Карин Эссекс - Фараон

• Название: Фараон
• Автор: Карин Эссекс
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2005
• ISBN: 5-699-11230-8, 5-699-11229-4

Клеопатра находится в зените славы, она — фараон Верхнего и Нижнего Египта, Царица Царей, образ Исиды — египетской богини, владеющей человеческими судьбами. Она разбила сердца самых влиятельных людей в Римской империи, в её честь устраиваются торжества и праздничные шествия. Но настанет время, когда удача покинет великую царицу Египта…

---

— Не знаю, почему я терплю твои оскорбления, — сказал ей Цезарь. — Ты — просто заносчивая девчонка.

— Возможно, потому, что знаешь: я права, — отозвалась она.

Они крепко прижались друг к другу после соития и уже начали было погружаться в сон. И тут-то и вспыхнул бой. Со стороны окна послышался звон мечей, и боевые кличи вырвали Клеопатру из полусна. Прежде чем она успела произнести хоть слово, Цезарь уже вскочил, оделся и велел ей не беспокоиться и не выходить из спальни. Клеопатра подумала об Ахилле, явившемся сюда во главе армии, об этом самодовольном смуглом военачальнике, некогда пытавшемся принудить ее вступить с ним в незаконную любовную связь в обмен на защиту от брата и его регентов. Что ж, она с удовольствием посмотрит, как Цезарь разгромит этого человека и швырнет его на колени!

К счастью, несколько дней назад, когда Цезарь сидел у своего цирюльника, тот наклонился над чашей с горячей водой и прошептал ему на ухо: «Диктатор, мне надо притвориться, будто я выстригаю волосы у тебя в ухе, чтобы удобно было шептать. Я должен тебе кое-что сообщить». И заинтригованный Цезарь согласился, хотя в глубине души был задет тем, что кто-то мог подумать, будто его совершенно незаметные волосинки, растущие в ушах, требуют удаления. Цирюльник открыл, что Потиний и еще один евнух, военачальник по имени Ганимед, послали Ахиллу приказ скрытно привести его двадцатитысячную армию в Александрию и атаковать Цезаря и его двухтысячный легион. До нападения на дворец осталось каких-нибудь несколько дней.

— И он замышляет убить тебя, господин. Точно так же, как убил того римского военачальника, Помпея.

— Почему ты говоришь мне об этом? — спросил Цезарь.

— Я — старый человек, господин. Я повидал немало жирных и бесполезных Птолемеев и их евнухов-советников. Я был свидетелем того, как они приходили и уходили. И никакой разницы между ними не было. И я надеюсь, что, когда ты вышвырнешь всех их прочь, ты будешь добр к тем, кто помог тебе.

— Ты совершенно правильно и всесторонне оценил ситуацию, — произнес Цезарь.

Хотя новые сведения требовали немедленных действий, он не поддался первому порыву и ушел лишь после того, как цирюльник побрил и подстриг его. Цезарь рассказал Клеопатре новость.

Он сразу же отправил гонца к своим союзникам в Малую Азию, за подкреплениями, и предложил Антипатору, первому министру Гиркания, правителя Иудеи, прислать войска, сказав, что дает евреям последний шанс обелить себя — в недавней гражданской войне они поддержали Помпея.

Цезарь знал, что его люди смогут продержаться против превосходящих сил противника несколько недель — но не вечно. Он объяснил Клеопатре, что меньшая численность зачастую оказывается преимуществом, потому что противник, уверенный в собственных силах, расслабляется и начинает допускать ошибки. А потом со вздохом произнес: «Бедный Помпей…»

Кроме того, Цезарь приказал укрепить ограждения вокруг дворца и запретил кому бы то ни было входить во дворец или покидать его.

— Мы окажемся в осаде, — сказал он Клеопатре. — В надлежащий момент я сойдусь с Ахиллом в бою. Но до тех пор мы никуда не двинемся.

— Именно этого я и хочу, диктатор. Я хочу узнать тебя с другой стороны.

— Кстати, ты не желаешь попрощаться с Потинием?

— А куда он отправляется?

— Полагаю, в Аид.

— Что?

— Это римская традиция — избегать зловещих высказываний. Старое суеверие, однако же традиция важна. Скажем просто, что он еще жив, но это ненадолго.

Клеопатра приблизилась к окну своей спальни и встала рядом с Цезарем, наблюдая за тем, как египетский флот входит в порт, успешно блокируя уступающие ему в численности корабли Цезаря и лишая диктатора поддержки с моря.

— У тебя глаза помоложе — глянь-ка, сколько там судов? — попросил Цезарь. — Мне кажется — семьдесят два, в два с лишним раза больше, чем у нас.

Клеопатра подтвердила, что так оно и есть, и спросила, что он намерен делать.

— О, все уже сделано, — отозвался Цезарь. — Когда я окончательно усыплю их бдительность, я заставлю их принять бой. Египтяне — отличные мореходы, но они ничего не смыслят в ближнем сражении. Мы подманим их поближе и возьмем их на абордаж. В таких условиях разгромить их будет нетрудно, не сомневайся.

— Ты очень уверен в себе, — сказала Клеопатра.

Она еще не слышала звуков схватки, но помнила, как ей было страшно в детстве, когда взбунтовавшаяся против ее отца толпа бесновалась под стенами дворца.

— Когда тебе благоволит Фортуна, можно обойтись и без уверенности, моя дорогая.

Клеопатра в точности не знала, когда ей все стало ясно. На самом деле, она этого не подстраивала. Но когда Клеопатра поняла, что обеспечила собственную судьбу и судьбу своего народа, она порадовалась.

Цезарь — не Архимед, не друг ее детства, родич и подданный. Клеопатра вряд ли имела право указывать Юлию Цезарю, где ему сеять свое семя. Архимеду она могла заявить, что не намерена производить на свет ублюдка, и тот согласился бы, что это нехорошо — и для нее, и для Египта.

Архимед сам был незаконнорожденным и знал, как ненадежна участь таких детей. Царица обладала властью говорить Архимеду, что он может проникать в нее, как пожелает, но не смеет изливать в нее свое семя. И Архимед согласился с ее условием. Он приучил себя достигать вершины наслаждения и быстро выходить до начала семяизвержения. Он признался Клеопатре, что все мужчины это умеют, но немногие желают утруждать себя. «Но и любовью с царицами тоже занимаются немногие!» — парировала Клеопатра. И Архимед опять согласился.

Если Юлий Цезарь в свои пятьдесят два года не знает, откуда берутся дети, она, Клеопатра, не обязана просвещать его. У Цезаря имелся единственный ребенок, дочь Юлия; Клеопатра встречалась с ней, когда вместе с отцом была в Риме и навещала дом Помпея. Цезарь отдал Юлию за Помпея ради укрепления их союза. Но Юлия умерла, пытаясь родить Помпею сына. Клеопатра знала, что Цезарь тогда находился в Галлии и впоследствии очень сожалел, что не был в это время рядом с дочерью.

Клеопатра сказала Цезарю, что они с Юлией подружились, когда она вместе с отцом находилась в изгнании в Риме, и что покойная Юлия стала тогда чем-то вроде старшей подруги и наставницы для двенадцатилетней Клеопатры.

На самом деле Клеопатра считала Юлию глупой гусыней и избегала ее общества. Но Цезарь так приободрялся, слушая рассказы о том, как его дочь была счастлива с Помпеем — хотя тот был старше самого Цезаря! Кстати, супружеское счастье Юлии отнюдь не являлось выдумкой. Насколько могла судить Клеопатра, Помпей с Юлией почти никогда не размыкали рук.

Клеопатра пока что не стала заводить речи о новом наследнике. Она никогда еще не носила ребенка и не знала точных признаков беременности. Ей следовало бы как можно скорее послать за Хармионой. Хармиона тоже не бывала в тягости, но она точно знала, чего ожидать в подобных случаях и как определить, не понесла ли женщина.

Сейчас же рядом с Клеопатрой не оказалось никого, кому она могла бы довериться. Хотя месячные запоздали всего на несколько дней, тело царицы взволновалось — не так, как рассказывали об этом другие женщины, а так, словно какая-то странная энергия проявила себя и теперь сливалась с нею.

Однажды утром, после того как Цезарь покинул ее спальню, Клеопатру посетило видение.

Клеопатра привыкла вставать рано, встречаться со своими советниками, писать письма правителям других стран, пытаясь добыть себе армию, и торговаться с купцами, государственными и независимыми, чтобы прокормить своих придворных и солдат. Теперь же у нее совсем не осталось дел, и она приучилась валяться в постели, словно куртизанка. Царица оказалась пленницей в собственном дворце, а тем временем на улицах Александрии сражались римские и египетские солдаты.

Клеопатра охотно присоединилась бы к ним: в Синае она ездила верхом вместе с солдатами, вела их от привала к привалу, обращалась к ним с речами, дабы вдохновить их. Для женщины с таким характером было противоестественно оставаться в стороне от схватки, в которой решалась ее судьба. И все же, когда Цезарь потребовал, чтобы Клеопатра не лезла в драку, она молча повиновалась — не потому, что ей хотелось подчиняться Цезарю, а потому, что Клеопатра заподозрила, что в ее теле сейчас сокрыт ключ к их будущему. Не к будущему Египта, или Рима, или Клеопатры, или Юлия Цезаря — к будущему всего мира. И только ради этой грандиозной цели она совладала со своим желанием поучаствовать в войне.

Клеопатра начала думать о зароненном в нее семени как о сыне и надеялась, что не ошибается. Дочь слишком все осложнит. Даже египтяне, охотно подчиняющиеся женщинам, никогда не признают дочь римского захватчика своей царицей. В Риме же такой ребенок будет считаться обычным ублюдком, рожденным от какой-то иноземной любовницы. Девочка даже не будет гражданкой Рима.