Евсей Баренбойм - Доктора флота

• Название: Доктора флота
• Автор: Евсей Баренбойм
• Издательство: Рига, «Лиесма»
• Жанр: О войне
• Год: 1985

Роман в двух частях рассказывает о судьбе четырех юношей, поступивших накануне Великой Отечественной войны в военно-морскую медицинскую академию. Ретроспективное повествование об их юности в стенах академии перемежается в романе главами, когда героям уже за сорок и наступило время подвести некоторые итоги.

---

— Это далеко?

— Сто двадцать километров.

От окошечка коменданта Миша отошел с тяжелыми предчувствиями. «А если и в Арзамасе я ее не застану?» Казавшаяся совсем недавно столь оригинальной и смелой идея догнать санитарный поезд и увидеть Тосю вдруг померкла, стала утопической, маловероятной.

Как значилось в расписании, пассажирский поезд на Арзамас уходил в пять часов дня. Терять восемь часом драгоценного времени Миша не мог. Со свертком под мышкой, где хранился сухой паек, он побрел по железнодорожным путям в поисках случайного попутного состава. Но, как назло, все поезда шли в других направлениях. Наконец, один кочегар посоветовал:

— Дуй, моряк, на сортировочную. Там быстрей найдешь.

Час спустя Миша сидел в кабине паровоза и ехал в Арзамас. Мимо на запад проносились военные эшелоны. Когда поезд стоял долго, машинист, пожилой, толстый, доставал из деревянного чемоданчика еду и, разложив ее перед собой, аппетитно причмокивая, звал Мишу:

— Угощайся, флотский.

Есть Мише не хотелось. Вид жующего машиниста раздражал его.

— Почему стоим? — нетерпеливо спрашивал он.

— А ты куда торопишься?

— У меня отпуск кончается.

Наконец, замелькали одноэтажные деревянные домишки, машинист затормозил:

— Прыгай. Прямо через путя жми. Там они, санитарные стоят.

Но на путях ни одного санитарного поезда не было. Миша снова отправился к коменданту. Комендант был морщинист и сед, по возрасту ему давно следовало быть генералом, по крайней мере, полковником, но на мятых погонах сиротливо блестели по две маленькие звездочки.

— Плохи твои дела, курсант, — сказал он, выслушав Мишу, попыхивая небольшой, прокуренной до черноты трубочкой. — Сто сорок восьмой санитарный четыре часа назад убыл на запад в направлении Ковров, Владимир, Москва. — Комендант говорил, сильно, по-волжски, окая. — Кто у тебя в этом поезде? Жена? Мать?

— Девушка, — помедлив, ответил Миша.

— Небось, всего раз и видел? — И, заметив замешательство на лице Миши, спросил весело: — Угадал? Один?

— Два, — неохотно ответил Миша. — Не понимаю только, какая разница?

Комендант рассмеялся, выбил трубку о каблук сапога:

— Ты прав, курсант, никакой. Хочешь, я тебя здесь с такой кралей познакомлю, что насовсем в Арзамас переедешь?

— Благодарю, — сухо ответил Миша. Ему было не до шуток. Заканчивались третьи сутки отпуска. В его распоряжении оставался только один день. Завтра надо собираться в обратную дорогу. Комендант сделался ему неприятен. Миша был уверен, что он ничем не захочет помочь.

— Разрешите идти?

— Подожди. — Некоторое время комендант молчал, внимательно изучая бумагу, которую достал из сейфа, потом сказал: — Через час мимо транзитом на Москву проследует эшелон. Пойдем, попросим начальника станции. Может, подсадит тебя.

Этот поезд, в отличие от двух предыдущих, мчался, почти не останавливаясь. Казалось, все услужливо уступали ему дорогу. Уже в одиннадцатом часу вечера, проведя в паровозе семь часов, Миша спрыгнул на малом ходу, помахал бескозыркой на прощанье машинисту и его помощнику и зашагал к вокзалу. Это была станция Владимир. Машинист не сомневался, что они давно обогнали санитарный поезд и именно здесь Мише следует его дожидаться. Однако предположения машиниста не оправдались. Вероятно, он скверно решал популярные в школе задачки с двумя поездами, движущимися в одном направлении. Сто сорок восьмой санитарный сорок минут назад проследовал мимо Владимира на станцию Петушки. Единственный поезд, следующий в попутном направлении, должен был прибыть сюда только глубокой ночью.

На скамьях в зале ожидания не нашлось ни одного свободного места. Миша вышел на привокзальную площадь. Было темно. Фонари не горели. В тусклом свете луны было видно, как, нахохлившись от ночной прохлады, спят на деревьях птицы. Миша свернул в сторону и без цели медленно пошел по пустынной в этот поздний вечерний час улице. Дверь одного из домиков распахнулась, изнутри на мокрую землю упал пучок света и на пороге с ведром в руках появилась старуха.

— Бабушка, не пустите немного отогреться и отдохнуть? — окликнул ее Миша.

Она вышла на крыльцо, затворила дверь, поставила ведро. Старуха была маленького роста, худая. Просторный ватник висел на ее плечах, едва не доставая колен.

— А чого ж? — сказала она и голос у нее оказался странно звонкий, молодой. — Заходь, хлопче. Мы сами с Украини эвакуировани. — Она ввела Мишу в тесную комнату, поставила перед ним миску холодной картошки в мундире, соль, достала из печи и налила в железную кружку вчерашнего остывшего чая. — Поишь, та лягай соби туточки на лавци. — И, снова накинув платок, уже взявшись за ручку двери, не удержалась, спросила, с удивлением рассматривая якоря на погонах, нашивки на рукаве: — Це ж воно ще? Нашивок богато. Ты адмирал, чи хто?

В углу на кровати лежал старик. Услышав разговор, он долго кашлял, потом, кряхтя, слез на пол, подошел к Мише, как был, в исподнем, седой, костлявый.

— Для адмиралу дуже молодый, — уверенно сказал он. — Яке твое звание?

— Адмирал, — ответил Миша.

— Я адмиралив бачив, — недоверчиво качая головой и продолжая рассматривать Мишу, проговорил старик. Сегодня днем кочегар неловко задел Мишу по лицу черенком лопаты и сейчас под глазом у него красовался изрядный синяк. Отремонтировать брюки он так и не успел. — Не походишь ты на них.

— Да я, дедусь, курсант, — рассмеялся Миша, довольный, что его и в таком виде хозяева приняли за адмирала. — Рядовой Швейк.

Когда немного подремав на лавке, он снова оказался на перроне, скорый поезд Горький-Москва уже подходил к станции. Посадки не было, и поэтому проводники даже не открывали дверей вагонов. Едва поезд тронулся и стал набирать скорость, Миша вскочил на подножку предпоследнего вагона. Несколько минут он стоял на ступеньке, стараясь отдышаться и прийти в себя. Встречные потоки холодного ночного воздуха пробирали насквозь, срывали с головы бескозырку. Миша натянул ее на самые брови, зажал в зубах ленточки и начал стучать в закрытую дверь вагона сначала локтем, а потом и ногой. Под мышкой у него был сверток с сухим пайком. Но, странное дело, никто не отпирал. То ли пассажиры спали и не слышали стука, то ли проводница не хотела пускать в вагон безбилетного пассажира. Удерживаться на подножке на быстром ходу становилось все труднее. Ветер так и норовил оторвать вцепившиеся в поручни Мишины руки и сбросить его вниз, где с головокружительной частотой мелькали шпалы и жутко темнел уходящий под насыпь обрыв. Миша вновь и вновь, собрав последние силы, стучал в дверь головой и ногами, кричал:

— Откройте! Сволочи, откройте!

Сверток с пайком выскользнул из-под руки и исчез в темноте. Полил дождь. Сначала редкий, небольшой, он превратился в грозу с оглушительным громом и молниями. Потоки воды обрушились на Мишу. Тельняшка и брюки прилипли к телу. Стучать и кричать он перестал. Все равно в этом адском грохоте и шуме падающей воды ничего не было слышно. Ему казалось, что он теряет последние силы и сейчас свалится на полном ходу под откос в эту страшную, не имеющую дна темноту. Его начал бить озноб. Но что это? Бег поезда стал понемногу замедляться, замелькали станционные постройки и поезд, наконец, остановился. Миша с трудом разжал судорожно вцепившиеся в поручни пальцы, буквально сполз на перрон и несколько минут сидел у самого вагона на мокром асфальте, не замечая продолжающегося дождя, не видя пробегавших мимо пассажиров. Состав дрогнул и покатился. Освещенные окна сначала били в Мишу короткими выстрелами вспышек, потом прострочили пулеметной очередью. Перрон опустел. Только тогда Миша с трудом встал и медленно пошел к зданию вокзала. Станция называлась Петушки.

Стоял тот ранний утренний час, когда вокруг было еще темно, но небо на востоке уже начало светлеть, становиться бледно-серым. Это еще не был свет солнца, а лишь легкое отражение его от облаков. Поэтому он казался неживым, мертвым. Именно в этот момент Миша увидел санитарный поезд. Он стоял чуть в стороне на запасных путях без паровоза. На промытых недавним дождем стенах вагонов были заметны красные кресты. Может это был вовсе не сто сорок восьмой поезд, а какой-нибудь другой? С его везением могло статься и такое. Три ночи Миша не спал. Голова гудела, ноги и руки были точно не свои, тяжелые, налитые кровью. Он опустился на рельсы, закрыл глаза и незаметно задремал.

— Эй, — раздался над головой женский голос. — Чего спис на путях, моряк? Или здёс кого?

Миша очнулся, с трудом разлепил глаза. Перед ним стояла коренастая узкоглазая санитарка — ненка, которая ухаживала за ним, раненым, в санитарном поезде. Он сразу узнал ее.

— Привет, Маруся, — сказал он. — Не помнишь меня? Это я — Миша. Мне нужна Тося Дивакова.

— Ой, Миса, — всплеснула руками Маруся. — Сецас позову.