Анатолий Голубев - Мир без милосердия

• Название: Мир без милосердия
• Автор: Анатолий Голубев
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1986

«Мир без милосердия» — таким безжалостным встает перед нами мир буржуазного спорта в романах Анатолия Голубева «Тогда умирает футбол» и «Никто не любит Крокодила», вошедших в эту книгу. В основе романов — подлинные события, происшедшие с английскими футболистами и профессиональным французским велогонщиком.

---

Дик — это я. Сэм Табор, как вы знаете, — мой хозяин. Что же касается «принадлежит и натаскан», эти слова всегда вызывают во мне смех — как самоуверенны люди! Но ведь и у них должны быть какие-то иллюзии!..»

Дональду начинал нравиться этот рождавшийся в его голове рассказ собаки, и при словах «какие-то иллюзии» он не выдержал и засмеялся. Все посмотрели на него. Извинившись, он старательно заработал вилкой и ножом, а Дик продолжал свою историю...

«За неделю перед теми памятными испытаниями подружейных собак хозяин взял мою голову в свои ладони и сказал:

«Дик, мой мальчик... Если ты только сможешь выиграть эти соревнования, то сделаешь меня самым счастливым человеком на земле. О, если бы ты только победил! С того знаменательного дня ты получал бы самые лучшие в мире сахарные кости. И было бы их вдоволь до конца твоей жизни!»

В испытаниях участвовало восемь собак. Я знал их всех по прошлым встречам и ничуть не сомневался, что шесть из них не стоят и пенса и не смогут сделать что-либо значительное. Я был убежден, что победителем окажется Джек.

Прежде всего он молод, как щенок. А когда собаке уже восемь лет и девять месяцев, как мне, она уже не может бегать так, как в юные годы. К тому же мой хозяин имел дурную привычку дергать за спусковой крючок ружья в самое неподходящее время.

А хозяин Джека — он принадлежал к категории людей, у которых не выпросишь голой кости, хотя сами они обладают свеженькой тушей динозавра, — был отменным стрелком.

Судьи подали сигнал, и мы с хозяином двинулись. Легко нашли трех первых птиц и подняли их в воздух. Я был страшно удивлен, увидев, что Сэм сбил двух из трех. Свершилось бы подлинное чудо, сбей он третью. Я нашел и доставил фазанов в прекрасном стиле, и мы продолжали двигаться дальше, упустив, как и наши противники, всего по одной птице.

Джек и его хозяин несколько отстали, но я чувствовал, что они уже идут по следу своего последнего, четвертого фазана. Джек всегда искал так, словно это была последняя дичина на земле и жизнь преподобного Джека зависела от усердия в поисках испуганной птицы. Такой задор, такой стиль работы чрезвычайно импонировали судьям.

Вдруг мне показалось, что фазан где-то рядом.

Он взлетел неожиданно. Раздался выстрел, и птица стремительно пошла вниз.

— Возьми его! — вскричал хозяин. — Хватай его, Дик! Хватай, мальчик!

Мне, однако, не понравилось поведение фазана после выстрела. Я на своем веку повидал много сбитой дичи, но эта птица... Скатившись с обрыва, я увидел, что и предполагал. Метрах в ста мелькали длинные фазаньи перья: петух летел, как только вчера отремонтированный самолет. Я даже гавкнул от злости. Дробь, возможно, слегка и задела его, но не больше. Птица, целая и невредимая, преспокойненько держала путь в сторону ближайшего перелеска...»

Дональд вышел из-за стола и уселся в кресло, поглядывая на поле, по которому совсем недавно он бродил с собакой. А сейчас он и сам напоминал легавую. Он шел по следу рождавшегося сюжета. И, отключившись от всего происходившего вокруг, работал, «накручивая» рассказ Дика, которого гладил по шерсти.

«...И в это время прозвучал еще один выстрел. Я не шевельнулся. Сэм теперь мог палить хоть до рождества. Вдруг я услышал, как что-то тяжелое шлепнулось невдалеке. Это был прекрасный петух. Стало ясно, что произошло. Джек нашел свою четвертую птицу, поднял ее в воздух, и хозяин спокойно подстрелил фазана.

Ну, вот они, как я и ожидал, нас обскакали. Что-то теперь будет?

Тогда-то и мелькнула мысль: ведь лежащий фазан — единственный шанс на победу! Только не думайте, пожалуйста, что я украл».

Дональд даже крякнул от удовольствия, мысленно «приписав» эту фразу. Лоорес и Мейсл вились вокруг хозяйки. Сэм сидел с идиотской улыбкой на лице и поддакивал на редкие вопросы жены: «Верно ведь, Сэм?» Но Дональда это меньше всего занимало. Он думал о своем.

«...Джека не было. Очевидно, он просто не заметил падения птицы, что иногда случается и с самыми лучшими собаками. Так или иначе, я встал, подобрал фазана, взял его нежно и мягко, точно в соответствии с правилами, и начал карабкаться на обрыв. Когда уже позади осталось около трех четвертей дороги, на гребне появился Джек. Бросив на меня ненавидящий взгляд, он побежал дальше.

Едва хозяин увидел в моих зубах фазана, он завизжал от восторга и буквально зацеловал меня. Затем заговорил голосом, который можно было услышать в соседних графствах:

«Нет! Вы только посмотрите на мою собаку! Посмотрите, какая она грязная и мокрая! Ей пришлось выдержать борьбу, чтобы добыть этого фазана! Но вы посмотрите на нее, она свежа, как первый салат!»

Я стоял, скромно потупив морду, и думал: «Средства, которыми мы прокладываем себе пути в жизни, часто зависят от тех условий, в которые мы попадаем. На этот раз надо было завоевать кубок. А как — не в том суть! Тут и подлость не подлость. Скажите, разве я не прав?»

В машине, когда они возвращались назад, к Мейслу, Дональд повторял в памяти фразу: «Тут и подлость не подлость», стараясь удержать ее, точно ниточку, за которую можно было вытянуть из забвения весь почти законченный рассказ.

Мейсл и Лоорес острили по адресу миссис Табор. Разговор перекинулся на женщин. Юмор Джорджа Лоореса был на уровне журнала «Плейбой», который издает для богатых холостяков полупорнографическая организация.

— А знаете, что ответила в Сохо одна проститутка чересчур горячему юноше? «Мой мальчик, ты ошибся, я жду автобус!»

Оба финансиста дружно захохотали. Мейсл лишь хмыкнул. За шутками не заметили, как доехали до «Уикенд-хауза».

Дичь, одиннадцать фазанов и два затравленных ретивой фермершей зайца, была срочно отправлена на кухню. Барбара, презиравшая охоту, подошла к машине, когда уносили битую дичь.

— Фу, варвары, таких чудных птичек побили.

— Как прошел день? — спросил Дональд.

— Так себе, — неопределенно ответила Барбара. На ней были голубые эластиковые брюки, голубая строгая кофта и легкие штиблеты на босу ногу. — Скучно... Мы с Рандольфом хотели проехать в соседнюю таверну. Говорят, очаровательное место. Не хуже Елизаветинской комнаты, помнишь?

Еще бы не помнить! Это был незабываемый вечер, который они провели в Елизаветинской комнате отеля «Кингс Рейт». Содержал его Робин Ховард, с которым Дональд познакомился как-то на стадионе. Это был историк и гурман. В своем заведении он пытался сочетать и то и другое. В ресторане до мельчайших подробностей воспроизводился банкетный этикет елизаветинских времен. Деревянные круглые блюда... Деревянные тарелки... В комнате только два больших длинных деревянных стола... Официантки в елизаветинских нарядах...

— Еще бы не помнить... С удовольствием бы поехал с вами в таверну, но надо записать одну вещь — только что придумал. Может получиться презабавный рассказик. Да и отдохнуть хочется. Кстати, как ты спала?

— Как всегда. До четырех утра читала, а утром не могла проснуться...

— А я устал. Попробую часок вздремнуть.

Он поцеловал Барбару в щеку и пошел к себе наверх.

20

Вечером в доме Мейслов обычно собирались в каминном зале. Огромный камин, выступающий почти на середину комнаты из северной стены, полыхал жаром. Аккуратные березовые чурки, потрескивали на огненной угольной подушке. Кресла широким полукругом были обращены к огню.

Когда Дональд вошел в комнату, в креслах сидели лишь Лоорес и Барбара. Президент «Элертона» рассказывал что-то веселое, и Барбара смеялась, рассматривая на свет камина рубиновое вино..

— А вот мы сейчас спросим представителя журналистской империи, что он думает о любви.

— Любовь настолько широкое понятие, что все созданное человеком в философии и искусстве не в состоянии толком объяснить, что это такое. Если вас интересует проблема любви к человеку вообще, то могу сказать: всепрощение. «Никто не может сделать мне такой низости, чтобы я смог его возненавидеть». Как вы правильно догадались, мысль не моя, краденая. У великого негритянского лидера Букера Т. Вашингтона.

Лоорес засмеялся.

— Нас интересуют более прозаические аспекты любви. Например, любовь женщины.

— «Я люблю, как и ты меня, но я буду бороться за тебя, в то время как ты будешь только думать, как тебе поступить». Вот и вся философия, короче не скажешь. Тоже не мое. У кого украл — не помню.

— Тогда еще конкретнее, — вновь засмеялся Лоорес. — Я спрашиваю у Барбары, стремится ли одинокая женщина к нормальной, я подчеркиваю, нормальной сексуальной жизни?

— Тю-тю!.. — присвистнул Дональд. — Чего уж конкретней. Тогда не стоило забираться в такие глубокие дебри, как понятие «чувство».

— Ты хочешь сказать, — вмешалась Барбара, наигранно повышая в угрозе голос, — что у одинокой женщины не может быть настоящих чувств? И вообще, что вы, мужчины, понимаете в жизни одинокой женщины, когда не можете разобраться в жизни собственных жен, которые у вас под боком полжизни?