Констанс Йорк - Воскреснуть и любить

• Название: Воскреснуть и любить
• Автор: Констанс Йорк
• Издательство: Редакция международного журнала «Панорама»
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 1996
• ISBN: 5-7024-0401-7

Героине романа, возглавляющей фонд материнства, угрожают бандиты. Чтобы отвести от одинокой девушки смертельную опасность, на ней женится настоятель храма. Объявив войну городской нечисти, проповедник не может справиться с самим собой: его вера в Бога пошатнулась, а мужская несостоятельность на брачном ложе грозит потерей веры в себя и разрывом отношений с любимой. Как же ему возродиться и вновь обрести утраченное и в личной жизни, и на общественной ниве служения добру? Ответ на этот вопрос читатель найдет в романе «Воскреснуть и любить».

---

Странное выражение промелькнуло в его серьезных глазах. Кэрол была уверена в этом, но не поняла, что оно означает.

— Нет, — сказал он. — Ко мне как к представителю духовенства это не относится. Достаточно взглянуть по сторонам, чтобы увидеть, как много на земле дела.

— Ну, со всеми делами на земле не справиться ни вам, ни мне. — Она протянула руку к стоявшей на столе вазе с фруктами и взяла яблоко. Владелец овощного рынка в двух кварталах отсюда отбирал для нее слегка попорченные и перезрелые фрукты. Сегодня утром она набрала две больших корзины и принесла их сюда. Одна из молодых матерей обещала испечь на ее долю яблочный пирог.

— Вас в самом деле удручает, что вы не можете справиться со всем на свете? — спросил Энтони.

— В самом деле? — Она откусила большой кусок. Сок брызнул девушке на язык, и ей пришлось сделать глоток, прежде чем заговорить снова. — Ага.

— Значит, вам удается закрывать глаза на то, что происходит вокруг?

— Если бы я верила, что постоянное беспокойство может кому-то помочь, то беспокоилась бы день и ночь. Но это бесполезно. — Она почти дословно повторила фразу, сказанную соседкой Долли: — Пещеры останутся Пещерами и тогда, когда меня не будет на свете. Я родилась здесь и, наверно, здесь же умру. Скорее рано, чем поздно. А тем временем постараюсь сделать все, что могу.

Энтони внимательно посмотрел на Кэрол и опустил глаза. Он узнал, что «Фонд Исиды» был создан девушкой практически в одиночку, что это единственная общественная служба в городе, созданная по инициативе местных жителей, а не обязанная своим возникновением сторонним благотворительным организациям. Из беседы с Глорией Макуэн ему стало известно, что, несмотря на свои двадцать пять — двадцать шесть лет Уилфред цепко ведет дело, выколачивает ассигнования и не забывает ни об одной стороне деятельности только что оперившейся клиники.

Глория говорила о Кэрол с уважением, но сам Энтони вовсе не был уверен в талантах девушки. Ее манера поведения раздражала и одновременно возбуждала любопытство. Слава Богу, сейчас в нем преобладало раздражение. Любопытство было куда более опасно.

— В таком случае зачем надрываться, если вас не волнует мысль, что все равно ничего нельзя изменить?

С завидной сноровкой она швырнула сердцевинку яблока в мусорное ведро, а затем молча уставилась в заднюю стену. Когда Кэрол повернулась к нему, в ее глазах бушевало пламя.

— А с чего вы взяли, что это меня не волнует?

— Из ваших же слов.

— Я сказала, что не в моих силах изменить мир. Я родом отсюда. Может быть, это позволяет мне видеть горизонт. А вы приезжий. Судя по акценту и манерам, вы с Восточного побережья. Частные школы, семья, относящаяся к верхушке среднего класса, да? — Она следила за священником. Хэкворт держался блестяще. На его лице не шевельнулся ни один мускул, но девушка убедилась — долгая борьба за существование обострила ее чувствительность, — что была права.

Она продолжила фразу прежде, чем Энтони успел возразить.

— Вы очутились здесь потому, что по какой-то причине совесть у вас оказалась величиной с рытвину на Грейфолд-авеню. Наверно, в один прекрасный день поняли, что в детстве у вас было все, а у других — ничего. Так вы и оказались здесь, в кейвтаунской глуши, пытаясь на свой манер выполнять функции «Корпуса Мира». И вы так чертовски уверены в своей правоте, что не допускаете и мысли, будто другие тоже могут делать что-то нужное.

— Судя по тому, что я здесь увидел, вы действительно делаете нужное дело.

— Но мыслю я по-прежнему неправильно, да, падре? Я делаю это не потому, что Господь спустился и надоумил меня. Не потому, что я считаю себя настолько важной персоной, чтобы превратить ад в рай. Я делаю свое дело только потому, что оно должно быть сделано. Делаю все, что могу, и при этом испытываю удовольствие. Вот что вас заботит. Вы и подобные вам не приемлют радости. Я для вас недостаточно серьезна. И недостаточно напыщенна.

— Недостаточно напыщенны?

Она встала.

— Слезьте со своего боевого коня, падре. Пока вы примеряете ангельские крылья, этот мир висит на волоске. То, что мы можем сделать, даже не капля в море. Это меньше, чем дым. Это ничто. Очнитесь, пока не поздно. Если вы хотите научиться жить здесь, то, по крайней мере, будьте реалистом. Не надрывайтесь, пытаясь изменить мир. Иначе этот город рано или поздно убьет вас.

— Вчера вы сердились на то, что я пытался защитить вас. Сегодня утром вы сердились на то, что я хотел помочь вашей сестре. Сейчас вы сердитесь на то, что я до сих пор не ушел?

— Сержусь? — Она пожала плечами. — Чересчур громко сказано. Просто я видела слишком много таких людей, как вы. Они приходили и уходили так часто, что я устала вертеть головой. Вы хотите изменить порядок вещей. Однажды вы очнетесь и поймете, как малы ваши силы. И тогда вы уедете. А люди, которые начали рассчитывать на вас, почувствуют себя чуточку хуже, чем прежде. Вы отслужите свой срок и вернетесь в красивую, украшенную розами, маленькую церковь с рвущимся в небо шпилем. А мы по-прежнему останемся здесь. Все еще пытаясь что-то сделать и находя радости в этих маленьких свершениях.

— Никакая маленькая, украшенная розами церковь меня не ждет.

— Нет? Значит, церковная инспекция? Проповеди по всемирному телевидению? Политика? Что же? Только не говорите мне, что вы решили остаться здесь навсегда.

Гость тоже поднялся. Лишь оказавшись со священником лицом к лицу, девушка поняла, насколько он выше и мощнее ее.

На такие широкие плечи можно было взвалить все проблемы Кейвтауна — если бы преподобный Хэкворт согласился на это.

— В первый раз мне предстоит пробыть где-то долго-долго, — сказал он. — Я собираюсь остаться. Но не потому, что стремлюсь что-то доказать вам или себе. Я остаюсь потому, что мне больше некуда идти.

Прежде чем Кэрол успела открыть рот, он отвесил короткий поклон.

— Благодарю за угощение. Я должен подумать.

А затем он ушел, оставив девушку доискиваться причины, почему в присутствии Энтони Хэкворта она говорит намного более горячо, чем ей того хочется. О чем бы ни шла речь.

Глава 3

Энтони стоял на Восточной улице у входа в церковь Двенадцати апостолов и смотрел на раскинувшийся напротив пустырь. Когда-то Альбион-парк был зеленой жемчужиной, но когда-то и Кейвтаун представлял собой город, которым можно было гордиться. Сейчас же парк превратился в мусорную свалку. Изношенные и поломанные скамейки вывозились исправно, но никогда не возвращались на место. Фонтаны не включались даже летом, потому что дно у них было в трещинах; ни цветка не росло на огромных клумбах, окружавших покрытый пылью памятник первым поселенцам, прибывшим в эти края из Старого Света.

Когда-то в парке играли смеющиеся дети. Сейчас он стал прибежищем торговцев наркотиками и проституток.

Энтони слишком недолго прожил здесь, чтобы понять, когда начались эти изменения. Кейвтаун превратился в заброшенный угол после того, как из недр земли и с ее поверхности забрали все, что могли. Остались шрамы да пещеры от подземных выработок и поредевшие леса. Будь Кейвтаун окраиной Бостона или хотя бы Монтпильера, городские власти не пожалели бы на них денег, и никто бы этому не удивился. А там… Прежних жителей, строивших добротные каменные и кирпичные дома и прокладывавших широкие улицы с трехрядным движением, все больше и больше сменяли иммигранты, волна за волной затоплявшие город.

Пришельцы кое-как устраивались на новом месте; затем один за другим они переселялись в более престижные, более благополучные места с лучшими школами и видами на будущее. Оставался здесь лишь тот, кому по тем или иным причинам не удавалось реализовать свою «американскую мечту». Они упорно цеплялись за то, что имели. В Кейвтауне было лучше — ох, много лучше, — чем в какой-нибудь глубинке. Здесь оставалась надежда.

По крайней мере, до недавнего времени.

Энтони наблюдал за мужчиной, женщиной и двумя детьми, осторожно пробиравшимися вдоль края Альбион-парка. Руки родителей бережно лежали на детских плечах. Несмотря на воскресное утро, в парке, как обычно, не утихала деловая жизнь. Она же кипела и у входа в отель «Альбион» — временное пристанище для бездомных, располагавшееся у восточного угла парка.

Мимо церкви то и дело сновали прохожие, и Энтони не мог надивиться различию оттенков их кожи. С виду Кейвтаун ничем не отличался от многих десятков городков, разбросанных от канадской границы до Буффало и Бостона, но царившее здесь смешение рас было совершенно уникальным. Люди приезжали, люди уезжали, но оставляли здесь свой неизгладимый след.

Как исследователь человеческой натуры, святой отец сомневался в том, что это необычное сосуществование объясняется скрытым стремлением к равенству. Просто люди, которые не могли переехать в престижные предместья, предпочитали жить там, где их поселили, руководствуясь принципом «лишь бы не хуже». И именно поэтому в Кейвтауне не привилось расселение по расовому признаку. Черные жили дверь в дверь с белыми, азиаты — бок о бок с испанцами. В последнее время город наводнили вьетнамцы и выходцы с Ближнего Востока. Однако и они селились не кучно, а занимали дом там, квартиру здесь… Грейфолдские камни, единственный в городе район новостроек, были, если можно так выразиться, примером интеграции и мирного сосуществования.