Владимир Сыромятников - 100 рассказов о стыковке

• Название: 100 рассказов о стыковке
• Автор: Владимир Сыромятников
• Издательство: Логос
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2003
• ISBN: 5-94010-226-3

Книга рассказывает о жизни и деятельности ее автора в космонавтике, о многих событиях, с которыми он, его товарищи и коллеги оказались связанными.

В. С. Сыромятников — известный в мире конструктор механизмов и инженерных систем для космических аппаратов. Начал работать в КБ С. П. Королева, основоположника практической космонавтики, за полтора года до запуска первого спутника. Принимал активное участие во многих отечественных и международных проектах. Личный опыт и взаимодействие с главными героями описываемых событий, а также профессиональное знакомство с опубликованными и неопубликованными материалами дали ему возможность на документальной основе и в то же время нестандартно и эмоционально рассказать о развитии отечественной космонавтики и американской астронавтики с первых практических шагов до последнего времени.

Часть 1 охватывает два первых десятилетия освоения космоса, от середины 50–х до 1975 года.

Книга иллюстрирована фотографиями из коллекции автора и других частных коллекций.

Для широких кругов читателей.

---

Совместный полет в космосе зафиксирован в соглашении, подписанном Никсоном и Косыгиным в мае 1972 года. Во всех последующих саммитах участвовал уже сам Брежнев, оттеснивший своего премьера на второй план. Но ЭПАС как был, так и остался проектом Совмина, его Военно–промышленной комиссии (ВПК), а не ЦК КПСС, так что высший партийный орган наблюдал за нашей деятельностью в каком?то смысле издали. Никсон до конца своего президентства проявлял личную заинтересованность в проекте и во время одной из встреч наших специалистов в январе 1974 года посетил Космический центр в Хьюстоне.

Генсеку нравились герои космоса, их слава и отблески этой славы. Брежнев, как всегда, с удовольствием принял космонавтов вместе с астронавтами после успешной стыковки на орбите, вручил им награды, сам получил космические сувениры. Со стороны было заметно, что ему нравилось дружить с американским президентом, обмениваться с ним визитами и подарками. Похоже, Брежнев нашел в Никсоне заморского друга–антипода, которому мог пожаловаться даже на то, как непросто ему руководить страной.

Сам полет пришелся на начало спада процесса разрядки. Новый президент, Джералд Форд, который сменил в июле 1974 года Никсона, оставившего президентство под угрозой импичмента, скорее по инерции проводил прежнюю политику. Вскоре начался обратный процесс, который приостановил переговоры о дальнейшем развитии совместных космических проектов.

Таким образом, проект «Союз» — «Аполлон» не только стал символом короткого периода разрядки, но и точно уложился в этот необычный пятилетний временной отрезок. Он хорошо отразил все его фазы, от обменов идеями до кульминации — стыковки на орбите, ставшей апофеозом этого уникального времени.

20 лет спустя американский технический директор ЭПАС Глен Ланни сказал мне в Хьюстоне: «Проект «Союз» — «Аполлон» был чудом». Так оно и было.

Стыковка — это всегда событие.

Интернациональная космическая миссия стала событием, разделившим эпоху холодной войны на две части. Потребовалось еще полтора десятка лет, чтобы вернуться к сотрудничеству в космосе уже на новом политическом витке.

Начало 70–х годов оказалось очень подходящим для международного проекта не только с политической точки зрения. Хотя пик энтузиазма, связанного с полетами вокруг Земли и на Луну, остался позади, люди с большим интересом продолжали следить за космическими полетами, восхищались космической техникой и восторгались суперменами в космических скафандрах, как когда?то подвигами знаменитых летчиков 20—30–х годов: Чарлза Линдберга, Валерия Чкалова и других.

Стыковка в первой международной программе стала необычной во многих аспектах, в том числе и с инженерной точки зрения, — ведь были задуманы и успешно испытаны на орбите совершенно новые конструкции. Мы дали своим устройствам, соединившим очень разные космические корабли на орбите, новое название, заимствованное из древнегреческой мифологии. «Андрогины» — это слово придало дополнительный, необычный оттенок нашей инженерной деятельности.

В начале 60–х, на заре космической эры, совместный проект в пилотируемой космонавтике казался почти таким же несбыточным, как мифы Древней Греции, Космические корабли запускались на орбиту на ракетах–носителях, которые создавались прежде всего как боевые межконтинентальные баллистические ракеты (МБР): основное стратегическое оружие наступательного характера и средство для ответного удара, так называемое оружие возмездия. Обе супердержавы строго хранили это супероружие в своих тайных арсеналах.

В обеих странах первые спутники разрабатывались и готовились также почти тайно, у нас — в первую очередь. Вскоре начали развивать военный космос, и секретность работ оказалась естественным прикрытием этой части космической техники, как в СССР, так и в США.

В конце 50–х и в начале 60–х годов, планируя первые полеты на околоземных орбитах и полеты на Луну по программе «Аполлон», взвесив все «за» и «против», американское руководство приняло решение сделать пилотируемые проекты открытыми. Это важное решение существенно повлияло на дальнейшее развитие пилотируемых программ в США.

У нас пилотируемая космонавтика продолжала создаваться в обстановке строгой секретности. Космонавты до полета также оставались не известными общественности. Возвращаясь из космоса на Землю, они появлялись перед народом как инопланетяне, их возили повсюду почти как пришельцев из другого мира.

Секреты охраняла целая система, и большой контингент спецслужб постарался извлечь свою выгоду из зарубежных контактов «закрытых» специалистов. Система секретности устраивала и высшее руководство, позволяя покрывать недостатки, придавая ореол таинственности и внося фактор неожиданности при покорении новых вершин на пути к новым победам социализма.

Естественно, эта система существенно повлияла на условия нашей работы в совместном проекте.

С другой стороны, во все времена вожди всех племен и народов стремились похвастать своими достижениями и превосходством. В середине XX века супердержавы тратили огромные средства и ресурсы на престижные проекты и программы, далеко не последней целью которых была демонстрация силы и могущества государства, национальных талантов и, конечно, преимуществ экономической и политической системы. Особенно ярко это проявилось с началом покорения космоса. От соревнований по высшему пилотажу перешли к орбитальной акробатике.

У каждого народа во все времена были умельцы, свой «файнмеханик» и свой левша: один мог изготовить механическую блоху, другой — подковать ее. Их тоже иногда выставляли напоказ. Мы, космические специалисты, остававшиеся долгие годы закрытыми, оказались в каком?то смысле такими умельцами в области самой передовой техники XX века.

В силу секретности и ряда других причин путь к сотрудничеству, к непосредственным контактам космических специалистов не был ни простым, ни прямым. Так сложилось, что, начиная с первого спутника, Королев и другие создатели космической техники оставались неизвестными широкому кругу людей. Их избирали в академики, но общественности страны и за рубежом их представляли другие, «открытые» академики. Академики занимали особое место в научно–технической структуре советского государства, они возглавляли многие новые направления в технике, а нередко руководство страны использовало их в качестве экспертов, в первую очередь, в области высоких технологий.

Надо сказать, что в те годы руководители Академии наук были не только настоящими учеными, но и государственными деятелями. В политике они разбирались намного лучше нас, инженеров, и хорошо понимали, что только через конкретные дела, через заметные проекты можно добиться существенных перемен, расшатать косность и всколыхнуть новые силы.

Первым встречам космических специалистов предшествовала длительная переписка и переговоры руководителей АН СССР и НАСА (Национальное управление по аэронавтике и астронавтике). Президент АН СССР М. В. Келдыш, которого называли главным теоретиком космонавтики, а также академик А. А. Благонравов, директор моего ИМАШа, сыграли в этих переговорах ключевую роль. Благонравов несколько раз встречался с Драйденом, заместителем администратора НАСА, и обсуждал с ним технические аспекты возможного совместного полета, включая стыковку космических кораблей. Меня, заочного аспиранта его института, он к этим проблемам не привлекал, видимо, по соображениям секретности. Мне в то время об этих переговорах вообще ничего не было известно. Возможно, следовало чаще встречаться в коридорах, но я был некурящим, а пиво в наши молодые годы было в большом дефиците, как, впрочем, и закуска.

Несмотря на открытость, нечто подобное происходило в те годы и в США. Хотя структура руководства астронавтикой была другой, здесь тоже многое зависело от конкретных людей, от личностей. В этой связи надо назвать многогранного Джорджа Лоу, действующего администратора НАСА в самый ключевой момент переговоров и начала совместного проекта. Надо также отдать должное руководителям НАСА — уже упомянутым X. Драйдену и Т. Пейну, внесшим неоценимый вклад в установление первых контактов в тот период, когда, казалось, ничто не могло нарушить взаимной подозрительности и даже враждебности.

На высоком академическом уровне тоже вовсю действовали ограничения. Несмотря на большие полномочия, «министр науки» Келдыш без согласования с заинтересованными министерствами, включая МО и КГБ, без указания с самого верха не имел права даже договориться о встрече, если тема затрагивала космическую технику. А без таких согласований можно было заниматься лишь чистой наукой, не имевшей стратегического, военного значения.

Переговоры часто затягивались из?за отсутствия оперативной связи. Факсов не было, и казалось, что письма через океан переправлялись пароходами. В результате, на то, чтобы условиться о встрече, уходили месяцы.