Тит Кар - О природе вещей

• Название: О природе вещей
• Автор: Тит Кар
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Античная литература
• Год: 1983

В знаменитом произведении римский поэт Тит Лукреций Кар (I в. до н. э. ) в поэтической форме излагает свое материалистическое мировоззрение.

---

Одной общей природы у мира нет. Общая природа мира — сочетание четырех стихий: земли, воды, огня и воздуха, — об этом писали поэты Ксенофан и Эмпедокл. Вот где поэзия, кажется, в своей стихии! А кстати, что такое стихия? — Да то, что мы только что перечислили: огонь, ветер, вода, земля. Пожар, землетрясение, ураган, наводнение мы называем стихийными бедствиями. Привычное местопребывание для птиц — воздух, для рыб — воду, для зверей — землю мы называем их родной стихией. А что значит само слово «стихия»? Откуда оно взялось? Происходит слово «стихия» от греческого слова «стойхенон», что значит по корневому смыслу «составная часть», а обозначалась им буква в греческой письменности. У римлян то же самое обозначалось латинским словом «элементум» — знакомое нам обозначение «элемент». Вода, огонь, земля, воздух стали стихиями как раз тогда, когда они были признаны составными элементами природы вещей.

Итак, истинная природа этого многообразного мира — не большое, единое всеобъемлющее материнское тело, извергающее из себя вещи, отличные только тем, больше или меньше досталось им этого материнского вещества, плотнее или разреженной наполнены этим веществом их видимые оболочки, — природа уже не порождение, а построение. Элементы, как воины в строю, производя перестроения и перегруппировки, создают все новые и новые вещи. Но солдатам кто-то должен дать команду сомкнуться или разомкнуться. Взаимным расположением стихий огня, воздуха, воды и земли правят поочередно, превозмогая друг друга, Любовь и Вражда; нет ни рождения, ни смерти, нет ни единой вещи — существуют лишь временные стечения неизменных и бессмертных элементов, — такова разгадка природы, сочиненная Эмпедоклом.

Основанная на началах множественности картина природы, изображенная у Эмпедокла, не сразу утвердилась в сознании античного человека. Еще Гомер говорил:

Нет в многовластьи добра, единый быть должен властитель.

Греческая философия искала способы совместить представление об элементарном строении природы с традиционным идеалом единовластия и однородности. Если природу каждой вещи определяет ее внутренний склад, взаиморасположение составляющих ее стихий, то этот внутренний склад — по-гречески он называется «логос» — и есть распорядитель природного космоса. Этим же словом «логос» обозначалась у греков и складная человеческая речь, причем понятая не как бессмысленное звучание голоса, но как членораздельное выражение отчетливо сформулированной мысли. Перед рядом стихий Логос мог выступать и как заданный им строй, и как самая команда строиться так, а не иначе, и как та мысль, сообразно которой дано было распоряжение. Более того, Логос космоса для чуткой души звучит как обращенная к человеку речь. Природа, которая любит скрываться от взора, через посредничество Логоса вещей говорит с человеческой душой, и если за своей многообразной причудливой наружностью, как у сфинкса, льво-птице-девы, природа скрыта от человека, то каждым своим словом сфинкс раскрывает истину, все его загадки — разгадки бытия, — такую поэму о природе вещей сочинил Гераклит. Его природа состоит из тех же стихий огня, воздуха, воды и земли, но ему эти четыре стихии видятся переменчивыми ликами одной единой стихии огня. Чувственные впечатления обманывают нас, — говорил он, — учитесь умом видеть и умом слышать, внимайте Логосу космоса и логосу человеческой мысли, воплощенному в слове, в глаголе, — вот почему поэзия Гераклита ищет не зрительных образов, а словесных созвучий, его речь о природе еще более загадочна, чем сама природа, уже в древности Гераклита прозвали «темным» и «плачущим» философом — за то, что на привычный нам мир он смотрел мрачно, как на непрерывную смерть всего, что, вечно изменяясь, погибает, едва успевая возникнуть.

«Смеющимся» философом прозвали Демокрита, потому что его взгляд за текучестью вещей проницательно усмотрел такое постоянное, неизменное и неделимое, которое помогло человечеству разгадать загадку сфинкса раз и навсегда, причем с помощью той самой отгадки, от которой сверглась со скалы фиванская мучительница — сфинкс Эдипа. Самая главная загадка природы — человек.

У Демокрита составными элементами всех вещей становятся мельчайшие неделимые тела, их уже не четыре, а бесконечное множество; как буквы в азбуке, они различаются очертаниями, а разнообразие вещей, как разнообразие слов на письме, создается переменой их сочетания и взаимного расположения. Неделимое по-гречески называется «атом», по-латыни — «индивидуум». Безоговорочное, почти механическое уподобление физического атома личности человека мы встретим у Эпикура, философа послеаристотелевской поры, продолжавшего и развивавшего атомистическое учение о природе. Но уже у Демокрита в изображении атома есть черты, недвусмысленно говорящие о том, что сознательно или бессознательно мыслитель-художник держал в памяти человеческий прообраз. Человеческая индивидуальность начинает выделяться из общей людской массы не раньше того, как в толпе мы начинаем различать отдельные лица. Атомы Демокрита — это плотные, изначальные и вечные тела с индивидуальной физиономией — они отделяются мыслью друг от друга, поскольку они различны по своему внешнему виду, по форме. Внешний вид, форма вещи, обозначается по-гречески словами «эйдос» и «идея». Атомы Демокрита, которые он называл также «идеями», — это первые элементы постижимого различия. Зачем же атомам внешние различия, если они так малы, что никакое восприятие не способно ощутить ни этих различий, ни даже самих атомов? Но ведь атомы — это телесные начала в противоположность пустоте, а чем тело явственнее всего отличается от пустоты? — Тело ощутимо, пустота — нет. И тело приобретает ощутимую индивидуальность, хотя бы и некому было ее ощущать. Но тем самым человек делает очень важное признание: ощутимый мир остается тем же даже тогда, когда прекращается ощущение, мир бодрствующего сознания и мир угасшего сознания — один и тот же.

Слепой мудрец — излюбленная фигура античных преданий. Прозревший мыслью Эдип ослепляет свои неразумные очи. Отец всякой мудрости Гомер слеп, и оттого он видит дальше и глубже, чем многие зрячие. Пусть мир обманчив, но природа вещей, что постигается мыслью, есть, эта поистине сущая природа получает название бытия в отличие от воспринимаемого чувствами явления. Парменид, написавший вслед за Ксенофаном поэму в гексаметрах «О природе», заложил краеугольный камень европейской философии своим утверждением «мысль и бытие — одно и то же».

Мысль говорит нам о единстве всего мира, значит, первое, что мы можем сказать о бытии мира, это то, что бытие едино, поэтому существует Одно-единственное-единое бытие,

оно нерожденно, несмертно.
Цельно, единородно, недвижно, полнопредельно,
Не было и не будет, но есть, но ныне, но вкупе,
Слитно, едино, —

а небытия нет. Но если нет ничего, кроме этого одного единственного единого бытия, то какая сила может заставить его развернуться на множество воспринимаемых чувством вещей? Солнце, луна, земля — есть или нет? Поистине или нет существует один человек в отличие от другого человека? По Пармениду, истинно существует одно бытие, но не истиной единой жив человек, человек живет мнением; все, что мы можем построить на фундаменте единственной истины, будет ближе к ней или дальше от нее, но это будет уже мнением, истина же одна: бытие.

Парменид как бы вовсе отнял у философии способность разрешить загадку мира, но зато он помог мышлению осознать себя в отличие от чувства, а еще — он помог философии определить границы природы. Как истинное бытие природа стала единым целым, всеобъемлющим и единичным.

Парменид допускал одну лишь истину, по Демокриту получалось, что истины нет и вовсе — ибо атомы Демокрита, как буквы в ящике наборщика, готовы были сложиться в любое слово, рассыпаться опять и вновь сложиться в другое слово, по-прежнему без смысла и без цели. И у того, и у другого мыслителя загадка природы становилась человеческим домыслом.

Так, «может статься, никакой от века загадки нет и не было у ней»? Но ведь для человека загадка природы никогда не бывает загадкой только природы, она имеет смысл прежде всего постольку, поскольку она есть загадка человека — чудовище ли он, замысловатее и яростнее Тифона, или же существо более простое и по природе своей причастное какому-то божественному уделу? — как говорил Сократ в начале платоновского «Федра», философ, решившийся познание вещей начать с самого себя.

«Природа — не храм, а мастерская», — бросивший эти слова тургеневский герой вряд ли понимал, что природу по образу мастерской живо представили за много столетий до него Сократ, Платон и Аристотель. Загадка природы не просто в том, что за многоразличием отдельных пород мысль усматривает некоторое общее единство, загадочно уже то, что за непременно существующими отличиями одного дерева от другого, одной маслины от другой, одной телеги, одного челнока от других, носящих то же имя, человеческий ум схватывает общность единой породы. Внутри одной породы сходных черт больше, чем отличий, между разными породами больше различия, чем сходства, но и тут людское обыкновение усматривает то, что оно именует растением, орудием, семенем или плодом. Не говоря уже о таких вещах, как высота, теплота, доброта — есть они в природе или их нет вовсе? Для решения этой загадки Сократ предложил аналогию из быта мастерской скульптора, кузнеца, сапожника — кого угодно. Еще только приступая к работе, ремесленник видит свое изделие готовым, причем этот умственный образ вещи, по-гречески «идея» ее, всегда остается более совершенным, чем выходит на поверку готовое произведение — то рука подведет, то материал, но несовершенство сделанной вещи никак не умаляет совершенства ее идеального образца. И все эти более или менее удачные челноки, кувшины, плащи, повозки называются и считаются таковыми постольку, поскольку они видом своим подобны своему прообразу, и до тех пор, пока они способны отвечать своему назначению. Если предположить, что наш мир — не порождение неведомого гиганта и не случайное скопление груды бескачественных или однокачественных частиц, а произведение большого мастера, становится ясным, почему каждая порода в этом мире имеет облик, наилучшим образом отвечающий ее потребностям, почему сходный вид имеют предназначенные для одной цели вещи, почему, наконец, такое важное место в мире занимает человек — существо, наделенное душой и разумом, способное усматривать за каждой бренной вещью ее нетленный образец и путем рассуждения приходить к постижению Логоса мироздания. Как смысл слова не складывается из смысла составляющих его букв, а выступает по отношению к ним новой неделимой целостностью (на вопрос, кто есть Сократ, не будем же мы перечислять по порядку С, О, К, Р, А, Т), так и природа вещи, ее идея, не тождественна структурному расположению составляющих ее элементов, вещь имеет природу, поскольку она прирождена к чему-то, как любое произведение ремесла имеет форму и структуру, приспособленную к выполнению своего назначения.