Людмила Бояджиева - Семь цветов страсти

• Название: Семь цветов страсти
• Автор: Людмила Бояджиева
• Жанр: Остросюжетные любовные романы

Страсть как призвание, страсть как наваждение, страсть как смертельный приговор. Остросюжетная психологическая драма, действие которой разворачивается в Европе, Голливуде, Москве. Прекрасная женщина на фоне киношных интриг и крутых «дискуссий» о путях киноискусства. Разбиваются сердца и кинокамеры, гибнут розовые мечты, рождается нечто подлинное, единственно важное.

Карьера и личная жизнь французской киноактрисы складывается не лучшим образом. Скатившись с звездных высот она снимается в порнолентах, теряет любовников, обеспеченного мужа и приходит к мысли о самоубийстве. В отчаянии Дикси Девизо подписывает рискованный контракт с группой «экспериментального кино», в соответствии с которым за ней постоянно будет следить скрытая кинокамера. Дикси не догадывается, что попала в лапы эстетов-извращенцев и ей предстоит сыграть последнюю трагическую роль. В этот момент, потерявшая веру в любовь женщина, встречает одаренного русского скрипача и безоглядно погружается в любовь, которая дается только избранным. Теперь следящие за влюбленными экспериментаторы намерены заснять двойное самоубийство, которое они тщательно готовят.

---

Упав в обнимку рядом, они с возбуждающим ужасом наблюдали, как предательский валун скатывался вниз.

— Баста: нагулялись. Объявляю пост. — Заявил Умберто. — Алан будет моим секретарем ровно два дня. Это значит — не отлучаться от моей персоны ни на минуту. Ночевать в моей комнате. К девочке приставлена Вита — она опытная дуэнья. Послезавтра снимаем эпизод вашей встречи. Мне нужны голодные глаза.

Понятно? Жажда, требующая утоления. Возбуждение долгой разлуки, а не пресыщение. — Старик грозно насупил седые брови.

— Ну, до пресыщения, положим, далеко, — Алан с тоской глянул на Дикси, но подчинился. Старик впервые вмешался в их отношения и только для того, чтобы еще подогреть страсть разлукой. Он был доволен романом героев. Дикси невероятно преобразилась — нежный бутон превратился в роскошный цветок. От ее тела исходили осязаемые импульсы притяжения. Так, вероятно, заманивают партнеров самки животных. Редкость, конечно редкость — девятнадцатилетнее, цветущее, полное сил существо находилось как бы в спячке, в зимнем ледяном сне. Пробуждение оказалось бурным и прекрасным. Умберто на ходу изменял сценарий, усиливая тему всепобеждающей чувственности.

Подготовка к эпизоду под водопадом заняла много времени. Сол искал нужное место для съемок, рабочие из ближайшего селения вырубали на берегу кусты, строили платформу для камеры, перемещали в озерце валуны, так, чтобы образовалось нечто вроде природного бассейна.

Дикси отдыхала, играя с шестью щенками овчарки, должными исполнить роли волчат, и наблюдала за тем, как вдалеке Ал соревнуется с Солом в стрельбе из лука местного туземного производства. Они не встречались уже два дня — сорок часов, казавшихся вечностью.

Немудрено, что коронный эпизод сняли почти сразу — между Дикси, плещущейся под струями водопада и следующим за ней из зарослей парнем пробегали электрические разряды. Даже смешки и хихиканье, сопровождавшие подготовку пикантных сцен прекратились. Все приумолкли, словно опасаясь, что сгустившаяся атмосфера разразиться грозой и всех присутствующих здесь сразит любовная горячка.

— Боюсь, третьего дубля они не выдержат. Этот жеребец готов ринуться в атаку прямо под моей камерой. — Предупредил Старика Сол.

— Ну и пусть резвятся. Мы уже все сделали, дорогой. — Умберто склонил к Солу седую голову: — А уж я думаю, не жениться ли на девчонке, что прибирается у меня на ранчо в вольерах? Знаешь, парень, у нас с ней кажется что-то серьезное. — Старик снял темные очки и зоркими глазами проследил за скрывшимися в цветущих зарослях героями. Тоненькая макушка дерева, возвышающаяся над кустами начала ритмично вздрагивать.

— Вот черти! — Восхищенно прокомментировал явление Сол. — Знаете, маэстро, это, действительно, нечто абсолютно дикое… Мечта!

Дикси вернулась домой. На столе ее комнаты ждала стопка книг, подобранных две работы по экономике стран Восточной Европы. Она посмотрела на агрессивно-красную брошюру «Этапы зачаточного капитализма Венгрии» с такой брезгливостью, будто увидела читающего таракана.

«Все, конец, — решила Дикси. — Мечты остались в зеленых дебрях, пахнущих ванилью и ландышем, растаяли, как фантастические облака. Надо жить тем, что всегда было, есть и будет в этой реальности — скукой и постоянным мучительным компромиссом». В тишине комфортабельного, блиставшего чистотой дома бродила Пат, сочинявшая очередные оправдания для вечно раздраженного мужа. Телефон молчал. За два дня он зазвонил лишь однажды — университетская приятельница сообщила Дикси, что Жан Беркинс скоропостижно скончался от злокачественной, бурно развившейся лейкемии.

«Бедняга Жанни…Ты не сказал мне правды даже в последнем, как оказалось, прощальном разговоре. А разве все, что ты говорил о прекрасной, вечной любви, было правдой? Эх, ты всегда был врунишкой, мой телефонный герой…» Дикси не могла плакать. Что-то холодное и тяжелое застыло в груди с той минуты, как из ее жизни ушел Ал.

В конце съемок он признался Дикси, что заявление о помолвке было трюком, должным сбить с толку психологию обывателя, млеющего перед свадебными маршами.

— Нам прощали все шалости, потому что предвкушая долгие супружеские будни. Они, в сущности, злорадствовали, воображая семейные скандалы и неизбежный развод. Ведь я, птичка не для клетки… Да и ты теперь тоже. — Ал чмокнул ее в щеку у трапа самолета. Он улетал в Лос-Анджелес, она должна была отбыть в Женеву.

В глазах Дикси метался ужас. Казалось, еще секунда и сердце разорвется от боли.

— Не улетай, — прошептала она, боясь заикнуться о своей любви. Да и что такое любовь? «Кодовое словечко брачного ритуала», как насмешливо уверял Алан. — Не оставляй меня… Я не смогу жить без тебя.

— Перестань, девочка! — поморщился Ал. — К чему эта «обязательная программа» расставаний? Ты прекрасна, горяча. У тебя впереди целый карнавал радостей. Зачем пытаться удержать отыгравшего роль Арлекина? Ну же — улыбнись, киска! Мне тоже больно, но конец — это всегда начало нового. Все лучшее, что причиталось нам двоим, мы уже слопали. Зачем же питаться объедками, когда стол полон свежих лакомств?

— Ужасно. Ты просто ужасен, ковбой. Ты — убийца. — Дикси посмотрела на него с ненавистью и пустилась наутек, расталкивая спешащих на посадку пассажиров…

Она вздрогнула от телефонного звонка.

— Детка, я во Флориде. Лежу голый в отеле и весь на взводе, — доложил, прерывисто дыша Ал. — Выпроводил сейчас ни с чем одну очень аппетитную задницу. И все из — за тебя… Вспомнил голенькую дикарку под струями водопада. Как ты смотрела на меня, Дикси! Ну скажи что-нибудь, я хотя бы приласкаю твой голос…

Дикси нажала на рычаг, оборвав связь.

7

Дикси чувствовала себя квартиранткой в большом доме, стараясь не попадаться на глаза в упор не замечавшего ее Эрика. Патриция умоляла дочь подождать, пока отец успокоится, но, кажется, сама не верила в это. Относительно примирения с отцом у Дикси иллюзий не было — они, в сущности, давно были чужими и теперь испытывали от разрыва лишь облегчение. Жаль только мать — ускоренными темпами очаровательная Патриция превращалась в скучную престарелую даму. А ведь ей всего лишь сорок два.

В день своего рождения, 23 декабря Дикси проснулась от телефонного звонка:

— Поздравляю тебя, детка! — зазвенел колокольчиком голос Пат, полный давно забытой весенней радости. С тобой хочет поговорить отец.

Дикси встрепенулась, отгоняя сон и сомневаясь в том, что правильно поняла мать, но в трубке зашуршало и непривычно мягкий голос Эрика как ни в чем не бывало произнес:

— Дочка, мы ждем тебя. Пожалуйста, не затягивай визит до вечера — дом ломится от подарков и вкусных вещей.

— Я… Я скоро приеду, папа… — прошептала впавшая в оцепенение от неожиданности Дикси.

Она находилась в этом состоянии все рождественские праздники, не в силах совместить раздваивающиеся чувства: все было именно так, как мечталось с детства, но этого просто не могло быть! День двадцатилетия, Рождество, елка, подарки, Сесиль и Маргарет, мирно беседующие у камина, Патриция, надевшая памятный браслет с бриллиантовой змейкой, Эрик…

Он пил шампанское, обнимал жену, хвастался своей дочерью и шутил! Эрик рассказывал анекдоты, раздавал подарки, и явно любовался Дикси — не возможно! Дикси постоянно щипала себя за руку, прогоняя наваждение. Но мираж счастья не желал исчезать.

Пробравшись под утро в спальню дочери, Патриция зашептала:

— Девочка, послезавтра мы уезжаем! Эрик хочет повторить «медовый месяц»… Уже две ночи мы спим вместе…

Она засмущалась, как гимназистка, запахивая плотнее новый нарядный пеньюар.

— Что?! — Дикси села в кровати и замотала головой. — Я не понимаю, ма… Честное слово, ничего не понимаю! Медовый месяц?

— Он увозит меня в Альпы. Мы поедем на автомобиле, останавливаясь в маленьких отелях, как было тогда, в наше свадебное путешествие! Мы заедем в Париж, в Вену, в Зальцбург!

— Да что случилось? — Дикси уставилась на мать. — Кто-то из нас сошел с ума…

— Похоже, похоже, детка… Но какое счастливое безумие! — Пат разрыдалась на груди дочери и та по-матерински успокаивала ее, ласково перебирая волосы.

Весь день перед отъездом родителей был сплошным великолепием. Казалось, под самый новый год наступила бурная весна — вмиг ожили парки и скверы, засияло сказочно — ласковое солнце. Патриция и Дикси посетили очень дорогой косметический салон, где Патриция провела почти половину дня, и не напрасно. Она помолодела лет на пятнадцать, вернув ту прическу, которую Дикси помнила с детства — мягкие, падающие на плечи волны светло-каштановых волос. Ее лицо сияло и трудно было понять, кого благодарить за это — мастера-косметолога, или все же Эрика, возродившего в увядающей супруге былую, уверенную в своих женских чарах, красавицу.