Е Маймин - Владимир Одоевский и его роман Русские ночи

• Название: Владимир Одоевский и его роман Русские ночи
• Автор: Е Маймин
• Жанр: Публицистика

---

В системе идей философского романа В. Одоевского, в особенном сюжете этого произведения поэту отводится самое высокое место. "Поэт, - говорится в рукописи молодых искателей истины, - есть первый судия человечества. Когда, в высоком своем судилище, озаряемый купиной несгораемой, он чувствует, что дыхание бурно проходит по лицу его, тогда читает он букву века в светлой книге всевечной жизни..." (наст, изд., с. 23).

Рисуя картину общественной жизни или рассказывая историю жизни отдельного человека, В. Одоевский не в последнюю очередь рассматривает их с точки зрения того, какое место в этой жизни занимает поэзия. В зависимости от того; каков общественный взгляд на поэта, оценивается нравственный уровень общества. Тема поэта и поэзии оказывается в романе ключевой в самом точном значении слова.

Это становится особенно заметным, начиная с Ночи четвертой и пятой. Здесь появляется много рассказов-притч, которые все по внутренней своей проблематике оказываются так или иначе связанными с темой поэта и поэзии. В рассказах "Бригадир", "Бал", "Насмешка мертвеца", "Последнее самоубийство", "Город без имени" связь с темой носит, так сказать, обратный, негативный характер, - что, естественно, не мешает ей быть глубокой и идейно значимой. В рассказах этих рисуется мир, лишенный поэтического, - и он выглядит как потерянный и страшный мир.

Глава "Ночь четвертая" открывается отрывком-новеллой, названной "Бригадир". Сюжет "Бригадира" отчасти предваряет сюжет повести Л. Толстого "Смерть Ивана Ильича". Как и у Толстого, в новелле В. Одоевского говорится о жизни заурядного человека, лишенной высокого нравственного смысла и заполненной от начала до конца ложью. Герой "Бригадира" - обыкновенный статский советник, который не знал в себе "ни одной мысли, ни одного чувства". Только перед смертью, в последние мгновения, он успел просветленным и прозревшим взглядом оглянуться на свою жизнь - и в первый и в последний раз он устыдился:

"О, каким языком выразить мои страдания! Я начал думать! Думать страшное слово после шестидесятилетней бессмысленной жизни! Я понял любовь! любовь - страшное слово после шестидесятилетней бесчувственной жизни! И вся жизнь моя предстала во всей отвратительной наготе своей!" (наст. изд., с. 44).

Герой рассказа "Бригадир" прожил пустую, никому не нужную жизнь. И это потому, что он был начисто лишен "поэтических инстинктов". В. Одоевский видит и показывает не только вину героя, но и его трагедию. Главный для него виновник - "неумолимые условия общества", лишающие людей поэтических и, значит, истинно духовных потребностей.

Новеллы у В. Одоевского находятся в тесной идейно-сюжетной связи друг с другом. В рассказе "Бал", следующем сразу же за "Бригадиром", перед читателем предстает мир людей "с помертвелыми сердцами", глухих к добру и поэзии - пустых людей. И то, что это уже не один человек, а целый мир, делает картину особенно безотрадной.

Новеллы следуют одна за другой с заметным нарастанием эмоционального звучания. Развитие сюжета идет crescendo. В конце новеллы "Бал" возвышенно-трагическая патетика авторской речи достигает одной из своих кульминаций, и но законам музыкального повествования за этим теперь должно последовать разрешение, переключение в иную, контрастную тональность.

Такое музыкальное и смысловое переключение происходит в новелле "Мститель", следующей за "Балом". Здесь тема страшного мира получает единственно возможное для романтического сознания положительное решение. Герой новеллы "Мститель" - поэт, совершающий "таинственное служение" "во времена духовного смрада и общественного гниения". В поэте, как всегда у В. Одоевского, антитеза бездуховному, страшному миру. Поэт - это мститель обществу, глухому к голосу высоких истин: "Злодей торжествовал. Но в эту минуту я увидел человека, который пристально устремил глаза свои на счастливца. В сих неподвижных глазах я видел благородную злобу и ненасытное, неумолимое, но высокое мщение; его взоры до костей проникали счастливца; они поняли все, всю глубину его низости, исчислили все беззаконные трепетания его сердца, угадали все нечистые расчеты ума... грозная улыбка была на устах незнакомца... он не оставит счастливца, нигде преступный не укроется от ядовитого острия, образ нравственного чудовища врезался в память мстителя, и когда-нибудь он совершит над счастливцем очистительную тризну..." (наст, изд., с. 47).

Поэт из новеллы "Мститель" носит у В. Одоевского в одинаковой мере черты идеальные и автопортретные. Герой новеллы помогает нам понять не только автора "Русских ночей", но и В. Одоевского - автора других произведений, в частности и в первую очередь сатирических. Такие его повести из светской жизни, как "Княжна Мими", несомненно были продиктованы тем пафосом "высокого мщения", о котором говорится в связи с поэтом в новелле "Мститель". Это еще раз подтверждает высказанную уже нами мысль, что сатирические повести В. Одоевского из жизни

современного общества не стоят особняком в его творчестве, а находятся в одном идеологическом и художественном ряду с его романом "Русские ночи".

Следом за "Мстителем" в романе идет отрывок "Насмешка мертвеца" (первоначальное его название - "Насмешка мертвого"). Происходит дальнейшее углубление темы и начинается новый смысловой и музыкальный цикл. На первый взгляд повторяется то, что уже было: новеллы, рассказывающие о страшном мире, сменяются новеллами, в которых звучит тема поэта и поэзии. Но повторяется лишь внешний рисунок сюжета: но не самый сюжет. К сходным мотивам добавляются важные оттенки, меняется характер повествования. Острее становятся контрасты, усиливается элемент фантастики и символики. Повествование делается все более напряженным, патетическим, пророческим. Н. В. Станкевич писал о "Насмешке мертвеца": "Нашего Одоевского я начинаю очень любить! Его "Насмешка мертвого", напечатанная в "Деннице", оазис среди пустынь этого альманаха, приводит меня в восторг своим пророческим то ном, своим фантастическим (искренно-фантастическим) колоритом... Говорят, он много печатает - давай-то господи!" {Письмо Н. В. Станкевича к Я. М. Неверову от 2 I 1834. - В кн.: Переписка Николая Владимировича Станкевича. 1830-1840. М., 1914, с. 276.}

В новелле, которую так высоко ценил Н. В. Станкевич, мертвецы встают из гробов, чтобы с насмешкою взглянуть на то, чему прежде поклонялись. Перед читателем возникает образ красавицы "с ленивым сердцем", "беспрестанно охлаждаемым расчетами приличий", с умом, "беспрестанно сводимым с толку теми судьями общественного мнения, которые постигли искусство судить о других по себе, о чувстве по расчету, о мысли по тому, что им случилось видеть на свете, о поэзии по чистой прибыли..." (наст, изд., с. 49).

Эта красавица - дитя суетного, жестокого мира: по ней легко узнать и мир, к которому она принадлежит. В новелле жизнь предстает перед лицом вечного, при свете последней правды. Это делает авторское обличение и трагическим, и высоким.

Трагически-высоким выглядит обличение и в отрывке "Последнее самоубийство". Его смысл так разъясняется Фаустом: "Это сочинение есть не иное что, как развитие одной главы из Мальтуса, но развитие откровенное, не прикрытое хитростями диалектики, которые Мальтус употреблял как предохранительное орудие против человечества, им оскорбленного" (наст, изд., с. 53-54).

В действительности картина, нарисованная в отрывке, выходит за рамки критики воззрений Мальтуса. В ней дано сгущенное до невероятного, до фантастического изображение безнравственного мира, в котором исчезло всякое понятие о прекрасном: "Давно уже исчезло все, что прежде составляло счастие и гордость человека. Давно уже погас божественный огонь искусства..." (наст, изд., с. 54).

По существу те же мотивы мы находим и в рассказе, открывающем "Ночь пятую" и названном "Город без имени". Правда, если в предыдущем отрывке В. Одоевский ведет спор с Мальтусом, то здесь, в "Городе без имени", он полемизирует с Бентамом, с его теорией пользы. Но картины, изображенные в обоих отрывках, получаются в общем сходными. Для В. Одоевского важны не столько особенные, индивидуально-отличительные черты теорий Мальтуса и Бентама, сколько их одинаково ложные основания и одинаково опасные последствия, к которым ведет их реализация на практике.

Мир, построенный по законам Мальтуса или Бентама, оставляет в забытьи "инстинкт сердца", без которого нет жизни и нет человека. Следование законам Мальтуса приводит общество к неизбежному самоубийству. Следование законам Бентама делает жизнь "искусственной", составленной из одних "купеческих оборотов", - и значит, не жизнью. В обоих случаях основной причиной исчезновения жизни является отсутствие в ней "естественной поэтической стихии".

Мы уже отмечали: все это для В. Одоевского постоянные и ключевые мотивы. Ключевые для понимания судеб человеческих и судеб народных. В "Психологических заметках" В. Одоевский писал о русском народе: "Пусть много недостатков иноземцы находят в русском народе, но нельзя не согласиться, что есть нечто великое даже в его недостатках; например, мы любим бесполезное, тогда как другие корпят над расчетами пользы; мы метим кинуть тысячи для минуты, прожить жизнь в один день - это дурно в меркантильном отношении, но показывает нашу поэтическую организацию: мы еще юноши, а что было бы с юношею, если бы он с ранних пор предался страсти банкира!" (наст, изд., с. 224-225).