Бу Бальдерсон - Министр и смерть

• Название: Министр и смерть
• Автор: Бу Бальдерсон
• Издательство: "Звонница-МГ"
• Жанр: Иронический детектив
• Год: 1994
• ISBN: 5-88524-002-7

---

Министр со своей внезапной прогулки все не возвращался. «Куда, к черту, он делся?» — раздраженно подумал я. Разгуливает где-то уже больше часа! Пришлось самому тащиться к телефону и отвечать. Естественно, прежде всего назвав свое имя, фамилию и звание.

На другом конце линии говорила женщина. Она была сильно возбуждена и торопилась, слова ее звучали неразборчиво. Как раз в этот момент игра за столом вступила в самую оглушительную фазу. Из того, что она говорила, я ничего не понимал. Призывать же к тишине было бессмысленно: игроки лупили картами об стол, как сущие дьяволы. Я прижал трубку теснее, закрыл рукой другое ухо и, наклонившись над аппаратом, крикнул:

— Говорите громче!

Пронзительный писк сигнала и визгливый металлический голос резанули мой слух: слова доходили, прорываясь через бурю треска и шорохов — отрывочно, путано, пугающе:

— Кристер... письмо... в голову... мертва... полиция...

Игра за столом вступила в фазу отлива.

Я увидел рядом Министра и протянул ему трубку.

Он стоял лицом к окну и глядел в темноту, словно пытаясь в ней что-то разглядеть. Женщина все говорила. Министр задал ей несколько вопросов. Потом медленно положил трубку и повернулся ко мне.

— Звонила Ева Идберг. Беата Юлленстедт мертва. Ева и Кристер нашли ее в доме. С простреленной головой.

6

Останавливая шквал возгласов и взволнованных вопросов, он поднял руки.

— Больше я ничего не знаю. Ева и Кристер пришли сегодня вечером к Беате обсудить с ней какое-то дело, какое именно, мне неизвестно, но оно касалось какого-то письма. Да, еще! Кроме нас, Ева звонила Сигне, и та пообещала сообщить обо всем Барбру. Полиция уже едет сюда. Я тоже пойду и посмотрю, не нужна ли помощь? Вильхельм, ты пойдешь со мной?

Через пять минут мы вышли из дома. Погода стояла ветреная, и я поднял воротник пиджака.

Добравшись до шоссе, мы свернули налево в сторону пристани. С одной стороны над нами нависала стена густого черного леса, с другой лежали открытые поля, на некотором отдалении тоже переходившие в лес. Силуэты сосен вырисовывались на вечернем небе, как великанские многорукие подсвечники.

Мы не разговаривали. Министр торопился и все убыстрял шаг. Но я отнюдь не собирался уподобляться загнанной лошади. Я уже чувствовал, как что-то часто забилось у меня в груди — что-то тщательно укутанное пиджаком и джемпером. К чему спешить? Обидеть старую женщину опозданием мы уже не могли.

Полиция была на месте. Служебные автомобили стояли рядами, съехав в кювет между изгородью и шоссе, а дорожка к дому была залита холодным белым сиянием прожекторов. К нам подошел молодой полицейский. Министр показал ему свою карточку и спросил, можно ли ему пройти. Посветив карманным фонариком, полицейский недоверчиво смерил Министра взглядом: Министр всегда страдал от своей предательски моложавой внешности. Тут же вызвали полицейского постарше, и после недолгого перешептывания, нерешительно отдав честь, они все-таки пропустили нас через калитку. Моя личность ни у кого подозрений не вызвала: должно быть, они посчитали меня сильно потрепанным долгими годами службы секретарем. Полицейский, который выглядел старше, повел нас по садовой дорожке мимо многочисленных фигур в черных блестящих кожаных плащах с рулетками и прочей аппаратурой, занятых своим делом. Дом был маленький и красный с белыми углами, как и все подобные дома в страшных сказках.

В прихожей было тесно. Одной стеной здесь служила кирпичная кладка дымохода — обои на ней сильно обтрепались, и сквозь продранные места выглядывали серые голые кирпичи. Открытая дверь напротив вела в гостиную Беаты Юлленстедт. Внутри сверкнула вспышка, и я подумал: «Бог мой, эти гиены уже тут как тут!» — но сразу понял, что ошибся: последний — и наверняка также первый — фоторепортаж в доме Беаты Юлленстедт снимали полицейские фотографы.

Она сидела в кресле с высокой спинкой лицом к порогу, и ее незрячие глаза зло и неотрывно глядели на нас. На ней было то же, что и днем, платье, не хватало только шляпы. У выреза на платье поблескивала не замеченная мной раньше днем маленькая брошь — жучок из золотистого металла, ползущий к узкому темно-красному ручейку, стекавшему вниз со лба. Даже застывшее, ее лицо поражало. Оно излучало ту же решимость и силу воли, так поразившие меня при нашей последней встрече. Наверное, она видела убийцу и успела понять его умысел, но все равно не испугалась. Она умерла, как солдат, павший на поле боя в минуту, когда победа казалась ему близка.

— Какого черта!.. — к нам повернулся молодой человек в штатском.

— Он утверждает... этот человек говорит, что он — наш министр внутренних дел.

Слова нашего вожатого не звучали слишком убедительно.

Молодой человек в штатском костюме шагнул ближе и взглянул на Министра.

— Да, кажется, это — он. Я видел его, когда учился в полицейской школе, — голос молодого человека звучал удовлетворенно, словно он только что опознал преступника-рецидивиста.

— И что вы тут, позвольте вас спросить, делаете?

Министр объяснил.

— И вы, конечно, не преминете вмешаться?

— Нет, ну что вы... я...

— Я только что прибыл сюда, и мы едва начали осмотр места преступления. Я был бы вам очень благодарен, если бы вы...

Голос полицейского в штатском зазвучал неуверенно, и строгие слова застыли на его устах:

— Как? Да неужели?.. Это вы... магистр Перссон?

Я тоже узнал его.

Не по внешнему облику. Облик у него был обычный, среднестатистический — длинноголового, светловолосого шведа. Скорее, это его голос, интонации речи и образ действий живо разбудили во мне воспоминания и стерли все эти годы... ну, конечно, это был Бенни Петтерсон — пятнадцатилетний подросток, ни в грош не ставивший ни мое, ни других учителей право и обязанность учить его уму-разуму, конечно, это был он — гроза молоденьких учительниц, доводивший их до слез и заставлявший меня, его классного руководителя, проводить с ним неоднократные воспитательные беседы...

Признаться, я совсем не думал, что из него может получиться полицейский, и, судя по всему, полицейский довольно высокого ранга. Расследование тяжких преступлений не поручают постовым.

Мы поздоровались, и я заметил с его стороны гораздо более приветливое отношение ко мне, чем к Министру, которому к его вящей радости позволили сообщить полиции кое-какие сведения о здешних местах, после чего Бенни Петтерсон снова углубился в свои полицейские дела, а мы удалились из дома Беаты и пошли домой в темноте, ставшей к этому времени почти полной.

Только оказавшись в постели, я вспомнил, что так и не спросил у Министра, где он был и чем занимался целый час во время своей прогулки после ужина.

На следующее утро, когда я все еще лежал и ворочался в кровати, пытаясь предугадать, какие напасти и треволнения готовит мне новый день, первая из них не замедлила явиться в облике Министра, ворвавшегося в комнату и широко распахнувшего окно, через которое на меня обрушились детское визжание, крики птиц и прочие мучительные утренние звуки.

И поскольку он, конечно, и не подумал закрыть за собой дверь, в комнате тут же образовался сквозняк. Я натянул одеяло до подбородка и горячо пожелал, чтобы Министр наконец оставил одну из своих любимейших и вреднейших привычек — а именно: проветривание чужих комнат. (Министр, кстати, обожает проветривать кабинеты в Доме правительства. Однажды утром в пятницу он раскрыл настежь все окна в кабинете министра по делам религии, в результате чего воздушные потоки унесли с собой патент на назначение нового епископа. Словно сознавая свое небесное происхождение, патент поднялся высоко к облакам — прекрасное, возвышенное, трогательное зрелище, рассказывал Министр, в то время как другой министр (по делам религии) вопил и ругался, крича, что назначение должно утверждаться через полчаса на совете министров и что он теперь скажет королю? Пришлось срочно менять повестку дня, что незамеченным прессой не осталось и получило самые различные толкования.

Одна вечерняя газета торжествующе заявила: правительство действует столь вяло и бессильно, что даже не способно назначить нового епископа — явный симптом необычно тяжелого случая импотенции. Другой лояльный социал-демократический орган предположил, что министр по делам религии в последнюю минуту благородно пересмотрел свое решение и счел невозможным обойти внесенную в резервный список кандидатуру престарелого священника с безупречным консервативным прошлым. Этот выпад либеральная газета парировала сообщением, что у имеющейся в виду епархии появились новые надежды и прихожане ее возносят теперь свои молитвы Богу и подают петиции в Дом правительства с просьбой о назначении епископом настоятеля местного собора, внесенного в первый список.