на прием и с чем, понимая, что это отвлекает ее от боли, от навязчивых мыслей о всевозможных осложнениях. Такие доклады тоже были своего рода лечением.

Она всегда выслушивала его с живой заинтересованностью и просила рассказывать о больных поподробней.

— Сегодня приходил Рыбников, — сообщил он о колхознике с фермы. — Что-то много у него жалоб...

— Неужели опять обострение? — забеспокоилась Фиалковская.

— Видимо, обострился радикулит.

— Радикулит? Нет, у него был бруцеллез.

— Вот как? — удивился Михаил Петрович. — А я заподозрил другое...

— Доктор Светов за такое подозрение в дым разнес бы вас на врачебной конференции.

— Да, да, забыл курс инфекционных болезней, хотя сдал когда-то на пятерку, — грустно признался он.

— Рассказывайте, кто еще приходил, какие диагнозы вы понапридумывали, — с улыбкой попросила она.

— Больная уже начинает посмеиваться над лечащим врачом? Это мне нравится: благоприятный признак, — говорил он, вглядываясь в ее чуть порозовевшее лицо.

В палату неожиданно вошел Синецкий в наброшенном на плечи не по росту коротеньком халате.

— Любуйся, Лида, я «москвича» тебе пригнал!

— Правда? Отремонтировал? — Она хотела приподняться, но Михаил Петрович вовремя удержал ее.

— Лежите, вставать нельзя.

— Но хоть посмотреть на «москвича» можно? Из окна он виден?

— Виден. Вон стоит, — кивнул на окно Синецкий.

Михаил Петрович и Синецкий вдвоем подняли кровать за спинки.

— Вижу, вижу, — восторженно проговорила Фиалковская, потом грустно добавила: — Машину легче вылечить, чем человека.

— Что ты, Лида, — горячо заговорил Синецкий. — И ты скоро встанешь. Михаил Петрович слово дал поднять тебя в рекордно короткий срок. И поднимет!

Она с улыбкой посмотрела на доктора, как бы спрашивая: это правда? вы давали такое слово? И тут же обратилась к Синецкому:

— Коробку скоростей заменил?

— Не только коробку, новый двигатель поставили! Кузов раздобыли у соседей. Не узнаешь ты своего старичка. Поскорее выздоравливай. Махнем с тобой на «москвиче» в Казахстан за утками.

Лидия Николаевна еще более оживилась и, кажется, готова была вскочить с постели, чтобы побежать к машине. Михаил Петрович радостно поглядывал на нее и думал, что Синецкий, пожалуй, хорошо придумал, подогнав к больнице отремонтированную машину.

Синецкий и Михаил Петрович вышли из палаты. Оглядывая больничный коридор, Синецкий удрученно говорил:

— Теснота здесь невообразимая.

— Поп жил — не жаловался.

— То поп, а тут колхозная медицина.

— В вашей же власти расширить возможности колхозной медицины, — заметил Михаил Петрович.

— Трудноватое дельце. — Синецкий почесал затылок.

— Но ведь каждому ясно — больница нужна.

— Верно, каждому ясно, — согласился Синецкий. — Но вы попробуйте доказать это хотя бы одному нашему председателю — не докажете. У него готов ответ: мое дело — хлеб, молоко, мясо. Другое — не моя забота. И не хочет он понимать очевидной взаимной связи между «тем» и «другим». В своих суждениях Иван Петрович, к сожалению, не одинок. Потому-то и ютится наша больничка в бывшем поповском доме. И это не от бедности, нет, строительство больницы мы смогли бы осилить без ущерба для хозяйства. Но...

— Извините, Виктор Тимофеевич, я плохо разбираюсь в ваших делах. Но если хотите знать, вот что странно и удивительно: почему же вы, секретарь партийной организации, не попытались убедить председателя силой партийного влияния? Неужели коммунист Воронов не подчинился бы воле своей организации.

— Рассуждая логически, вы правы. Но если взглянуть на это по-человечески, мы с Иваном Петровичем уж столько переломали копей, что их обломками можно было бы огородить весь Буран... Но о больнице, откровенно скажу, у нас речи не было. До меня только сейчас дошло, в каких скверных условиях приходится работать медикам.

— Жестокой же ценой вы меняете свое отношение к больнице.

— Да, цена жестокая, — признался Синецкий. — Мы вообще жестоко расплачиваемся за все наши большие и малые ошибки...

16

Если бы тихая речушка Буранка забурлила, разбушевалась да смыла бы в один миг все опрятные сельские домики, если бы Фиалковская вскочила с постели, пустилась бы в пляс и переплясала всех заядлых бурановских танцорок, — Михаил Петрович, кажется, не так удивился бы, как был удивлен неожиданным приездом операционной сестры Веры Матвеевны Косаревой. Она вошла в больницу — высокая, тонкая, с плащом, переброшенным через руку, с маленьким кожаным чемоданчиком. Вошла и сразу ахнула:

— Батюшки! Михаил Петрович, да на кого ж вы похожи? Да что же с вами тут сделали? Узнать невозможно, совсем похудели, кожа да кости! Уезжали, было шестьдесят восемь килограммов, теперь же и пятидесяти не наберется... Ну-ка, становитесь на весы.

Михаил Петрович рассмеялся. Это было так похоже на его операционную сестру! Еще не веря глазам своим, он смотрел на нее, изумленно спрашивая:

— Вера Матвеевна, вы? Да как же?

Вера Матвеевна поставила чемоданчик, поискала глазами, куда бы пристроить плащ. К ней подбежала Рита.

— Разрешите ваш плащ...

Вера Матвеевна подозрительно оглядела девушку, перевела взор на доктора, будто хотела отгадать, не эта ли куколка явилась причиной задержки доктора в Буране. «Да нет, больно молода для него», — успокоила она себя и передала Рите плащ.

— Садитесь, Вера Матвеевна, и рассказывайте, как вы здесь очутились? — допытывался крайне удивленный Михаил Петрович.

— Как, как... Села на самолет, пересела на другой и чуть ли не до самой деревни долетела. Попутчик хороший попался. Машину за ним к самолету прислали. Он меня прямо до больницы и довез, а сам дальше поехал. Вот и вся сказка.

— Но что вас толкнуло на столь странное путешествие?

Вера Матвеевна покосилась на Риту — разговор, дескать, не для посторонних. Михаил Петрович понял это и пригласил гостью в кабинет врача.

— Рассказывайте, — попросил он.

— Рассказ короткий. Вышла я после отпуска на работу. Вызвал меня Антон Поликарпович, показал ваши телеграммы. Ничего, говорит, не понимаю, зачем он там на целые две недели решил задержаться... Потом эта ваша дикторша звонила, с вами, говорит, по телефону разговаривала.

«Все-таки Тамара позвонила Антону... Эх, напрасно я с ней так грубо обошелся, трубку бросил», — огорчился Михаил Петрович.

Вера Матвеевна продолжала:

— Антон Поликарпович и говорит: «Берите командировку и поезжайте в Буран, разберитесь, что там произошло, и везите его скорей...» Вот я и приехала увезти вас. Теперь вы рассказывайте, что у вас?

— Несчастный случай. Пришлось оперировать. Вот халат. Идемте в палату, — пригласил Михаил Петрович. В палате он представил Веру Матвеевну Фиалковской. — Еще один медик пожаловал, беспокоясь о вашем здоровье.

Лидия Николаевна посмотрела на пожилую женщину и растерялась, не зная, что делать, что думать — ведь операционная сестра проделала вон какой путь. Зачем? Что это значит?

Вера Матвеевна не была бы Верой Матвеевной, если бы не сделала никаких замечаний. Наметанным глазом она окинула палату, покосилась на тумбочку и подоконник, где образовался «продовольственный склад», и хмуро спросила:

— Сёстры-то в больнице есть или нет? А нянечки? Что делают нянечки?

Как на грех, в палату заглянула Рита. — Ну-ка, мордастенькая, подойди сюда, — позвала ее Вера Матвеевна. — Ты скажи мне, кем здесь работаешь?

— Санитаркой, — робко ответила девушка, ошарашенная и тоном гостьи, и тем, что та назвала ее «мордастенькой».

— Какая же ты санитарка, — возмутилась Вера Матвеевна. — Ты хоть знаешь, что такое санитарка в больнице? Ты посмотри, что на тумбочке творится, на подоконнике. Да как же так можно!

Михаил Петрович улыбнулся, тронул Веру Матвеевну за локоть.

— Идемте, я определю вас на ночлег.

— Нет уж, Михаил Петрович, вы идите, а я с Лидией Николаевной посижу. И не смейте до завтра показываться в больнице. Я тут сделаю, что надо. История болезни есть? Вот и хорошо. Идите, идите, отдыхайте.