Филип Дик - Лейтесь, слёзы...

• Название: Лейтесь, слёзы...
• Автор: Филип Дик
• Издательство: Ред Фиш. ТИД «Амфора»
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 2005
• ISBN: 5-483-00044-7

Philip K. Dick Flow My Tears, the Policeman Said 1974

Филип К. Дик «Лейтесь слезы…» // пер. с англ. — М.Кондратьев

Будущее. Ясон Тавернер — крупнейшая звезда телевидения, ведущий популярнейшего шоу, человек, успешный во всем — даже в своих мелких неудачах. Шикарные пентхаусы, великолепные костюмы, блистательные любовницы, невероятная карьера — весь мир принадлежит ему, и он доволен тем, как этот мир устроен.

Но однажды он просыпается и узнает, что больше не существует. Его документы оказываются подделкой. Его не узнают ни фанаты, ни знакомые, ни самые близкие люди — как будто его никогда не было.

И некогда прекрасный мир поворачивается к нему совершенно другой стороной…

«Лейтесь, слезы» — это роман из эпохи расцвета творчества Филипа Дика — расцвета, не замеченного читателями и повлекшего за собой глубочайшую депрессию, с которой писатель боролся несколько лет. Лишь после смерти Дика, когда общественная мысль вдруг обнаружила, что мир лишился незаурядного мыслителя и философа, читатели начали возвращать Дику то, что задолжали…

---

Черный человек смотрел на него.

Бакман пошел к черному человеку. Черный человек не отдалился; он просто стоял, где стоял. Бакман простер к нему руки, обнял черного человека и притянул к себе. Черный человек хмыкнул от удивления. И тревоги. Оба молчали. Так они стояли несколько мгновений, а затем Бакман отпустил черного человека, повернулся и нетвердой походкой направился обратно к своему шустрецу.

— Подождите, — сказал черный человек.

Бакман резко развернулся к нему лицом.

Некоторое время черный человек, дрожа, колебался, а затем сказал:

— Вы не знаете, как мне добраться до Вентуры? До тридцатой воздушной трассы? — Он помолчал. Бакман не ответил. — Это милях в пятидесяти к северу отсюда, — продолжил черный человек. — Бакман опять ничего не сказал. — У вас есть карта этого района? — спросил черный человек.

— Нет, — ответил Бакман. — Мне очень жаль.

— Я спрошу на заправке, — сказал черный человек и еле заметно улыбнулся. Застенчиво. — Знаете… рад был бы с вами познакомиться. Как вас зовут? — Черный человек ждал долго, но безуспешно. — Вы не хотите мне сказать?

— У меня нет имени, — ответил Бакман. — По крайней мере, сейчас. — Сейчас ему даже думать об этом было невыносимо.

— Вы какой-нибудь служащий? Вроде встречающего? Или вы из Торговой палаты Лос-Анджелеса? Я там разговаривал с несколькими чиновниками. Очень мило.

— Нет, — сказал Бакман. — Я сам по себе. Как и вы.

— Ну, у меня все-таки есть имя, — сказал черный человек. Ловким движением он выхватил из внутреннего кармана пальто твердую карточку, которую затем передал Бакману. — Монтгомери Л. Хопкинс, если угодно. Взгляните на карточку. Не правда ли, славно отпечатала. Мне нравится такой шрифт. Эти карточки мне обошлись в пятьдесят долларов за тысячу. Из-за предварительного соглашения не допечатывать цена вышла специальная. — На карточке бросались в глаза крупные заглавные буквы — черные и рельефные, очень красивые. — Я занимаюсь производством недорогих наушников аналогового типа с обратной биосвязью. В розницу они идут дешевле чем за сто долларов.

— Заезжайте ко мне в гости, — предложил Бакман.

— Позвоните мне, — сказал черный человек. Затем, медленно и твердо, чуть громче, добавил: — А знаете, такие вот места, такие вот автозаправки, где все управляется монеткой, поздними ночами наводят уныние. Как-нибудь потом мы непременно побеседуем. В каком-нибудь уютном местечке. Я очень вам симпатизирую и понимаю, как вы себя чувствуете — когда такие вот места нагоняют на вас тоску. Я почти всегда заправляюсь по пути домой с фабрики — так, чтобы мне не приходилось останавливаться здесь ночью. А ночные вызовы бывают у меня по нескольким причинам. Да, я очень хорошо понимаю, вы сейчас пали духом — так сказать, угнетены. Поэтому вы и передали мне ту записку, смысл которой, боюсь, тогда до меня не дошел, но теперь-то я хорошо понимаю. А потом вы захотели ненадолго меня обнять — знаете, немного по-детски, как сделал бы ребенок. В моей жизни бывали время от времени такие побуждения — или стоит сказать «импульсы»? Мне сейчас сорок семь. Да-да, я понимаю. Вам не хочется так поздно ночью оставаться одному, особенно когда так не по сезону холодно, как сейчас. Да-да, я полностью согласен — вы теперь просто не знаете, что сказать, потому что внезапно повиновались иррациональному импульсу, не задумываясь о конечных последствиях. Но не волнуйтесь, все в порядке, я прекрасно все понимаю. Прошу вас, не волнуйтесь ни капли. Вы непременно должны ко мне заглянуть. Вам понравится мой дом. Он очень славный. Познакомитесь с моей женой и детишками. У нас трое детишек.

— Обязательно, — кивнул Бакман. — Я сохраню вашу визитку. — Достав бумажник, он положил туда карточку. — Спасибо.

— Пойду посмотрю, готов ли мой шустрец, — сказал черный человек. — У меня ведь и масло кончалось. — Он поколебался, направился было прочь, но затем вернулся и протянул Бакману руку. Двое мужчин обменялись кратким рукопожатием. — До свидания, — сказал черный человек.

Бакман смотрел, как он уходит. Расплатившись на заправке, черный человек забрался в свой слегка потрепанный шустрец, завел его и стал подниматься во мрак. Пролетая над Бакманом, черный человек отнял правую руку от руля и помахал на прощанье.

Доброй ночи, думал Бакман, молча маша в ответ застывшими от мороза пальцами. Затем он снова забрался в свой шустрец поколебался, чувствуя немоту в теле, выждал и, наконец, не глядя захлопнул дверцу и запустил мотор. Считанные секунды спустя он уже взвился в небо.

Лейтесь, слезы мои, подумал он. Первый в мире фрагмент абстрактной музыки. Джон Дауленд. «Вторая лютневая книга». Год 1600-й. Непременно проиграю этот диск на новом мощном квадрофонографе, когда доберусь домой, решил Бакман. Дома, где музыка сможет напомнить мне про Алайс и про всех остальных. Дома, где будет играть симфония, где будет гореть камин, где будет тепло-тепло.

Еще я поеду и заберу моего мальчугана. Завтра же рано утром полечу во Флориду и заберу Барни. Отныне он будет жить со мной. Мы будем вместе. И наплевать, какие там окажутся последствия. Хотя теперь никаких последствий не будет, все кончено. Опасности больше нет. И так будет всегда.

Шустрец Бакмана словно крался в ночном небе. Будто какое-то раненое, полуживое насекомое. Неся своего хозяина домой.

Часть четвертая

Hark! you shadows that in darkness dwell,
Learn to contemn light.
Happy, happy they that in hell
Feel not the world’s despite.[4]

Эпилог

Судебный процесс по обвинению Ясона Тавернера в предумышленном убийстве Алайс Бакман был загадочным образом спущен на тормозах и закончился вердиктом о невиновности, что отчасти объяснялось блестящей адвокатской поддержкой, обеспеченной Эн-би-си и лично Биллом Вольфером, а также тем простым фактом, что Тавернер этого преступления не совершал. Никакого преступления, собственно говоря, и не было. Первоначальное заключение коронера подверглось пересмотру, который завершился отставкой коронера и заменой его более молодым коллегой. Телевизионные рейтинги Ясона Тавернера, упавшие до низкой отметки во время процесса, подскочили одновременно с вердиктом, да так, что в итоге аудитория Тавернера составила уже не тридцать, а тридцать пять миллионов.

Дом, которым совместно владели и где жили Феликс Бакман и его сестра Алайс, несколько лет находился под туманным правовым статусом. Дело было в том, что Алайс завещала свою долю собственности одной лесбиянской организации под названием «Сыны Кариброна» со штаб-квартирой в Лис-Саммит, штат Миссури, а сие почтенное общество пожелало превратить дом в пристанище для нескольких своих святых. В марте 2003 года Феликс Бакман продал «Сынам Кариброна» свою долю собственности и на полученные деньги вместе со своими многочисленными коллекциями перебрался на Борнео, где жизнь дешевле, а полиция любезней.

Эксперименты с наркотиком мультипространственного включения КР-3 были официально прекращены в конце 1992 года из-за его токсических свойств. Однако полиция еще несколько лет втайне опробовала его на обитателях исправительно-трудовых лагерей. Но в конце концов из-за возникновения широкомасштабных угроз общего порядка министр обороны приказал полностью ликвидировать проект.

Годом позже Кати Нельсон достоверно узнала (а главное — согласилась с известием) о давней смерти своего мужа Джека, как и твердил ей Макнульти. Осознание этого события ускорило ее очевидный психотический срыв, и Кати снова поместили в больницу — на сей раз, к счастью, куда менее стильную, чем Морнингсайд.

В пятьдесят первый и последний раз в своей жизни Рут Рей вышла замуж за престарелого, толстобрюхого и, несмотря на постоянные нелады с законом, преуспевающего торговца оружием, проживавшего в нижнем Нью-Джерси. Весной 1994 года Рут умерла от передозировки алкоголя, принятого вместе с новым транквилизатором под названием френазин. Судя по всему, она не учла угнетающего влияния френазина на центральную нервную систему, а также на блуждающий нерв. К моменту своей смерти Рут весила девяносто два фунта — результат тяжелых и хронических проблем с психикой. Так и не удалось выяснить, была эта смерть результатом несчастного случая или умышленного самоубийства; в конце концов, препарат был сравнительно нов. Супруг Рут Рей, Джек Монго, к тому времени уже сильно погрязший в долгах, пережил ее едва ли на год. Ясон Тавернер пришел на похороны своей бывшей любовницы и чуть позднее, на торжественной церемонии поминок, познакомился с подружкой Рут по имени Фэй Кранкхейт, союз с которой продлился у него аж два года. От нее Ясон узнал, что Рут Рей периодически подключалась к сексети; это помогло ему понять, почему она стала такой, какой он встретил ее в Вегасе.