Людмила Бояджиева - Признание Альбины Кристаль

• Название: Признание Альбины Кристаль
• Автор: Людмила Бояджиева
• Жанр: Остросюжетные любовные романы

Альбина — обычная российская женщина, взявшая экстравагантную фамилию бывшего мужа, затырканного инженера в те времена, когда видаки крутили секретную «Эммануэль» и актриса Сильвия Кристель попала в центр мужского внимания. Многие считают ее красавицей, а еще чаще — эксцентричной особой. Она же попросту умница, обладающая способностями знаменитой Миссис Мапл и храбростью Джеймса Бонда. И еще кучей разнообразных знаний и умений, совершенно бесполезных во времена безработицы. К счастью, подруга, устроившая свою жизнь по высшему разряду, помогает Альбине помогают заполучить отличную работу — домоправительницы в новом супер-элитном жилом комплексе. И здесь начинаются приключения…

---

— Никто не открывает, — доложил первый, бородавчатый, голосом разомлевшего на трудовом посту евнуха. — Вроде ничего не горит.

— Не горит!? У нас все дымом заволокло! Куда они все подевались! Я телефон оборвала! — Лера плечом отстранила амбала и забарабанила в мощную дверь. — Там пожар, а в квартире никого нет! — Она выразительно закашлявшись.

— Минутку, — второй громила — с козлиной бородкой и шаляпинским басом достал универсальную отмычку, поковырял в замке и мы рванулись внутрь. Из глубины квартиры донеслись вопли, дыма, однако, не чувствовалось.

— Туда! Они горят! — воскликнула я и бросилась к воздуходуву, спрятанному, как оказалось, в гигантском шкафе-купе. Распахнула зеркальную дверь и, сраженная лавиной гари, рухнула на руки отважных парней.

— Вызываем пожарных, — бородавчатый достал телефон.

— По какому праву вы вламываетесь на частную территорию! — Заверещал знакомый голос персоны ВКП.

В декорации горящего Версаля выбежал знакомый мне господин, поддерживая обеими руками расстегнутые брюки. Рыдая, к нам бросилась девушка со следами неравного боя — пунцовая, растрепанная, в порванном халатике.

— Господи! Да здесь настоящий притон! Естественно, весь дом сгорит! — Выразительно охнула Лера, поддержав бедняжку. — Ее едва не изнасиловали! Или уже?

Народу, дыму, визга к этому моменту на лестничной площадке оказалось предостаточно. Лера в тонах возмущенной добродетели делилась впечатлениями с соседями, прибывшие пожарные в космических скафандрах тянули шланги. Мы с Катей не стали любоваться, как великолепие липскеровского гнездышка заливает вода, хлещущая из шлангов не хуже, чем из разорванной Питергофским Самсоном пасти льва. Как сотый раз излагает Лера подтягивающимся жильцам омерзительную историю, свидетельницей которой стала. Под шумок покинув место происшествия, мы с Катей поехала ночевать ко мне.

Лишь прислонившись спиной к запертой изнутри двери моего малогабаритного гнездышка, Катя облегченно вздохнула.

— Все позади! Будем пить чай и злорадствовать, — объявила я, спешно накрывая стол. — Немного поволновались, но какой кайф! Вспомни физиономию насильника! Можно не сомневаться, Лера подробно опишет супруге Феоктиста Лазоревича неприятный инцидент. Умойся хорошенько, возьми там мой халат и давай сюда.

Умытая, укутанная в теплый халат Катя, присела на табуретку в углу.

— Альбина Григорьевна… Я ведь подушку, как мы договорились, в шахту не бросала. Приготовила господину Липскеру ванну и будто шпионка какая-то пробралась в холл с отверткой. Еле нашла воздуходув — они ж его в шкаф упрятали! Боялась — аж коленки дрожали. И все про себя повторяла, что вы говорили: «не бойся, мол, дура! Сама за себя постоять должна!» Отвинтила решетку, глянула — а там дырища огромная — куда подушка, целый матрац проскочит!

— И ничего не бросила? — я едва не выронила чашку с жасминовым чае. — Но ведь горело! Что же там горело!?

— Вот я и боюсь… — она глянула на меня с тоской. — Нас могут под суд отдать. Вдруг там внизу сгорело что-то нужное. Например — автомобиль чей-то. Ведь подземная автостоянка прямо под подъездом.

— О……. - протянула я всхлип греческой трагедии, мысленно вставляя вместо многоточий слова неформальной лексики. Прозвучало внушительно.

— Нет, я вас ни за что не выдам! — сверкнула честными глазами Катя.

— Никакого суда! Что за пессимизм? Не в первый раз, — я залихватски подмигнула. Успела сообразить, что машины внизу не горели — был бы страшнейший взрыв. Скорее всего, дымил застрявший между этажами строительный мусор. Но даже если не мусор — паниковать я сейчас не имела права! Ни в коем случае нельзя было испортить девочке вкус выигранного сражения.

— Запомни вот что. У тебя, Катюша, сегодня День личной победы. С этого исторического момента ты не имеешь право давать слабину. Если будет страшно, держись за это. — Я повесила ей на шею шнурок с крапчатой ракушкой.

— Вот за эту тоненькую веревочку меня вытащил из морской пучины очень интересный мужчина. На Золотых песках…

…Да, я тонула. Если честно, тонула по-настоящему, не веря в это — весело и лихо. Морю я доверяла как другу, наверно, с рождения. И никогда не ждала от него подлянки. Ну, подумаешь, влезла в четырехбальный шторм, нарушая запрет. Плаваю я ведь с утробы матери. А как приятно покачаться на волне, особенно, когда они такие — крупные и пологие с белым пенным барашком на макушке. И солнце палит, обжигая куражем и радостью. Трудно войти в воду, проскочив полосу прибоя в момент затишья, а потом — сплошная нега! Подгребешь к верхушке поднимающего вала, окунешься в пенную шипучку и — полный расслабон — невесомое скольжение вниз, в ложбину между волн. Подгребаешь на верхушку следующей — и снова полет… Упоение… Выйти, правда, еще труднее, чем войти. После третьей неудачной попытки, когда меня, кувыркая, заставляя хлебать суп из песка, уволокла обратно мутная прибрежная вода, я поняла — надо отплыть чуток и отдохнуть. Иначе — кранты. На берегу свистел во все спортивные легкие загорелый атлет в люминесцентной каскетке СПАСАЕЛЬ. И что-то кричал по-болгарски. Меня снова накрыло мутноватой, жесткой волной и потянуло вниз…

— Дура! Дура набита… — болгарский герой крепко держал меня за ремешок, на котором болтался местный сувенир — крапчатая, гладкая, как пельмешек ракушка. Я лежала на золотом песке, а кругом стояли пляжники. Протиснувшийся в толпе доктор — в белом халате и саквояжем — склонился надо мной.

Штраф мне тогда пришлось уплатить. Потом я ужинала под магнолиями агнешкой на вертеле. Черные, как ночь глаза моего спасителя смотрели строго, а крупные губы шептали: — Набита дура! Красива жена не можа затонуть…

Ой, как он оказался прав, вооружив мой личный кодекс принципом: «красивая женщина не может утонуть»….

* * *

— Разве меня вытащишь… — вздохнула Катя, прослушав мой рассказ. — Теперь я безработная и имею злющего врага.

— Он побежден. Работа обязательно найдется. Кем ты хотела стать? — Задала я старомодный вопрос и прикусила язык, ожидая услышать про модельное агентство или брак с иностранцем. Катя улыбнулась и ее ответ обласкал меня теплом июньского солнышка.

— Хотела работать воспитательницей в детском саду. В хорошем, чтобы и танцы учили и иностранный язык… Я английский ночами сама долбила. А малышей люблю — жуть!.. Еще мечтала увидеть море. — Она сжала ракушку. — И влюбиться.

— Будет! — воскликнула я, ощущая себя волшебницей. И распахнула перед моей Катей Шиффер альбом, отражающий в умопомрачительных фото прелести морского круиза. С его помощью пасмурными вечерами я частенько забивала послевкусие неудачного дня. Турция, Италия, Испания, Португалия… Пальмы, музеи, пляжи, каюты… Фуршеты, дансинги, шезлонги у бассейна на палубе, белозубые улыбки загорелых, телом и душой здоровых людей.

— Сказка! — расцвела девушка, листая глянцевые страницы. — Только… Не для меня. Невезучая я…

— Все для тебя! Это самый важный закон радости. — Подсев рядышком, я рассказала девочке о «празднике, который всегда с тобой» — о залетевшей к моим ногам антоновке… И потом сочинила новую «проповедь».

Есть Невезучие и Невезунчики. Невезунчики, как ложные опята, похожи на настоящих неудачников, но при ближайшем рассмотрении — обыкновенные нытики. Каждому из нас знакомы такие бедолаги — что не спросишь — все плохо. То в пробку попал, то под дождь, то кошелька лишился, то премии. А уж в личной жизни — жуть! Лучше к телефону не подходить — если на проводе такой «весельчак». Не любим мы зануд, не уважаем. Уважаем стойких, терпеливых, гордых. «Вот, говорим, Нинка молодец! Мать парализованная лежит, сама в две смены пашет, дочку без мужа поднимает, а никогда не пожалуется. Только появиться, по всем этажам ее смех слышен!» Нинкой мы восхищаемся, а сами зачастую даем слабину: поплачемся, поковыряемся в своих бедах, словно это достоинства необыкновенные и чрезвычайно интересны окружающим. Да ведь еще и не замечаем за собой такого пристрастия! Посмотрите-ка на себя любимого, внимательно: не превращаетесь ли вы в зануду и нытика, не привыкаете ли фиксировать свое внимание на неудачах? Подумайте: сосулька весом 6 кг висела над подъездом всю зиму, еле держалась и рухнула не на вашу голову, а в сугроб совсем рядом. Вы проходили под ней раз 200 — значит, 200 раз вам повезло. Да еще как — фантастически! Мы склонны отмечать и преувеличивать любые неудачи, как издевки жестокой судьбы, и еще обижаемся, будто право на любовь Фортуны обещана всем при рождении. При этом удач частенько не замечаем! Купили новый кран, а он оказался не бракованный — не течет! Нормально, скажем. Ан, нет, в 30 % случаев его бы пришлось менять. Взгляните-ка под эти углом на прожитый день, неделю, год. Сколько хорошего вам перепало, сколько бед обошло стороной! Не стыдно за свое нытье? Ладно бы, только себе настроение портили, так еще ближних грузите. Зануда не только омрачает жизнь окружающим, сам живет без всякого удовольствия, он подвергает себя нешуточной опасности. Удача не любит нытиков, прячется от них, зато невезение так и липнет. И не заметите, как из категории Невезунчиков вы перескочите в подлинные Неудачники.