Василий Казаринов - Ритуальные услуги

• Название: Ритуальные услуги
• Автор: Василий Казаринов
• Жанр: Детектив

---

— Слишком плотное общение с коллегами по похоронному цеху скверно сказывается на душевном самочувствии, — заметил я, косясь на Люку, которая продолжала пребывать в прежнем, густо сумрачном настроении.

— Да нет, это как раз не скучно, — вяло отозвалась она. — Иной раз просто обхохочешься.

— А что тогда?

— Да так… Вышла сегодня прогуляться и на центральной площади наткнулась на школьную подружку. — Она надолго отдалась созерцанию своих ногтей. — Едва узнала в этой толсторожей бабище с заплывшими жиром глазами хрупкую девочку с косичками. Хм, надо же… Мы сидели за одной партой. Помнится, она писала стихи. Глупые, конечно, детские — что-то про рассветы, звезды в ночном небе, про любовь. Но все-таки.

— И что теперь? — спросил я, не отрывая взгляда от дороги. — Ее приняли в Союз писателей?

— Она торгует на улице хот-догами.

Я не нашелся, что сказать на это. Никого из своих одноклассников я не видел со времен окончания школы, несколько групповых фотографий, где в две шеренги — одна над другой — выстроены окаменевшие в ожидании вылета из объектива птички худые стройные мальчики и девочки с невинными глазами, я куда-то затерял, и слава богу: сличение тех трогательных в своей наивности и смутной надежде на лучшее херувимоподобных образов с теперешними обличьями прежних друзей оптимизма мне вряд ли прибавило бы.

— Что с нами сделалось такое, а, Паша?

— Не знаю. Это просто жизнь. Но давай лучше оставим этот разговор до первых пары рюмок. Он слишком философичен. На трезвую голову нам эту тему не поднять.

— И то верно.

Мы плавно причалили к шлюзу перекрестка и застыли перед «зеброй», по белым клавишам которой неторопливо потекли отяжелевшие от духоты пешеходы, словно извлекая своей тяжелой поступью из уличной клавиатуры шаркающие аккорды беспросветно унылого мотива; прислушиваясь к нему, я впал в состояние ступора, и лишь требовательное вмешательство Люкиной руки, энергично подергивавшей локоть, вернуло к действительности.

— Ты что, заснул? Давно зеленый дали.

Садовое с почтительной медлительностью обтекало наш дредноут. Я глянул на Люку и сказал:

— Анна Христофоровна!

— Что? — медленно моргнула она. — Кто? Где?

— Конечно, тетя Аня! — Я включил передачу и плавно тронул с места, — Это недалеко. Минут пять ходу.

Кто ж еще, кроме нее, мог знать все про всех: она пришла в нашу школу сразу после института еще, — кажется, в те ветхозаветные времена, когда мальчикам полагалось приходить в классы в форменных гимнастерках, захлестнутых на поясе ремнями, а их бритые головы украшали фуражки; и девочки тогда были строги и непреклонны и прятали свои формы за монашески унылыми покровами глухих темных платьев с белыми передниками. Конечно, тетя Аня, — она веки вечные преподавала русский язык и литературу, была завучем, некоторое время директорствовала, впрочем, незадолго до ухода на пенсию оставила этот хлопотный пост, а заодно и свой учительский стол, перебралась в библиотеку — в пахнущий канцелярским клеем и бумажной пылью сумрак, стоявший меж высокими стеллажами, — и, видимо, доживала бы свой пенсионный век в тех сладких запахах, если б не отпала у нынешнего умного поколения детей потребность в книгах: говорят, библиотеку закрыли, а на ее место переселили компьютерный класс. Тетя Аня, конечно, она — даже в преклонном возрасте она хранила в своей поразительно ясной, прозрачной памяти все названия довольно обширного фонда, имена авторов, библиотечные шифры, но кроме этого хранила все имена и образы тех, кто в положенный срок — кажется, в восьмом и десятом классах — выстраивался в актовом зале в парадные шеренги и напряженно глядел в объектив фотокамеры.

Пристроить «кадиллак» на Садовом — дело почти безнадежное, мы свернули за перекрестком в переулок, пришвартовались неподалеку от особняка, где размещалось какое-то посольство. При въезде на обнесенную глухим каменным забором территорию торчала светло-серая сторожевая будка, обитавший в ней мент выглянул из своего укрытия, окинул нас с Люкой сонным, осоловевшим взглядом и покачнулся, уставившись на «кадиллак» с таким выражением, будто в стороне от охраняемой им вотчины посольского паркинга притормозил легкий танк.

— Это всего лишь катафалк, товарищ лейтенант, — сказал я ему. — А в нем лежит покойник. Мы сейчас вернемся, только купим букет живых цветов. Посмотрите, чтоб никто не тревожил покой усопшего.

Люка, воспользовавшись случаем, направилась в магазин пополнять запасы своего холодильника, а заодно и бара. Я вернулся к Садовому, углубился в подземный переход. Тетю Аню нашел на ее месте, возле кабинок, она неподвижно сидела на раскладном стульчике и глядела перед собой.

— Паша, — бесцветным тоном произнесла она, поднимая глаза. — Какая жара.

— Да уж, — кивнул я, присаживаясь на корточки напротив нее. — Тетя Аня, у нас в школе учился один паренек… Я его, разумеется, не помню, потому что он много старше меня. У него несколько необычная фамилия — Сухой.

— Хм, Сереженька… — слабо, одними уголками губ, улыбнулась она, в ее глазах расплылось выражение ностальгически мягкого тепла. — Чудесный мальчик, он так трогательно краснеет, если не выучит урок.

Я вдруг подумал: возможно, ее жизненные силы поддерживает именно вот эта типично учительская привычка удерживать всех прошлых мальчиков и всех прошлых девочек во времени настоящем, хотя многие ведь уже давно перебрались в прошедшее, и удерживать именно в прежних образах — прекрасных, чудесных, трогательных и наивных существ.

— М-да, он определенно мальчик с головой. И очень — я бы даже сказала маниакально — увлеченный…

— Вон как? И чем?

— Помнится, в шестом классе, — она будто не расслышала мою реплику, — мы писали стандартное сочинение на вольную, с программой прямо не связанную, тему…

— «Кем я хочу стать»? — предположил я.

— Да. И я очень хорошо помню его работу.

— А что в ней было такого примечательного?

— Да, собственно, ничего. Просто пара листков, исписанных твердым почерком. И с бездной грамматических ошибок. — Она помолчала, погрузившись в теплую материю воспоминания. — Но суть не в этом. А в том, что меня несколько озадачил его выбор.

Я прикинул про себя варианты, в стандартной обойме статусов и положений, какие могли занимать юношу в те времена. Геолог. Космонавт. Инженер. Врач. Полярник. Учитель.

— А вот и нет! — улыбнулась тетя Аня, угадав ход моих мыслей. — Знаешь, кем он хотел стать? Ни за что не догадаешься.

Мне было наплевать на то, кем он хотел. Другое дело — кем стал. Подумав об этом, я вдруг ощутил легкий толчок привычной боли в левом плече.

— Он хотел командовать праздничными салютами.

Я остолбенел и с минуту пытался сообразить, что бы этот явно выбивающийся из тривиальной обоймы выбор мог означать, наверное, мальчик был в самом деле существом самобытным.

— Ну, на этой почве у него и начались проблемы. Он вечно мастерил какие-то… — она повертела кистью у виска, подыскивая слово. — Какие-то бомбочки, что ли… Знаешь, прежде валидол продавался в маленьких металлических баночках. Так вот он начинял их чем-то взрывоопасным и взрывал на школьном дворе. Нина Валериановна, химичка, говорила, что это, скорее всего, какая-то смесь алюминиевой пыли с марганцовкой. Ну и еще что-то такое мастерил. Я его предупреждала — эти опыты могут плохо кончиться. Так оно и вышло. У нас, помнится, была комиссия из роно, проверяли наглядную агитацию. И вот они зачем-то наведались во двор, где Сережа, как на грех, экспериментировал. И что-то, конечно, в самый неподходящий момент взорвалось. Грохот стоял… — Она прикрыла глаза и покачнулась, приложив руку к груди. — Руководителю комиссии чуть плохо с сердцем не стало. Ну словом, вышел большой скандал, меня затаскали по инстанциям. И Сережу пришлось переводить в тридцатую школу — рабочей молодежи, были прежде такие школы. Ну вот. — Она поправила выбившуюся из-под светлого платка прядку. — А как его судьба дальше сложилась, я не знаю. А ты?

— Хорошо сложилась. Он в порядке. Ладно, тетя Аня, мне пора.

Поспел я в переулок в самый удачный момент, застав там, что называется, немую сцену: мент изумленно таращился на Люку, которая вместо цветов загружала в багажное отделение литровые бутылки виски с черной наклейкой и прозрачный пластиковый пакет с закусками. Низко наклонившись, она старательно устраивала рядом с роскошным гробом покупки, нисколько не обращая внимания на то, что порыв горячего сквознячного ветра приподнял ее юбку, открыв нашим взорам сочную попку во всей ее аппетитной красе.

— Покойный любил в этой жизни всего две вещи. Женщин и выпивку, — бросил я лейтенанту, минуя будку. — И мы просто обязаны отдать долг его светлой памяти.