Рахмат Файзи - Его величество Человек

• Название: Его величество Человек
• Автор: Рахмат Файзи
• Издательство: "Детская литература"
• Жанр: Детская проза
• Год: 1985

---

ством, теперь Коля стал взрослым. Он понял смысл слов «человек родился заново». В этом доме родился заново он сам, вырос, обрел родителей, младшим он сейчас вместо отца. «Уста»! Коля улыбнулся, но тут же посерьезнел: «Только бы мама скорее поправилась!» На душе опять стало тревожно...

—Коля! Ты что там делаешь?

На айване, освещенная серебристыми лучами луны, стояла Ляна.

—Ляна, досмотри, какая луна — круглая, огромная, как тыква.

Девочка с тазом в руках спустилась во двор.

—Вырвало ее,— хмуро сказала она.

—Опять?

Мехриниса уснула далеко за полночь, спала она беспокойно, металась, стонала. Коле стало жалко Ляну — девочка на ногах не стояла. Он заставил ее лечь, а сам до рассвета просидел у постели матери. Светало, когда его сморил недолгий сон. Ляна подоила корову, дала пойло теленку, а Коля собрался уже на работу, и тут пришла врач. Осмотрев Мехринису, она сказала, что ее надо немедленно положить в больницу. Мехриниса сопротивлялась, слабым голосом доказывала, что дома ей лучше, но врач не стала и слушать. С воспалением легких не шутят.

Дети примолкли. Не было слышно даже Леси, обычно пристававшей ко всем и без умолку болтавшей. Все ходили на цыпочках, разговаривали полушепотом. Перед завтраком ребята вдруг, не сговариваясь, вошли к матери. «Если я лягу в больницу, что станет с ними?» — думала в ужасе Мехриниса. Она не смогла даже приласкать, ободрить детей, только бормотала что-то невнятное, стараясь не показать, как ей плохо. «А что, если настал мой час и я умру, пойдут ли они за моим гробом, плача и причитая? Будут ли ходить на кладбище, как Батыр, будут ли вспоминать меня или на другой же день разойдутся в разные стороны?.. Нет, нет, не такие это дети...» Мехриниса закрыла глаза.

Дети испугались.

—Не закрывайте глаза, джан ойи! — Абрам кинулся к матери.

—Мне легче. Не бойся... Вы же опаздываете в школу. Скорее идите пить чай... Спасибо, детки мои, спасибо,— тихо сказала Мехриниса.

Дети на цыпочках пошли к двери. Провожая их внимательным взглядом, больная подмечала все: осторожную поступь, печальные глаза, понуренные головы, беспомощно повисшие руки. Последней вышла Галя. Чулки у нее на ногах были разного цвета. «Да,— подумала Мехриниса,— я нужна им!» Эта мысль на несколько мгновений словно исцелила ее, она почувствовала себя сильной, крепкой, какой была в молодости, в те далекие дни, когда все казалось великолепным и жизнь дарила одни радости... Но ведь только теперь пришло настоящее счастье. Мехриниса впервые ощутила его в ту минуту, когда прижала к груди Батыра и у нее сладко затрепетало сердце, но окончательно и вполне осознала его только сегодня, сейчас. Счастье ее — это дети! Захотелось обнять их, каждого, ощутить тепло детских волос, взглянуть в ясные, живые глаза. Но бедная Мехриниса даже привстать не смогла и только прошептала:

—О аллах, если настал мой час, я согласна... Но не лишай меня... Я хочу сказать не то: не лишай этих детей радости! Позволь мне жить только для них. Пусть им будет хорошо. Прошу тебя, умоляю... Нет, требую!..

Ляна наклонилась к матери, положила ладонь ей на лоб.

—С кем вы говорите?

—А?..— Мехриниса пришла в себя.— Слава аллаху, слава аллаху...

В больницу ее отвезли только после полудня, когда Коля был на работе. Захира и Карамат помогли медсестре довести Мехринису до машины. Захира поехала проводить соседку и забрать ее вещи, а Карамат осталась помочь по хозяйству.

Глава двадцать пятая

Малорослый, старый и тощий осел еле тянул расшатанную арбу. На колдобинах копыта осла скользили, ноги разъезжались, арба наклонялась — вот-вот свалится в канаву. Сидевшая в сене девочка испуганно таращила глаза и норовила покрепче уцепиться за мешки, которыми была гружена арба.. Девочке на вид было лет пять-шесть, с плеч у нее неуклюже свисала большая истрепанная фуфайка. Коротенькие, мелко заплетенные косички, торчавшие из-под вышитой тюбетейки, смешно тряслись. Ослом правила мать девочки. В пути они были уже давно: выехали рано, когда в степи дул резкий, пронизывающий ветер. Вначале девочка дремала, облокотясь на мешок и закутавшись в фуфайку. Когда арба свернула на большую дорогу и далеко позади остались кривые улицы кишлака с развалившимися дувалами, она принялась ощупывать мешок и, обнаружив место, где мешковина истерлась, пальчиком проделала дырку. Палец уперся во что-то жесткое, оказалось — в урюк. Девочка посмотрела на мать — та, видно, ничего не замечала, шагая рядом с ослом по обочине дороги и о чем-то думая. Тогда девочка потихоньку вытащила несколько урючин и засунула в рот. Она была уверена, что теперь-то уж никто не узнает о ее проделке, и вовсе не подозревала, что щеки ее надуты, а губы все время шевелятся. Дырка в мешке увеличивалась, теперь в нее входили два-три пальца и можно было выбрать урюк по вкусу.

Мать по-прежнему шла сбоку, и девочку это радовало: ведь урюк-то был колхозный и везли его каким-то детям, значит, мать стала бы ругаться.

Но женщина все заметила и нарочно не оборачивалась, с трудом переступая ногами в мужских грубых сапогах, кутаясь в платок, накинутый поверх серого ватника.

Солнце уже было в зените, когда арба въехала в город. Боясь заблудиться на незнакомых узких улочках, женщина спросила у первого встречного:

—Где дом кузнеца, усыновившего детей?

—Повернете вон на ту улицу, пройдете немного вперед, увидите двустворчатую калитку,— охотно объяснил старик.

Женщина поблагодарила его и вскоре довела своего осла до нужного поворота.

—Ойи,— не поднимая глаз, спросила девочка,— мы все им отдадим, да?

— Да, доченька, колхоз-то для них отправил.— Мать ответила мягко, понимая, что чувствует голодный ребенок.

—Целый мешок отдадим, да?

—Целый мешок.

—А нам ничего? — У девочки задрожали губы.— Ойи, можно я немного возьму в тюбетейку? Никто не узнает.

Женщина молчала. Ее молчание девочка истолковала как знак согласия и принялась поспешно выкладывать урюк в тюбетейку.

На узкой улочке мать наконец взглянула на дочь, на бледное личико, на радостно заблестевшие при виде такого богатства глаза, сердце ее сжалось, и она, не задумываясь, стянула с плеч платок и бросила его на арбу.

Пугливо озираясь, обеими руками она начала вынимать из мешка урюк и сушеные яблоки. Руки ее дрожали. В конце улицы замаячила какая-то фигура. Колхозница торопливо завязала платок с фруктами, стянула узлом слегка опустевший мешок и раздраженно прикрикнула на осла. Осел пошевелил ушами, мотнул головой и неторопливо двинулся дальше. У двустворчатой калитки женщина остановила арбу.

—Сиди тихо,— велела она дочери и, закидав сеном платок, подхватила мешок и вошла во двор.

Во дворе были только дети. Каждый занимался своим делом. Ляна стирала, Абрам развлекал Марику, Галя подметала айван, Саша и Леша выкладывали в таз дынные корки для коровы. И только Леся беззаботно качалась на качелях. Удивлённая женщина неподвижно стояла у калитки. Первой незнакомку заметила Ляна.

—Ассалому алейкум! Входите, хола.

—Ва алейкум ассалом. А где мама?

—В больнице,— грустно сказала Ляна.

—Ой, бедняжка! Давно ли?

—Уже четыре дня...

Дети оставили свои дела и подошли к незнакомой женщине.

—А как она себя чувствует? Вы бываете у нее?

—Вчера мы ходили со старшим братом. Она уже понемногу встает.

—А отец на работе?

—Нет, уехал на фронт.

Женщина совсем растерялась. Подбежавшая Леся с откровенным любопытством глядела на мешок.

—Пришло письмо от Батыра-ака. Скоро он и сам приедет! — радостно поведала гостье общительная девочка, желая завести знакомство.

—Вот оно как...— Женщина погладила Лесю по голове, так и не поняв, о каком письме идет речь.

—Хола, поднимитесь на айван,— пригласила Ляна. Ей хотелось спросить: «Зачем вы пришли?» — но она стеснялась.

Женщина молча подняла мешок и направилась к айвану. Забыв не только снять сапоги, но и соскоблить прилипшую к ним грязь, она уселась на курпаче возле хантахты, развязала мешок и высыпала две пригоршни урюка с яблоками.

—Это вам. Кушайте.

Дети были изумлены. Глаза у них загорелись. Они переглянулись, не зная, что делать, и вопросительно смотрели на Ляну. Ляна стояла, опустив голову.

—Кушайте, для вас привезла,— повторила колхозница.

Дети смущенно присели. Как только Абрам поднес Марику к хантахте, девочка обеими ручонками схватила яблоко и сунула его в рот. Щечки у нее вздулись, лицо засветилось блаженством.

—Какая чудная девочка! Ну-ка, иди ко мне.— Женщина взяла Марику на руки. Выбрав урючину помягче, она вынула косточку.— Тот дай мне, кушай этот, без косточки,— уговаривала она девочку.— Это младшая, да?

—Да, это моя сестренка, ее зовут Марика.