Владимир Контровский - Криптоистория Третьей планеты

• Название: Криптоистория Третьей планеты
• Автор: Владимир Контровский
• Жанр: Боевая фантастика

История человечества полна загадок. И очень много в ней случайностей, которые при ближайшем рассмотрении принимают очертания закономерностей. Историю человечества творят не только люди — на планете под названием Земля сталкиваются могущественные иномировые силы.

Почему погиб адмирал Макаров, и почему была проиграна русско-японская война? Кто повлиял на ход и исход Первой Мировой войны, и что случилось в России в 1917 году? Только ли на Земле шла Вторая Мировая война? Как появилось ядерное оружие и почему его первой не получила фашистская Германия? К чему ведут игры с огнём, и кто удерживает человечество на краю пропасти? Что взорвалось над тунгусской тайгой в 1907 году и кем был Владимир Высоцкий? Чего добиваются мессии Иных Миров? Что за Эксперимент был запущен на нашей планете шесть тысяч лет назад? Но основной вопрос «Что ждёт людей, и какой путь выберет человечество?» пока остаётся без ответа.

Погибшие в небе Земли возвращаются, раз за разом воплощаясь в людях разных эпох, от Карфагена до наших дней, и пытаясь найти друг друга.

---

— О Владычица Ночи! — мысленно вопрошает жрица. — Я не понимаю того, что явила мне воля твоя …

— Внимай, дочь магии, — приходит беззвучный ответ.

…Земля тёплая, и трава мягкая, и так приятно раскинуть усталое тело на этом роскошном ложе. Ты сделала своё дело, Зелёная Мать, твои силы живыми каплями истекли в этот Мир. Трансмутация запущена, и через несколько поколений — ничтожнейший отрезок Всемогущего Времени — полулюди станут людьми. Выпрямятся спины, черты лиц примут законченность и совершенство, дремлющий Разум проснётся и начнёт долгий-долгий Путь Восхождения. Ты свершила Предназначенное, Дарительница Жизни, оплодотворяющая Сущее, и теперь можешь уйти с лёгким сердцем.

Звенят еле слышные хрустальные колокольчики, и смежаются веки, и сладко засыпать, погружаться в баюкающую истому с осознанием Исполненного…

— Смотри, смотри дальше, — звучит в сознании женщины с именем ночной птицы.

…Острые камни, острые, словно зубы дракона. Впереди каменная осыпь вздыбливается, вздымается вверх скальным монолитом, и от утёса веет Злом, злом и разрушением. Гнездо — имя, пахнущее Смертью. Ты не одна, рядом другие, и ваша цель — Гнездо — перед вами. Поток голубых молний врезается в скалу, пахнет горелым камнем, сыпятся обломки, и летят расплавленные брызги, и дрожит горячее марево над утёсом — ставшая видимой защита Вечных Врагов.

Каменную шкуру подёргивает сеть мелких трещин. Трещины растут, пересекаются между собой, углубляются; и вдруг с рвущим слух грохотом лавина камней обрушивается, — содрогается твердь, — обнажая чёрный купол, таящийся под гранитными пластами.

Ты летишь над землёй, и голубой клинок в твоей руке, и горячит кровь предвкушение битвы. Чёрный купол раскрывается-распахивается, словно взрезанный диковинный плод, чудовищные лепестки опадают, и навстречу течёт мрак — не ночная темнота, сулящая покой и отдых (и любовь!), а Извечный Мрак, стремящийся поглотить Свет. И в сердце мрака проступают чёрные фигуры — ещё более чёрные, нежели породившая их тьма. Несущие Зло — и чёрные лезвия поднимаются, и оживают, и светятся багровым…

…Две волны магии сшибаются, и вздрагивает Мир, до основ своих потрясённый схлестнувшимися Силами. Кровь, горячая алая кровь сочится между твоими пальцами, сжавшими древко чёрной стрелы, впившейся тебе под левую ключицу. Яд — Чёрный Яд, — и ты силишься превозмочь его злую мощь, подчиняющую и подавляющую. И разгорается у сердца жгучее пламя, и ширится, и расползается. Убежать в смерть, пока не стало слишком поздно, пока не состоялось Обращение, пока оно не затронуло Душу…

…Гаснет свет, и последнее, что ты успеваешь заметить — алый росчерк, пронзивший небо неведомого Мира. Мстители пришли на помощь, и можно уйти бестревожно: Гнездо рухнет, Маги-Воители не бросают начатого на полпути…

— Что это было, Царица Тьмы?

— Минувшее. Твоё минувшее.

— Зачем? Я взывала к тебе с мольбой спасти Кар-Хадташт …

— Город обречён, как обречены — все и всегда! — припавшие к стопам Кровавых Богов. Но тебе уже нет до него дела, сестра. Искупление закончилось. Иди ко мне. Чёрный Яд покинет твою Душу — за прошедшие года мы многому научились …

— Я не понимаю, Мать Ночи …

— Ты ошибаешься: я не Танит. Ничего, ты скоро всё поймёшь. И вспомнишь…

* * *

Светает. На фоне светлеющего на восходе неба заострённые верхние концы брёвен частокола кажутся зубами исполинского чудовища, забравшегося в наши края и разинувшего пасть в ожидании кровавой трапезы. Ничего, мы вырвем зверю эти зубы…

Предрассветная сырость забирается под одежду; мех звериных шкур, в которые мы закутаны, сделался серебристым от множества капелек росы. Лезвия топоров и наконечники копий мокры — что ж, скоро их обильно смочит совсем другая влага. Меня пробирает лёгкая дрожь, и вовсе не от утреннего холодка. Ничего, так и должно быть: истинный воин не тот, который не боится, а тот, который не позволяет страху завладеть собой.

Над частоколом чуть шевельнулась человеческая фигура в латах, древко копья легло на брёвна. Я знаю, что сейчас чувствует враг — усталость и расслабленность. Самый лучший воин не может находиться в состоянии напряжения и готовности к битве долгие часы, тем более ночные. Особенно тогда, когда всё вокруг тихо и спокойно, когда ничто не предвещает опасности, и ничто не говорит о том, что совсем рядом, в густых травах, неподвижно таятся сотни и тысячи вооружённых людей, изготовившихся к броску. Нападать всегда легче, чем обороняться — нападающий выбирает время и место атаки, а обороняющийся вынужден предугадывать действия противника или защищать все свои уязвимые места. В первом случае тому, на кого нападают, нужно быть или величайшим полководцем, или магом; во втором — располагать поистине несметным войском. Так что…

Троекратный крик сойки. Сигнал! Тело само — как будто я долгие-долгие годы ничем другим и не занимался — делает единственно правильные движения. Стрела — я держал её в зубах — падает на тетиву; лук пружинит, подчиняясь вздувшимся мускулам; миг — и тонкий росчерк оперённого древка пересёк человеческий силуэт на бревенчатом валу.

За моей стрелой быстрыми птицами порхают другие, воздух наполняется гудением тетив и щёлканьем врезающихся в дерево гранёных наконечников. Но именно моя стрела — я вижу это — впивается солдату под самый подбородок, разрезав ремешок шлема-каски.

Луга вокруг укреплённого лагеря ожили. Живая человеческая волна, прошитая блеском железа, катится к частоколу. Молча — время боевых кличей ещё не наступило. Зачем будить спящих в палатках — пусть их сон незаметно сделается вечным!

Но они всё-таки проснулись — не все пущенные нами стрелы безошибочно нашли цель. Кто-то из уцелевших часовых поднял тревогу, и теперь там, внутри, за рвом и оградой, нарастает шум и лязг оружия. Быстро же они спохватились…

Лавина воинов в клепаных шлемах и волчьих шкурах с разбега бьётся в частокол. Ров не стал преградой — его в несколько мгновений завалили заранее припасёнными вязанками хвороста. Арканы чёрными змеями захлёстывают верхушки брёвен, и по ним, упираясь в бревенчатую стену ногами, уже проворно карабкаются самые проворные и самые отчаянные. Но главный удар направлен по воротам — по обоим сразу (в полевых лагерях солдат Империи всегда двое ворот — в передней и в задней стене укрепления).

Тяжеленное бревно — ствол могучего дуба, освобождённый от ветвей и разогнанный соединёнными усилиями нескольких десятков сильных воинов, — врезается в полотнище ворот. Настоящие крепостные ворота, окованные для прочности железными полосами, выдержали бы удар нашего самодельного тарана, но эти — эти не устояли.

Полководцы могучей Империи хорошо усваивают кровавые уроки. В следующий раз они будут гораздо осторожнее выбирать места для своих стоянок и уж, во всяком случае, выжгут траву и кусты на два полёта стрелы от воздвигаемого частокола, но сейчас мы захватили их врасплох. Привыкшие побеждать варваров, дошедшие от пролива до наших холмов, они забыли одно из основных правил войны: «Никакого врага не следует недооценивать, тем более врага, с которым сталкиваешься впервые».

…Железный лязг, треск щитов, вопли дерущихся и крики раненых. К небу рвётся дикий воинственный клич моего народа — теперь время кличей пришло. Мы валим шатры и протыкаем копьями шевелящиеся под тканью тела. Но большинство солдат успели всё-таки вооружиться — хорошие воины! — и встречают нас клинками. Хорошо ещё, что в латы успели облачиться немногие, да и в проходах между палатками не построишься. И ещё — солдат врага почему-то меньше, чем должно бы быть, если судить по количеству шатров. Что-то тут не так…

…Этот воин оказался достойным противником — наверно, он видел много битв. Свистящее лезвие меча обдало мне щёку холодным ветром, пролетев от неё на расстоянии пальца. А я — я не промахнулся, мой топор вошёл солдату точно между глаз. Так я взял жизнь моего второго врага…

Мы давим, берём яростью напора. И числом — врагов действительно оказалось гораздо меньше, чем предполагали вожди, научившиеся оценивать силы противника по размерам их укреплённых лагерей. И мне это очень не нравится, хотя я всего-навсего простой воин (к тому же впервые познавший бой), а не предводитель войска и даже не вождь клана, как отец.

И тут я вижу его — отца. Он стоит в плотном кольце потрясающих оружием ликующих воинов, и я не сразу могу разглядеть то, что лежит у его ног. Лицо отца всё в крови, правая щека разрублена так, что видны зубы, но глаза его светятся весёлым бешенством. А перед ним на земле тело в серебряных доспехах военачальника Империи. Тело с развороченной грудью, в луже парящей крови… И я тотчас понимаю, что за кровавый комок сжимает левая ладонь отца, и почему боевой топор в его правой руке залит кровью до конца рукояти. Он исполнил клятву, данную накануне богам нашего народа. Кровавым богам…