Андрей Валентинов - Век-волкодав

• Название: Век-волкодав
• Автор: Андрей Валентинов
• Жанр: Альтернативная история
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-699-53735-8

России нужна иная История. Больше славы, меньше крови, Великое Прошлое должно быть достойно Светлого Грядущего. Это под силу тому, кто стоит над Временем. И горе его врагам. Железной рукой загоним человечество к счастью! Люди же — не творцы своей судьбы, а злые бесхвостые обезьяны. Бурный год 1924-й начинается с торжественных похорон на Главной Площади. Большие Скорпионы гибнут один за другим, освобождая путь для победителя, готового шагнуть из черной тени. Иная история столь же кровава и страшна, как та, что уже свершилась. Век-волкодав вступает в свои права. Лишь немногие решаются кинуть вызов торжествующей силе. На страницах романа встречаются персонажи разных эпох и реальностей: красный кавалерист Ольга Зотова и капитан Микаэль Ахилло, бывший белый офицер Ростислав Арцеулов и подпольщица Ника. Новая, неожиданная участь ожидает безумного барона Унгерна и Иосифа Сталина.

Новая книга Андрея Валентинова — последняя в цикле «Око Силы». ХХ век, Век-волкодав закончился, но продолжается История.

---

— Значит, меня считают человеком Сталина? — товарищ Мехлис тряхнул черной шевелюрой. — Че-ло-ве-ком! Как в трактире на Подоле: человек, еще пива! Для меньшевика Горького это звучит гордо. Феодальный подход к политике! Здешние бонзы до сих пор живут в Средневековье, в эпоху династии Мин. Ибо коммунист верен не личностям, но великой идее!

Указательный палец на этот раз не взлетел к потолку — представитель ЦК пытался свернуть самокрутку. Предложенные Кречетовым китайские папиросы отверг, не иначе из чистого упрямства.

— Но пусть считают, если это поможет делу. Будем говорить уверенно, жестко и конкретно. Феодальные мракобесы надеются вбить клин в позицию советского руководство по китайскому вопросу. Напрасно!

Закусил самокрутку зубами, зажигалкой щелкнул, поморщился.

— Гадость какая!.. Да, они зря надеются! РКП(б) в минуту скорби сплотилась в единое целое…

— В несколько единых целых, — мягко поправил Кречетов, — Сами же говорили. И курить бы вам, Лев Захарович, поменьше. А вдруг ребра легкое царапнули?

Пламенный коммунист вынул изо рта «козью ногу», поглядел нерешительно.

— Потому и папиросы не покупаю — чтобы удовольствия не получать. Стыдно! А я еще своим разведчикам курить запрещал…

— В разведке — никак нельзя — согласился красный командир. — Попадется среди вражин некурящий, враз учует. Значит, разведкой командовали?

Мехлис, кивнув, улыбнулся неуверенно.

— Песня у моих ребят, Иван Кузьмич, была:

— Нас десять, вы слышите, десять!
И старшему нет двадцати
Нас можно, конечно, повесить,
Но надо сначала найти!

— Ух ты! — восхитился Кречетов. — Твердый, вижу, народ. Кибалка мой, паршивец, все в разведку просился. Молодежь у нас, можно сказать, героическая… А курить все же не надо, вот ребра срастутся, тогда уж…

Для разговора уединились на втором этаже постоялого двора, в маленьком комнатушке, которую занимал представитель ЦК. Пачка радиограмм лежала на столе, наиболее важные — отдельно, каждая с нацарапанным на обратной стороне переводом. Иван Кузьмич заметил, что Мехлис, несмотря на привычное громыхание с обязательным поминанием «ибо», не слишком расстроен и даже не особо удивлен. Видать, крепкая закалка у мужика! Сам же Кречетов, поразмыслив, рассудил, что дела и в самом деле не так уж плохи. Во всяком случае, Блюмкину в Пачанге ничего не светит.

Красный командир вспомнил комполка Волкова и мрачно усмехнулся. И у этого предателя не выгорело! Жаль, что три года назад в монгольской степи товарищ Венцлав встретился с ним, с Кречетовым, а не с бароном. Своя своих бы познаша!

— А с этими вашими камнями… — товарищ Мехлис поморщился. — Не туда смотрите, Иван Кузьмич. Красный, синий, да хоть ультрафиолетовый. Поповские реликвии политики не делают. Это погремушки для слабых разумом и волей! Господин контрразведчик сознательно пытался отвлечь вас, пусть по ложному следу. Ибо!..

На этот раз указующий перст, не оплошав, ввинтился в воздух чуть ли не со свистом, указуя прямиком в давно не метенный потолок. Но товарищу Кречетову так и не довелось познать комиссарскую мудрость — помешал громкий стук в дверь. Удар, затем еще, еще…

Мужчины переглянулись.

— Пожар, что ли? — Кречетов встал, оправил застиранную добела гимнастерку. — Если и пожар, зачем молотить-то? А насчет погремушек, я вам Лев Захарович, позже расскажу. Имеется тут такая, Лаин Хуа зовется.

За дверью пожара не было, зато присутствовал барон Унгерн, на помине легок.

— Разрешите войти, господин красный командующий?

Пахнуло дешевым одеколоном, в пол ударили вычищенные до блеска желтые сапоги. Халат-курма тщательно выглажен, кожаная плеть пристроилась при широком поясе, фуражка надвинута на самый нос, один ус вздернут к уху, второй, как и полагается, смотрит вниз.

…Погоны — когда-то золотые, ныне вытертые почти до самых ниток. Маленький белый крестик на груди.

— Здравия желаю, господа!

«Господа» вновь переглянулись.

— Вечер добрый, Роман Федорович, — невозмутимо кивнул Кречетов. — Проходите, не стойте у порога.

Представитель ЦК, поморщившись, принялся глядеть в темное окно. Гостя, впрочем, это ничуть не смутило.

— Господин красный командующий! Прошу дозволения в вашем присутствии обратиться к господину Мехлису!

На этот раз Иван Кузьмич промедлил с ответом. Прежде барон отнюдь не обременял себя китайскими церемониям.

— Обращайтесь, — наконец, разрешил он. — Только кричать не надо, а то караульные тревогу поднимут.

Бароновы усы шевельнулись. Плотоядная усмешка, горящий злой радостью взгляд…

— Господин ко-мис-сар!..

— Лучше «гражданин начальник», — не оборачиваясь, бросил Мехлис. — Такое обращение принято в местах заключения на территории СССР. Привыкайте, пригодится.

— Господин комиссар, гражданин начальник, — барон резко выдохнул. — Ввиду изменившихся обстоятельств считаю возможным ознакомить вас с приговором, мною вынесенным. Сразу уточню, что он окончательный и ни-ка-кому обжалованию отнюдь не подлежит.

Лев Захарович неспешно встал и, взяв из лежащей на столе пачки папиросу, щелкнул зажигалкой.

— Может, лучше фельдшеру зайдете? Бром у него еще остался.

— Вавилонский масон, член большевицкой «цеки» Мехлис Лев Захарович приговаривается к квалифицированной казни — разрубанию на части посредством мясницкого топора, начиная с пяток…

Унгерн, задохнувшись воздухом, яростно дернул себя за ус.

— Казнь будет производиться под духовой оркестр. Репертуар: русские народные мелодии, начиная с «Комарицкой». Время исполнения: не менее шести часов, после чего комиссарский фарш надлежит скормить собакам, голову же обработать должным образом и поместить на казацкой пике в людном месте ради воспитательного момента!..

Мехлис, глубоко затянувшись, выдохнул синеватое колечко папиросного дыма. Иван Кузьмич же горестно констатировал, что за фельдшером идти придется. А еще понадобится пара веревок и ведро с водой.

— Однако!!!

Стены комнаты дрогнули, зазвенели стекла.

— Исходя из нынешних обстоятельств казнь временно… Вы слышите, граж-да-нин на-чаль-ник? Временно откладывается. Господину Мехлису присваивается звание полковника, он назначается моим специальным представителем в России. Задача: проведение переговоров с руководителями СССР. К исполнению обязанностей приказываю приступить немедленно!.. Вы меня поняли, господин Мехлис?

Кречетов шагнул к двери, дабы привести фельдшера, а заодно пару бойцов покрепче, но был остановлен негромкими словами пламенного большевика.

— А вам не кажется, гражданин Унгерн, что вы опоздали на три года?

— Хмм…

Барон грузно опустился на стул, бросил на колени фуражку.

— Господин Мехлис! Три года назад я не имел нужных сведений о составе большевицкого синклита. Откуда? Степь, дикость, тарбаганы бегают… Про масонов в составе вашего «цека» мне, понятно, доложили, но о здоровом, так сказать, элементе, я и не слыхивал. Потом, уже в плену, довелось почитать вашу прессу, да и поговорить кое с кем. На допросе я изложил господину Щетинкину некоторые соображения по поводу военных действий русской армии в Китае и на Тибете. Не из надежды на помилование, а исключительно ради пользы дела.

Кречетов невольно почесал затылок. А ведь действительно! Щетинкин как-то при встрече обмолвился, что план похода из Монголии в Тибет давно проработан, причем план отменный, прямо как из Генерального штаба.

— За час до расстрела из Столицы пришла телеграмма, с господином Ярославским, государственным обвинителем, даже истерика случилась. А потом от меня потребовали все изложить в письменном виде, предоставили не только карты местности, но и разведывательные донесения…

— Допустим, — все так же невозмутимо откликнулся новоиспеченный полковник. — Но внешней политикой в СССР руководит Политбюро, а вооруженными силами — Революционный Военный совет. Ваша инициатива, гражданин Унгерн, избыточна.

Барон, привстав, уперся руками в стол, ухмыльнулся злорадно:

— Об этом предоставьте судить мне, господин специальный представитель. Ваше дело — доложить и выслушать ответ. Решение по Тибету давно принято, однако ему противостояла воля господина Бронштейна. Сей иудеомасон не хотел ссориться с республиканским правительством в Кантоне. Ныне же, когда помянутый отправился прямиком в котел к господину Карлу Марксу, время настало.

— Так это же большая война выйдет! — не утерпел Кречетов. — На весь Китай война, а то и на всю Азию. А какая сейчас война, если от РККА едва десятая часть осталась!

Именно об этом толковал ему Щетинкин, объясняя отказ Столицы от размещения частей Красной армии в Сайхоте. Даже с цифрами познакомил. Была когда-то непобедимая Рабоче-Крестьянская, теперь же один скелет место обозначает.