Кнут Фалдбаккен - Ночной мороз

• Название: Ночной мороз
• Автор: Кнут Фалдбаккен
• Издательство: Текст
• Жанр: Полицейский детектив
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-7516-0860-6

«Новый год — не Новый год без очередного детектива от Кнута Фалдбаккена, и каждый раз — это высший класс!», — так встретила норвежская критика появление нового детективного романа Кнута Фалдбаккена «Ночной мороз» из популярной в Норвегии серии об инспекторе Валманне. На этот раз на своей вилле Скугли найдена мертвой пожилая респектабельная супружеская пара. Дело ведет Анита Хегг, знакомая читателю по предыдущему роману «За гранью» (Текст, 2008) подруга инспектора Валманна, который был близко знаком с потерпевшими. В ходе другого параллельного расследования обнаружен замерзший труп, не поддающийся опознанию. Валманн приходит к заключению, что все следы ведут на виллу Скугли.

---

Кнут Фалдбаккен Ночной мороз

Пролог

Она выбрала короткую дорожку, прямо через лес: знала, что припозднилась, а объясняться и скандалить не хотелось — усталость давала себя знать. Пожухлая трава цеплялась за ноги, кроссовки насквозь промокли. Мороз подкрадывался по ночам и отступал к полудню. Леденящая тревога не отпускала никогда, даже днем.

Дыма из трубы нет, значит, он не протопил, значит, в доме холодно. Сейчас ей нельзя переохлаждаться. Он знает об этом, но ему наплевать. От этого становилось еще хуже. Она отчаялась надеяться, что что-то изменится. Она боялась и его показного безразличия, и внезапного гнева. Такое уже случалось. Она знала, каким разрушительным бывает такое состояние, особенно в той ситуации, в которую они загнали себя. Время будто повернулось вспять, воскресив в ней ту, кем она была прежде. Больше похожей на него, такого, каким он стал теперь, подумалось ей, и она почувствовала, как ручки тяжелых полиэтиленовых пакетов впиваются в замерзшие скрюченные пальцы. Они превращались в отвратительных, уродливых близнецов, двухголовое чудовище, чьей единственной целью было найти повод для мести друг другу. Ну что ж, мечты умерли, значит, так надо.

Нет! Она не допустит, несмотря на эту боль в груди, боль разочарования. Несмотря на то, что уже совершила и о чем сама сожалела. Согласившись приехать с ним сюда, конечно, совершила ошибку. Следовало бы придумать что-нибудь. Однако у него тоже были свои мотивы, он настаивал, сердился. Его вспыльчивость, как и многое другое в нем, начала пугать ее. Она не очень хорошо знала эти места. Чувствовала себя словно похороненной. Со всех сторон подступал лес, гнетущий и грозный, он буквально всасывал дневной свет, а дальше озеро, мертвое и неподвижное. Здесь ей никогда не станет лучше, и это следовало предвидеть. А теперь уже слишком поздно жалеть о чем-то. Надо спасать то, что еще можно спасти, и она первая, кто нуждается в помощи. Чтобы помочь ему снова встать на ноги. Она понимает, что это значит. И чего это будет стоить. Сама через это прошла. Сейчас ее силы должно хватить на двоих.

Она перелезла через обвалившуюся изгородь. Старый деревянный дом стоял в самой чаще леса, почти невидимый с дороги. С Мьёсы поднималась густая изморозь. Было не то что бы холодно, просто серая сырость словно пронизывала тело насквозь. Ноги сами добрели до почти заросшей тропинки. Она отерла с лица капли. Пальцы, вцепившиеся в три пакета из супермаркета «Киви», сделались белыми и бесчувственными. Продукты на неделю. Она купила почти все, что нужно. Деньги у них еще оставались, кое-как хватало, и временная работа приносила какой-то доход, но долго так продолжаться не могло, зиму им не пережить. Неясно, долго ли она продержится. К тому же скоро им понадобится теплая одежда и кое-что из бытовой техники. Она пыталась поговорить с ним об этом. Он и слушать не пожелал. У него свои проблемы, и бороться он должен со своими страхами. Она пыталась быть терпеливой и понимающей. Он ведь не зверь какой-то, напоминала она себе, в глубине души он неплохой. Добрый. Хороший человек. Просто совсем опустился, стал бесконечно несчастлив. И не в состоянии помочь себе сам.

Ничего, скоро ему придется выслушать ее.

В прихожей холодно. В комнате холодно, чего она и боялась. Казалось, внутри еще холоднее, чем на улице. Лежа на сундуке, он спал, завернувшись в шерстяное одеяло. А может, притворялся. Чтобы она не ругалась и не заставляла растапливать печь.

Она окликнула его.

Он повернулся. Он не спал. Он был пьян или с похмелья. Именно такой взгляд. Выражение лица. Ей не хотелось даже знать, где он раздобыл эту дрянь. У него всегда было припрятано немного в загашнике, ведь не известно, когда он в следующий раз доберется до Хамара и раздобудет еще. Прежде и с ней делился, если она просила, но теперь с этим покончено. Ей до него, конечно, далеко, но иногда и ей хотелось, просто чтобы поддержать силы. Как сейчас. И тут она закричала, но он, похоже, не услышал.

— Поздно ты, черт тебя возьми, — прогнусавил он.

— Пятница. Народу много.

Она опустила пакеты на кухонный стол, один перевернулся, и из него покатились яблоки. Он впился в них взглядом, будто хотел, чтобы хоть одно упало на пол.

— Яблоки? Ты потратила деньги на эти поганые яблоки?

— Ты же знаешь, мне витамины нужны. Да и тебе они не повредили бы.

— Я не ем никаких яблок, черт возьми!

— Ты сказал, что протопишь.

— Забыл.

— Так я тебе и напоминаю.

— Я есть хочу.

— Сейчас поужинаешь, только протопи сначала.

— Отстань, черт тебя дери.

— Дрова в прихожей.

— Да отстань же!

— Мне холодно! А ну, оторви свою задницу!

— Вот как? Так вот ты как!

Он с головой накрылся одеялом. До нее донесся какой-то клекот. Он что, смеется? Лежит и насмехается над ней? Она глубоко вдохнула, словно это могло заглушить ее отвращение к этим стенам, где воздух был наполнен густым запахом его тела.

— Тогда сам готовь свой хренов ужин!

Должно быть, он уловил в ее голосе что-то, и это что-то заставило его приподняться под одеялом.

— Иду уже, уймись ты…

Нехотя сев, он взлохматил свои жидкие волосы и поежился.

— Ты на почту ходила?

— На почту? — скривилась она. — Уж не должны ли тебе прислать чего-нибудь?..

— Дверь закрыла? — В тонких подштанниках и майке он поеживался.

— Я же сказала, что холодно.

— Ты сигареты купила?

— Куртку надень.

— Сигареты купила, я тебя спрашиваю?!

Схватив ее куртку, он принялся шарить по карманам.

— Убери руки!

— Ладно-ладно, уймись…. Да уймись же ты!

Отмахнувшись от нее, он прямо в носках зашаркал к выходу. Она стояла, повернувшись к кухонному столу, и не смотрела на это. Ну вот и дошло до обычной ссоры без повода. Невыносимо. Ее руки лихорадочно рвали упаковку продуктов, словно боролись с какими-то дикими существами. Нет, так больше нельзя!

Он вернулся с щепками для растопки, подвинул кресло к печке и, усевшись в него, принялся разжигать дрова.

— Тебе бумага нужна.

— Так принеси.

— В кладовке лежат старые газеты.

— Что на ужин?

— Ты когда-нибудь растопишь печь?

— Черт, что у нас на ужин!

В его голосе звучали опасные нотки. Ведь и ударить может. Она знала, когда он может ударить.

— Рыбные палочки. — Она уже поставила сковородку на газовую горелку.

— Рыбные палочки? Проклятые рыбные палочки?! Я терпеть не могу рыбу, ты же знаешь!

— Тем хуже для тебя.

— У тебя вот там сосиски лежат.

— Они на завтра.

— На завтра? Это почему же?

— Потому что я так сказала.

— Ах ты, дрянь… — У него не хватило запала закончить фразу. — Мне же плохо… Ты же знаешь — я в последнее время неважно себя чувствую…

Ну вот, теперь он принялся ныть. Так даже хуже.

— Растопи, наконец, эту чертову печь!

— Поганая сука!

— Попридержи язык!

— Ой-ой-ой! Напугала, гляди-ка!

Он развернулся вполоборота. Спиной она ощутила этот взгляд. Ей стало страшно.

— Глянь-ка, по-моему, ты что-то в последнее время поправилась, я…

Кусок маргарина, брошенный на сковородку, зашипел.

— Если хочешь картошки, чисть ее сам.

— Да, вширь ты раздала-а-ась, ничего не скажешь.

— Прекрати, — произнесла она, и голос ее зазвучал так, будто она говорила в пустоту. Ее пальцы ощупывали синюю упаковку рыбных палочек, но все никак не могли найти, где она открывалась.

— У меня есть девка, ей уж тридцать лет, сиськи словно тряпки, а талии нет, — запел он песенку, которую помнил со школы, — ты что же, думаешь, мне тут приятно жить вместе со свиньей, которая с каждым днем все жиреет и жиреет?

— Заткнись…

— А может, ей тридцать пять или уже ближе к сороковнику?..

— Да заткнись же ты! — выкрикнула она.

— Ах, вот как? Ты хочешь, чтобы я замолчал? — Он словно начал подпитываться своими же собственными глумливыми словами. В его глазах появился блеск, а голос окреп. — По-твоему, я должен быть добрым и заботливым, потому что ты пузата? Так, что ли? Потому что это якобы мой ребенок? Так вот, девочка моя, послушай, что я тебе скажу: что-то я сильно сомневаюсь, что это на самом деле так. Ясно тебе? — Он помахал рукой. Пальцы его были растопырены, словно он хотел показать на что-то, но не знал, на что именно. — Что-то я в последнее время не ощущаю потребности делать детей, вот так-то. Да и ты была не особо охоча до этого, так ведь? Может, расскажешь мне, как так вышло, а? И почему этот ребенок — обязательно мой? Откуда же мне, к черту, знать, чем ты занимаешься, если у тебя целый день уходит на то, чтобы съездить в Хамар? А эта твоя поганая работа — я же ничего про нее не знаю! Я об этом много думал, тут, в одиночестве. А когда я подцепил тебя — ты же и тогда не была образцом добродетели, или как? Что скажешь?