Данил Корецкий - Принцип каратэ

• Название: Принцип каратэ
• Автор: Данил Корецкий
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Криминальный детектив
• Год: 1988
• ISBN: ISBN 5-235-00017-Х

В книгу вошли две повести молодого ростовского писателя. Автор строит их, несколько отходя от канонов и принципов детективного жанра, не придавая большого внимания столь устоявшейся в жанре традиции внешней событийности. Он «исследует» души своих героев, стремится показать истоки их нравственной деградации. Все они — люди «своего круга», погнавшиеся за мишурой: деньгами, вещами, кажущимся авторитетом. Не понимая, что, ничем большим не подкрепленная, их жизненная позиция шатка, они приходят к преступлению, как Золотов в повести «Свой круг», или к запоздалому осознанию своей человеческой несостоятельности (Колпаков в «Принципе каратэ»).

---

«Сегодня переговорю с ним... Не послушает — пусть пеняет на себя!»

Бородач поднялся и, не обращая внимания на свиту, которой предстояло расплачиваться, пошел к выходу.

Фонтан был пуст, на растрескавшемся цементном дне лежали желтые листья, клочья бумаги, ржавая консервная банка.

Колпаков смотрел перед собой и видел дурно пахнущее болотце, вытоптанную траву, черные пятна кострищ. Так выглядело это место десять лет назад. Но не это интересовало Колпакова. Гипнотизирующим взглядом он хотел вызвать из прошлого самого себя. Молодого, чистого, полного радужных надежд. И он появился, выплыл в сознании, пробившись сквозь толщу лет, удивленно выглянул наружу.

Шикарная, купленная на чеки английская куртка, немнущиеся, высококачественной шерсти брюки финского костюма, нарочито грубые, по моде, югославские туфли...

Туда ли он попал? Колпаковы жили скромно, о дорогих вещах Геннадий никогда не мечтал, в школе и институте с легкой иронией относился к джинсопоклонникам, сбивающим ноги в бесконечной погоне за импортом.

В планах на будущее не отводилось места деньгам, фирменным шмоткам и тому подобной шелухе. И вдруг...

Молодой Колпаков поднял руку Колпакова сегодняшнего. Из рукава куртки выглянула швейцарская «Омега», в пальцах звякнули ключи от машины, рядом болтался невиданный брелок: улыбающаяся голова черта. Если нажать скрытую пружинку, черт покажет острый красный язык. Невероятно!

Но еще больше удивился вчерашний Колпаков, когда осмотрелся там, внутри. Угрюмый пустырь, на котором должен был выситься монумент их вечного несокрушимого братства... Кладбище неосуществленных благородных замыслов... Бледные тени полупарализованных достижений... Мелкие грязноватые лужицы вместо мощных гейзеров смелых идей... Довлеющий надо всем черный остов храма гармонично развивающей личность Системы. Почему он такой мрачный, полуразрушенный, обгорелый? Почему воздвигнут на площади Разочарования? Кто сидит на ступенях, зажав между колен костыли, в желтой футбольной майке с отчетливо видимой цифрой «семь»? И что это там, в углу, под слоем пыли и паутины? Бр-р-р! Груда переломанных костей, скелет, отрезанная человеческая рука, мертвенная маска изуродованного лица Рогова!

Прочь отсюда! Бегом! Изо всех сил! По переулку Бесчувственности, мимо тупика Расчетливой Любви, на улицу Сделок с совестью... Хрустят под ногами черепки разбитой дружбы, осколки радужных надежд и светлых планов. Бухают за спиной шаги погони, как ни напрягайся — не отстают, но сзади никого нет, здесь вообще нет никого, кроме тебя, ведь это твой внутренний мир!

Мой? Нет! Чужой, страшный, неузнаваемо изменившийся за десять лет, ощерившийся беспощадными принципами, острыми, страшными и блестящими, как «тигровые лапы». Вот и главный проспект Умения жить, извилистый, замусоренный, плохо освещенный, как окраинная, ведущая к свалке улочка провинциального городишка, воздух плотен, тяжел, пропитан миазмами, неужели это и есть то, ради чего ты существуешь?

И как получилось, что здесь, внутри, произошли изменения, обратные процессам внешнего мира? Благоустроился, преобразился «штат Техас», но как его мрачная давящая атмосфера и зловоние вечной лужи проникли в сферу твоего «я»? И как ты ухитряешься жить с этой помойкой? Где твои друзья? На кого ты променял Сашку и Николая? Кто окружает тебя каждый день? Полумошенники, прохвосты, лжецы!

Сознание раздвоилось, и сегодняшний Колпаков не мог ответить на вопросы вчерашнего. Наверное, потому, что невозможно врать самому себе. Возникла и разрасталась щемящая боль в сердце.

Он давно чувствовал, что зашел в тупик, что все надо менять. Судьба много раз подводила к развилкам на жизненном пути, и последние годы он часто ошибался в выборе. И оказался перед стеной... Или крутым спуском, ведущим в бездонную пропасть, с предостерегающими красными сигналами: стоп, стоп, стоп.

Трудно ломать устоявшийся уклад, особенно если люди вокруг считают, что все идет хорошо и правильно. Лена, Писаревский, завидующий его «везучести» Габаев, случайный попутчик — умудренный опытом Илья Сергеевич...

Остальных он не слушал, ведь они говорили неприятные вещи, недаром советы Вени Гончарова воспринимались как раздражающие нотации.

У него и сейчас был выбор. Можно в очередной раз послушаться Писаревского, расчетливыми точными ударами выбить кандидатский диплом и удобное местечко под солнцем, разорвать заявление и по-прежнему изображать роль председателя городской федерации, даже с Леной можно восстановить отношения, очень просто: купить дубленку, и она снова войдет в роль очаровательной любящей женушки, простившей своего напроказившего муженька... И не надо ничего менять, ломать, усложнять...

Только противно жить с помойкой в душе, стыдно перед собой, перед товарищами...

Очевидно, он шевельнул пальцами, брелок щелкнул, черт саркастически усмехнулся и высунул язык.

«А есть у тебя товарищи? — услышал он немой вопрос. — Людям глаза не завяжешь, все твои художества на виду, только кажется, что никто ничего не видит!»

Черт оскалился и дразнил языком.

«Теперь у тебя другие товарищи: такие же, как ты, и обратного хода нет: коготок увяз...»

— Врешь!

Колпаков взмахнул рукой, чтобы забросить игрушку подальше, но она была скреплена с ключами, он завозился с кольцом и осознал глупость своего порыва.

— Врешь, приятель, — спокойно, почти ласково сказал он тем тоном, который использовал в ситуациях, предшествующих уличным дракам. — И супруга моя любезная врет, утверждая, что я такой же, как вся ее гоп-компания. И обратный ход есть. Сейчас...

Колпаков принял решение и стал складывать тонкие сухие веточки за выступом фонтана, чтобы ветер не задувал пламя.

К черту Писаревского и всех ему подобных. Первый шаг в тупик он сделал тогда, когда принял предложение этого интригана.

Колпаков понимал, что не вполне прав: неверных шагов и ошибочных решений было сделано столько, что вряд ли удастся отыскать первый, решающий. Но Писаревский вызывал наибольшую антипатию.

«Лгать, заглядывать Дронову в глаза с расчетом на его мягкость, приводить в действие механизм сложностей и противоречий, существующих в чужой семье, — увольте. Десять лет назад я бы плюнул в физиономию тому, кто предложил бы подобное!»

Он жестко улыбнулся.

«Впрочем, это и сейчас не поздно. Ничего не поздно...»

Пучок веток набрался достаточный для того, чтобы сжечь несколько фальшивых бумаг.

Обычным пружинящим шагом Колпаков сходил к машине, принес папку и спички, которые держал, как и пачку сигарет, специально для Лены.

Лена... Он представил, как она подносит сигарету к четко очерченным губам, изящно выпускает дым... И ощутил острое сожаление: несмотря ни на что, терять ее не хотелось.

Раздобыть денег на дубленку — пара пустяков, только рискнуть на два месяца возобновить занятия в абонементной группе...

Он замешкался.

«А Писаревский и все остальные?»

«Одно с другим не связано».

«Как же ты объяснишь Лене провал с диссертацией? Для нее остепененный муж такой же показатель престижности, как дубленка. Почти такой же...»

Рука со спичкой повисла в воздухе.

Колпаков остро ощутил, что стоит на развилке. В жизни все взаимосвязано, и сделанное сейчас неминуемо повлечет ряд вытекающих одно из другого событий. Поджигать или нет? По какому пути двигаться дальше?

«Коготок увяз...»

«Обратного хода нет... Нет? Посмотрим!»

Сделав над собой усилие, он чиркнул спичкой, веточки занялись, огонь быстро набирал силу. Он расстегнул папку, порылся, вытряхнул содержимое прямо на холодную землю. Не может быть! Засунул руку, заглянул, неужели... Да, точно! Документы о внедрении остались дома, он попросту забыл их на письменном столе... Колпаков смотрел на прогорающий костер опустошенно и безучастно, как человек, израсходовавший все силы на пустую работу.

К машине он возвращался, устало волоча тяжелые ноги, словно после трудного поединка с равным противником, поединка, который, несмотря на все старания, окончился вничью.

Но, опустившись на упруго пружинящее сиденье, Колпаков почувствовал себя бодрее, словно лакированная оболочка автомобиля экранировала волны тревоги, сомнений и беспокойства, излучаемые бывшим «штатом Техас».

«Никому из ребят не придет в голову, что можно явиться сюда для раздумий о жизни. А Гришка поднял бы меня на смех... Чего это я столько вспоминаю о нем сегодня?»

В это время Кулаков звонил в дверь к Габаеву. Увидев бородача, Гришка оторопел, его лицо стало похожим на висящую возле макивары гипсовую маску с выпученными глазами.

Первой мыслью было, что Кулаков пришел с повинной. Оказалось — с ультиматумом. Недавняя злость вспыхнула с новой силой.