Михаил Назаров - Убиение Андрея Киевского. Дело Бейлиса – "смотр сил"

• Название: Убиение Андрея Киевского. Дело Бейлиса – "смотр сил"
• Автор: Михаил Назаров
• Издательство: Русская идея
• Жанр: Религиоведение
• Год: 2006
• ISBN: 5-98404-007-7

---

Здесь, в этом процессе... обнаружилось, как безпомощна наша власть, наша полиция, когда она начинает раскрывать такое сложное преступление... Но было нечто другое, более возмутительное, чем безпомощность нашей полиции. Здесь вам рассказывали о первых приемах сыска в этом деле. Подозрение пало на Луку Приходько. Сыскная полиция вызывает Приходько и всех его родных и держит его с утра до вечера. Когда он защищается – грозят и требуют, чтобы он сознался. Когда другие [свидетели] его оправдывают, им говорят: вы подкуплены, вы за это ответите. Вот, отвратительная, ужасная картина приемов нашего сыска. Когда я слушал этих свидетелей, я думал: да, это правда, это наша действительность, наша матушка Русь. И так всегда поступают в сыскных отделениях. Я очень рад, что прокурор вознегодовал, что он запротоколил это место, что он возмущался насилием над личностью, над человеческим достоинством, над свободою... {127} ...Когда им говорят, что это не так, они говорят, что это ложь. Это – простейшие приемы нашего сыска. Горе нам, что они существуют, и слава Богу, если этот процесс послужит нам на пользу, если... навсегда будут осуждены такие приемы [252].

Но в этом деле была не только одна безпомощность и неумелость наших официальных расследований... Появилось то, о чем говорил прокурор: появились эти добровольцы, эти частные сыщики... Мы тут с прокурором во многом согласились... Вот... – репортер Барщевский... который 22 марта явился к следователю и дал ему показание, что мать Андрюши Ющинского в чем-то виновата, потому что она не плакала, когда явилась к ним в редакцию. Когда я смотрел на Барщевского, мне было так же неприятно смотреть на него, как и прокурору... Прокурор, когда он говорил, что это подозрение дорого стоило Приходько... был прав, но, господа судьи, тут, как и везде, нужно быть справедливым... Когда в этом видят какую-то планомерность, когда вам начинают говорить, смотрите, еврей Барщевский действовал для евреев, вот еще тогда он начал отводить следы, тогда приходится сказать, – да это ночной страх!.. В этот момент, 22 марта, никакого подозрения ни на Бейлиса, ни на евреев не было. Было загадочное убийство и только. Отводить кому-нибудь глаза и заметать следы было бы... не только безполезно, но и очень глупо, потому что показания Барщевского будут проверяться и будут уничтожены... Отводить глаза таким способом, когда еще никакого подозрения на евреев не было... на заведомо невиновных – ведь это был бы простой и глупый прием!.. Здесь вовсе не тонкий шаг со стороны еврейства, а очень глупый и безтактный шаг со стороны газетного репортера... Эту суетливость мелкого газетного репортера... нужно строго осудить, разбранить. Но это уже ставится как действие обдуманного плана целой машины – целого еврейства [253]...

{128} ...Но Барщевский только начал, после Барщевского пошло нечто несравненно более важное и убедительное – это пошла миссия расследования Бразуля-Брушковского. И тут я соглашусь с тем, что вчера здесь сказал гражданский истец, что Бразуль-Брушковский заслужил благодарность от обвинителя. Ему Бейлис должен поклониться в пояс... Ведь... что бы стали делать обвинители, если бы у них не было Бразуль-Брушковского?.. Все главные лучшие места красноречия наших обвинителей... посвящены разбору действий Бразуль-Брушковского, а не Бейлиса, и если мы сидим здесь больше месяца, то вовсе не из-за Бейлиса, а из-за Бразуль-Брушковского... Но, господа присяжные заседатели, и здесь нужно быть справедливыми. И здесь думать, что тут тоже началось планомерное действие еврейства, что здесь... заметали следы против Бейлиса – ведь это такие же ночные страхи... Барщевский побежал только к следователю, но Бразуль-Брушковский – это тоже газетный сотрудник более высокого полета – этот стал во главе расследования... Это была тоже газетная суета! Но наряду с этим, этого не будем отрицать, заинтересовались делом евреи... За ним пошел и Марголин, который говорил, что если бы у него попросили денег, чтобы раскрыть преступление, он бы эти деньги дал, потому что его как еврея это интересовало. Таким образом, я говорю – думать, что это было отводом глаз, было по меньшей мере преждевременным...

{129} ...Вот вам поездка в Харьков... Здесь начинается самая интересная часть: о чем эти господа между собой беседовали в Харькове. И вот Чеберякова нам говорит: «очень просто – они предлагали принять убийство Ющинского на себя и давали 40 тысяч, но я не согласилась». Гг. присяжные заседатели, когда я это слышал... я бы хотел, чтобы Марголин и Бразуль-Брушковский поняли, в какую опасную игру они играли с Чеберяковой, поняли, что они были в ее руках, и что их честь он нее могла зависеть... Если бы Чеберякова сказала здесь на суде «они... давали мне 40 тысяч за то, чтобы я молчала то, что я знаю о Бейлисе». Что же? Тогда, может быть, и можно было поверить, что дают 40 тысяч за молчание. Если человек много знает, ему и платят больше [254]...

{130} ...Гг., кто может поверить, чтобы Чеберяковой могли предложить 40 тысяч за то, чтобы она перед судом говорила, что она убила Ющинского. Что ее обнадежили только тем, что ее будут защищать лучшие адвокаты! Да какие адвокаты могли бы защищать убийцу Ющинского?.. Да, неужели вы думаете... что Марголин сумасшедший человек? Как можно Чеберяковой заплатить 40 тысяч за то, чтобы она так показывала?.. Когда обвинители этому верят... я скажу – чувство справедливости и правды их покинуло. Вы посмотрите, что Чеберякова делает со всеми теми, кто ей верил! К ней с верой шел Бразуль-Брушковский, хотя все говорили, что она лжет, он верил – и попал в смешное и глупое положение, написав никому ненужный этот донос на Мифле [255]...

Я хотел на этом примере показать вам только то дурное последствие этого частного розыска, все то зло, которое злополучному Бейлису, может быть из самых лучших намерений, наделал Бразуль-Брушковский!..

Если тут был Бразуль-Брушковский, газетный работник, который убежден в том, что это кровавый навет, что Бейлис не виноват... то с другой стороны тоже были люди, которые... занимались этим добровольным сыском, но только вели в другую сторону. Будемте здесь равноправны и справедливы. Я признал все зло, которое сделали наши, почему {131} прокурор не хочет признать того зла, которые сделали те, на кого он сейчас опирается. Здесь нам несколько раз бросали, что защита считает, что кто принадлежит к "Двуглавому Орлу", тот не заслуживает доверия. Вон политику из этого дела, я жалею, что это было сказано... Когда сюда приходили члены "Двуглавого Орла", я с самого начала чувствовал, что эти люди к правде привести не могут, потому что им кажется, что они правду знают. Ведь "Двуглавый Орел" все-таки организация, у них есть свои взгляды по отношению к еврейству и к ритуалу... Им было заранее известно, что виноват Бейлис... просто потому, что ритуальные убийства, как они полагают, существуют... {133} ...И вот, когда вы посмотрите, что сделало это частное расследование, как оно все запутало, как сейчас испорчено все... то вы с одним согласитесь, господа присяжные заседатели, что ваша задача не облегчена, а страшно запутана [256]...

{136} ...Господа присяжные заседатели, если в этом деле и есть что-либо достоверное вполне... то это только одно: что к этому убийству причастна Чеберякова. Я не знаю, кто убил, не говорю сейчас, что она убила, но что она к этому убийству причастна – это нужно сейчас признать вне всякого спора. Я не буду опираться ни на Малицкую, ни на Дьяконовых... я пойду только тем путем, где сомнений нет, то, что признает и прокурор – прикосновенность Чеберяковой. Подумаем, зачем из Слободки Андрюша пришел на Лукьяновку? – это первый вопрос...

Когда нашли там его труп, это было загадкой, где с ним покончили, где он пропал, зачем он там был. И на это ответа нет никакого... Она одна знает, что все прошло мимо нее, она одна знает, что из Слободки он очутился на Лукьяновке, к ней ли за порохом или к Жене, но у нее одной ключ в руках. И она молчит. Но если бы она молчала, можно сказать, что она не подумала, но ведь она не молчит, она лжет... Свидетель фонарщик Шаховской, он показал, что 12 марта утром он видел Женю и Андрюшу, Андрюша был весел... Они были вместе и вместе ушли. Ключ нашелся. Значит, все дело в Жене, где-то около него. Конечно, может быть, не они убили, – это еще не доказательство, но они знают... Но Женя отрицает, Чеберякова отрицает, они все молчат. Почему?.. А обвинители говорят – и это очень интересно, – они говорят: да {137} как же вы хотите, им «свет милее», как же, может быть, выдавая, они дадут какую-то улику против Бейлиса, и они испугались...

Но нет, она молчит, она не только молчит, она запрещает Жене говорить. И вот здесь... господа, ведь и заключается один из самых страшных эпизодов этого дела, это смерть ее сына Жени... Здесь... намекают нам, что эта смерть неспроста, что убил Женю, по-видимому, Красовский, он поднес конфетку и Женя заболел дизентерией... Но вы понимаете, что подозрение было неосновательное, что нельзя говорить об отравлении Жени, когда ясно, что он умер от дизентерии... Это та кара, та Божья казнь, которая постигает того, кто идет за Чеберяковой. Это она могла выдумать, ей это могло показаться правдоподобным, она могла думать, что его отравили дизентерией... {138} ...Я думаю, что и Красовский грешит против истины, когда намекает или думает, что это мать отравила Женю, в это у меня тоже нет веры, это несправедливость на несправедливость. Она взвалила поклеп на него, он отвечает ей тем же [257]...