Е Маймин - Владимир Одоевский и его роман Русские ночи

• Название: Владимир Одоевский и его роман Русские ночи
• Автор: Е Маймин
• Жанр: Публицистика

---

Важными общественными трудами и начинаниями занят был В. Одоевский до самой смерти. В последние годы жизни - он умер 27 февраля 1869 г. - он изучает стенографию, дело тогда мало кому известное, интересуется вопросами тюремной реформы, пишет статью по поводу лекций по физике проф. Любимова. В записной книжке В. Одоевского сохранилась запись, которая прекрасно его характеризует: "Смеются надо мной, что я всегда занят! Вы не знаете, господа, сколько дела на сем свете; надобно вывести на свет те поэтические мысли, которые являются мне и преследуют меня; надобно вывести те философские мысли, которые открыл я после долгих опытов и страданий; у народа нет книг, - и у нас нет своей музыки, своей архитектуры; медицина в целой Европе еще в детстве; старое забыто, новое неизвестно; наши народные сказания теряются; древние открытия забываются; надобно двигать вперед науку; надобно выкачивать из-под праха веков ее сокровища..." {См.: Одоевский В. Ф. Романтические повести. Л., 1929, с. 68.} При всей разносторонности трудов и дарований В. Одоевского главным делом его жизни была литература, поэзия. Он был литератором по преимуществу, писателем по призванию. Он был писателем-романтиком. Еще в бытность свою воспитанником Московского университетского пансиона В. Одоевский увлекается идеями Шеллинга, которые навсегда стали для него "душевным делом". Философией Шеллинга в 20-е годы XIX в. увлекались все любомудры. И не одни только любомудры. Для русской литературы первой трети XIX в. - и прежде всего литературы романтической - Шеллинг значил едва ли не больше, чем для литературы немецкой.

А. И. Тургенев называл Шеллинга "первой теперь мыслящей головой я Германии". {Тургенев А. И. Хроника русского. Дневники. М.-Л., 1964, с. 293 (запись в дневнике от 12 VII 1825).}

Профессор Давыдов, один из пропагандистов философского учения Шеллинга в России и учитель В. Одоевского по пансиону, писал о Шеллинге: "...от него ум получил вдохновение и указание пути к желаемой философии безусловного...". {Давыдов И. Возможна ли у нас германская философия. Московитянин, 1841, ч. 2, э 4, с. 390.}

Д. В. Веневитинов признавался в письме к А. И. Кошелеву, что Шеллинг был для него "источником наслаждения и восторга". {Веневитинов Д. В. Полн. собр. соч. М., 1034, с. 306 (письмо от 25 IX 1825).}

Аполлон Григорьев писал о студентах Московского университета, "отдававших голову и сердце до нравственного запою шеллингизму". {Григорьев А. Мои литературные и нравственные скитальчества. - Полн. собр. соч. и писем. Т. I. Пг., 1918, с. 43.}

Смысл и основания этого "массового" увлечения Шеллингом в России становятся понятными из признания Е. Баратынского, который шеллингианцем в философском смысле никогда не был. Имея в виду Шеллинга, Баратынский писал Пушкину: "...я очень обрадовался случаю познакомиться с немецкой эстетикой. Нравится в ней собственная ее поэзия, но начала ее, мне кажется, можно опровергнуть философически...". {Баратынский Е. А. Стихотворения, поэмы, проза, письма. М., 1951, с. 486, письмо от 5-20 I 1826. - Ср. высказывания о Шеллинге человека нашей эпохи: "В самом Шеллинге жило непосредственное поэтическое чувство природы: вот почему его философские произведения похожи на поэмы" (Жирмунский В. Немецкий романтизм и современная мистика. СПб., 1914, с. 50).}

При всем различии точек зрения на философию Шеллинга-Баратынского, с одной стороны, и любомудров, с другой, - общим для них было то, что больше всего они ценили в учении Шеллинга его поэтический строй и поэтические основания. Сам Шеллинг любил повторять, что его философия "не только возникла из поэзии, но и стремилась возвратиться к этому своему источнику". {Гайм Р. Романтическая школа. Вклад в историю немецкого ума. М., 1891, с. 540.} Это, может быть, и было в Шеллинге дороже всего В. Одоевскому и любомудрам. В "Психологических заметках" В. Одоевский писал: "...в наш век наука должна быть поэтическою". {См. настоящее издание, с. 216. - В дальнейшем ссылки даются в тексте.} Для него поэтическая наука и поэтическое знание были прежде всего цельными и всеобъемлющими знаниями, "касающимися всех сторон природы" человека, способными "освободить дух от ограниченности, одностороннего образования". {См. составленные В. Одоевским "Афоризмы из различных писателей, по части современного германского любомудрия" (Мнемозина, ч. II, М., 1824, с. 76).} Цельный человек и цельное знание - это любимая и постоянная идея-мечта В. Одоевского, которая зародилась в нем под влиянием Шеллинга и немецкой романтической философии и еще более того под влиянием самой русской действительности.

Мыслящие люди последекабрьской поры, к которым принадлежал В. Одоевский, трагически переживали ту всеобщую разъединенность, дисгармонию, которая так характерна была для русской жизни, особенно со второй половины 20-х годов, и которая обусловливалась в одинаковой мере как ростом в общественных отношениях разъединяющей буржуазности, так и усилившимся после поражения декабристов сознанием "полного разрыва между Россией национальной и Россией европеизированной". {См.: Герцен А. И. О развитии революционных идей в России, - Собр. соч. в тридцати томах. Т. 7. М., 1956, с. 214.} Мечта В. Одоевского о цельном человеке и цельном знании - это романтическое выражение глубокой тоски его и его современников по тому социальному, национальному и человеческому единству, которого так не хватало в реальной жизни! Борьба с унизительной и опасной односторонностью человека и человеческого знания станет одним из главных дел Одоевского-писателя именно потому, что это было живое и жизненное дело.

Если Шеллинг был учителем В. Одоевского в "любомудрии", то одним из первых литературных его учителей был В. А, Жуковский. Поэзией Жуковского В. Одоевский увлекался, тоже еще учась в пансионе, и навсегда сохранил верность этому увлечению. Жуковский был близок и дорог ему больше всего романтическим и высоконравственным обликом своей личности и своих стихов. В 1849 г., будучи уже автором "Русских ночей", В. Одоевский так будет вспоминать о годах пребывания в пансионе и своем преклонении перед Жуковским: "Мы теснились вокруг дерновой скамейки, где каждый по очереди прочитывал Людмилу, Эолову арфу, Певца в стане Русских воинов, Теона и Эсхина; в трепете, едва переводя дыхание, мы ловили каждое слово, заставляли повторять целые строфы, целые страницы, и новые ощущения нового мира возникали в наших душах и гордо вносились во мрак тогдашнего классицизма, который проповедовал нам Хераскова и не понимал Жуковского... Стихи Жуковского были для нас не только стихами, но было что-то другое под звучною речью, они уверяли нас в человеческом достоинстве, чем-то невыразимым обдавали душу - и бодрее душа боролась с преткновениями науки, а впоследствии - с скорбями жизни. До сих пор стихами Жуковского обозначены все происшествия моей внутренней жизни до сих пор запах тополей напоминает мне Теона и Эсхина...". {Сакулин, ч. 1, с. 90-91.}

Начало литературной деятельности В. Одоевского относится к середине 20-х годов, к периоду любомудрия и издания альманаха "Мнемозина". Он писал и раньше - еще в пансионе, - но как оригинальный писатель он впервые заявил о себе на страницах альманаха, который издавал совместно с Кюхельбекером, а несколько позднее - на страницах "Московского вестника", "Московского телеграфа" и других журналов 20-х годов, зарекомендовавших себя как издания, где пропагандировались свежие литературные и философские идеи.

Уже в первом номере "Мнемозины" печатается оригинальное произведение В. Одоевского, озаглавленное "Старики, или Остров Панхаи (Дневник Ариста)". В этом рассказе-притче символически и сатирически изображаются современная жизнь и современные люди. Символический характер картины делает ее обобщенной. Автор выступает в рассказе одновременно и сатириком и философом. Так будет во многих произведениях В. Одоевского - и ранних, и зрелых.

В. Одоевский уже в самых ранних рассказах заявляет о себе как о представителе того литературного течения, к которому принадлежали и другие любомудры и которое получило наименование философского романтизма. Течение это характеризовалось прежде всего тенденцией к объединению философии с поэзией, стремлением к философскому содержанию и к философским формам в литературе. Это стремление видно было уже в рассказе "Старики, или Остров Панхаи". Оно заметно и в других ранних произведениях В. Одоевского: например, в его апологах "Дервиш", "Солнце и младенец", "Алогий и Епименид" и др., также напечатанных на страницах альманаха "Мнемозина".

Апологи В. Одоевского - это маленькие рассказы-притчи, построенные чаще всего на восточном материале, с прямым или легко подразумеваемым поучением. В них писатель говорит о мудрости и мудрецах, о знании и воображении, о высоких истинах, облеченных в земную и прекрасную одежду, о поэте и поэзии. При этом герои апологов - не столько люди, сколько идеи, на первом плане в них не события, а авторские раздумья и авторские уроки.