Людмила Бояджиева - Дитрих и Ремарк

• Название: Дитрих и Ремарк
• Автор: Людмила Бояджиева
• Издательство: Вагриус
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-9697-0466-4

История любви Актрисы и Писателя, рассказанная Людмилой Бояджиевой, в деталях, настроении отчетливо напоминает произведения о потерянном поколении, выброшенном войной в мир. Их роман, длившийся четыре года, окончился болезненным разрывом (отголоски боли, посеянной в душе писателя, — в «Триумфальной арке») и… проникновенными письмами, которыми они не прекращали обмениваться до смерти Ремарка. Впрочем, это тоже вполне в духе романов Ремарка, так, как и положено в ролях Дитрих.

---

— Потрясающе! — Эрих рассматривал фотографии. — Похоже, ветер времени тебе нипочем; можно подумать, что все это снято в Берлине, еще до коричневого девятого вала, и где я вот-вот увижу тебя.

Марлен присела на постель, поправила плед, подобрала соскользнувшие на ковер фото:

— Это мои коронные туалеты… Эффектно, правда?

— Еще бы! Марлен — это непременно туалеты.

— Изо всех сил стараюсь, чтобы люди выбрасывали деньги не напрасно. Они приходят за праздником, не буду же я их обманывать! Чего стоили бы все эти дурацкие фильмы без меня?

— Здесь ты похожа… Похожа на ту, гордо шагавшую по Парижу в сопровождении толпы. В лице нечто возвышенное и отрешенное.

— Париж? Тогда, в «Ланкастере»? Помню! Приходил какой-то нацист с выводком охранников и расписывал, как я нравлюсь Гитлеру. А ты сидел в ванной!

— Мы оба были влюблены до одурения. Но как все цвело! Как блестели бабочки орхидей в блеклые парижские ночи! А свечи цветущих каштанов во дворе «Ланкастера»? Все цвело вокруг, и Равик приветствовал рапсодиями утро, когда оно беззвучно приходило в серебряных башмаках…

— Мы завтракали у открытого окна… И не догадывались, что все проходит. В серебряных башмачках или военных сапогах… Оно неумолимо, время. Даже с такими забывчивыми людьми, как мы. Ведь мы забывали о нем.

— Не знали, как мало времени нам отпущено. Полагались на вечность. Мы были так молоды. И нам было хорошо. Мы любили жизнь, и жизнь отвечала нам бурной взаимной любовью. И вдруг… ничего не осталось…

— Мне вовсе не нравится, когда ты хандришь. — Марлен поднялась и собрала фото в конверт. — Радуйся, что тебя выпустили из больницы живым. Я страшно волновалась! А как же? Все врачи — идиоты! К ним в руки лучше не попадаться, найдут тысячу болезней и примутся лечить. А сами понятия не имеют, как это делается. Залечат до смерти.

— Меня консультировал психиатр. И знаешь, что открыл? — Эрих положил голову на колени Марлен. — Так совсем хорошо… Меньер отступает. Тебе бы следовало сразу предложить для лечения моей головы свои колени. А психиатр оказался въедливый. Вопросами замучил.

— Наверняка какой-нибудь ученик Фрейда. Шарлатан! Уж представляю, что он тебе наговорил! — Она погладила его волосы. — Почему не моешь голову моим шампунем? Смотри, облысеешь, Бони!

— Ах, лысый идиот — это вполне органично. Если бы ты знала мои диагнозы десять лет назад, то прогнала бы меня прямо там, в Венеции. Оказывается, я — человек с огромными жизненными амбициями, начиненный под завязку комплексами неполноценности.

— А это, милый мой, похоже на правду! Тебе всегда не нравилось написанное, и ты был убежден, что твои новые книги никому не нужны.

— Кроме того, как объяснил мудрый психиатр, я всегда боялся, что меня никто не полюбит по-настоящему. И все потому, что в детстве страдал от недостатка материнской любви. Три первых года моей жизни мама не замечала меня, она была полностью поглощена выхаживанием моего больного старшего брата. Ну… А потом я стал требовать недополученной любви от женщин.

— Выходит, каждый бабник пострадал от материнского невнимания?

— Не только пострадал, но и обзавелся потребностью в мучениях. Этакий мазохизм в отношениях с женщинами. Спасибо тебе, сестричка, ты меня изрядно помучила.

— Искуплю свою вину уходом за больным стариком с комплексами. — Марлен поднялась, быстро привела в порядок комнату, заглянула в ванную, выбросила в корзину старый шампунь и крем. — Учти, милый, тебе отдает свободное время не какая-то праздная домохозяйка. Тебе варит и парит сама Марлен!..

Следует короткая деловая переписка: Ремарк Марлен:

«Моя милая, тысячу раз благодарю тебя за все красивые вещицы. Я часто пытался дозвониться до тебя, но не заставал. Я все еще не в порядке. Будь ангелом и осчастливь меня снова — завтра или послезавтра — порцией говядины с рисом… Господь воздаст тебе — станешь сенсацией экрана».

И опять:

«Милая, сердечное спасибо тебе! Если бы ты снова сварила для меня горшочек вкуснейшей говядины в собственном соку, думаю, я бы был спасен. Я набрал вес и должен отныне сам собой заниматься, потому что могу употреблять в пищу «бройлерное» и заказывать сюда разные блюда. Но твои вкуснее».

Марлен Ремарку:

«Поверни крышку термоса вправо и сними. Положи туда оставшийся у тебя рис и все вместе подогрей».

Ремарк Марлен:

«Спасибо большое за питье и жаркое… Моя любовь не шутка — ее имя — незабудка. Альфред».

Марлен Ремарку:

«Любовь моя, вот говядина без единой жиринки в собственном соку. Мясо можешь съесть или выбросить. Главное — соус».

Ремарк Марлен:

«Соус дивный. Говядина — пальчики оближешь. Похоже, я становлюсь обжорой. Интересно, это от каких таких комплексов? Будь благословенна, возлюбленная жизни и всех умений».

14

«Возлюбленная жизни…» — Эрих это понял давно. Жизнь любила Марлен, была ли она сентиментальной или деловой, расчетливой или расточительной, жестокой или сентиментальной. Она все так же влюбляется, снимается, часто летает в Париж. Самолеты стали надежнее, и страхи Марлен отступили перед удобством и быстротой воздушного передвижения. Она поднимается в самолет с неизбежным набором амулетов от непременной тряпичной куклы-негра, сопровождавшей ее со времен «Голубого ангела», до заячьей лапки и крестика. Этот странный набор оберегов помогает. Самолеты падают, но не с Марлен.

Марлен в полном упоении от начавшегося романа с Юлом Бринером, что вовсе не означает отставки Уайлдинга, генерала, Пиаф и наличия мелких увлечений. Идут съемки новых фильмов — тоже, увы, для карьеры Дитрих не знаменательных.

Зато назревает нечто совсем иное. Судьба уже устилает цветочными коврами уготованный для своей любимицы путь. Надо лишь слегка поднажать и распахнуть дверь. Однако сделать это может лишь Марлен.

Марлен предложили принять участие в гигантском благотворительном шоу в роли инспектора манежа. Были изготовлены костюмы, но она, как всегда, внесла поправки. Задолго до появления женских облегающих шорт Дитрих появилась на арене в крохотных бархатных штанишках, надетых поверх черных шелковых колготок. Белый галстук, ярко-красный фрак, блестящая маленькая шапочка и хлыст в руке! «Вог» поместил цветную фотографию Дитрих в эффектном костюме на целой странице, все газеты объявили ее звездой представления.

Это стало началом новой блистательной карьеры Марлен. Случайность? А кто бы кроме Марлен дерзнул на такое? Стандартная красавица в вечернем туалете тут же была всеми забыта. Дерзость Марлен произвела фурор. Хозяин отеля «Сахара» в Лас-Вегасе предложил ей за выступление в ресторане отеля огромные гонорары. Марлен пишет Ремарку в Порто-Ронко:

«Любовь моя!

Как твой Меньер? Не штормит? Если нужны еще таблетки, я вышлю.

Интересная новость: подписала контракт с «Сахарой» — 30 000 долларов за два выступления в неделю! Представляешь, за этот год я заработаю массу денег, и все помимо кино. Буду петь песенку распорядителя манежа в костюме из циркового представления. Потом хочу сделать телепатический сеанс чтения мыслей, как делала на фронте. И конечно, петь. Все должно уложиться в 25 минут, чтобы люди успели отдохнуть и отправиться в казино. Я все уже продумала. Впервые появлюсь в сумасшедшем «голом платье». Это шедевр Жана Луи. Такое впечатление, что блестки нашиты прямо на кожу! И знаешь, я совершенно не боюсь сцены. Не понимаю тех, кто жалуется на мандраж перед выходом к зрителю. Боишься — не выходи! У меня получится, и это будет пуля! Если сумеешь выбраться, я буду петь для тебя одного. Рабочая пума».

27 декабря 1951 года Марлен исполнилось пятьдесят лет. Она предпочла этого не заметить. Прежде всего из-за смещенной даты рождения, а главное, потому, что искренне считала себя неподвластной времени. И в самом деле, выглядела она на тридцать и не теряла юного аппетита к жизни. Она даже мечтала о том, чтобы родить от Юла Бринера, к которому продолжала пылать страстью. И успевала все — перелеты, свидания, подготовки к концертам.

Первое же выступление Дитрих в «Сахаре» стало триумфом. «Голое платье» — сенсацией. Это была находка Марлен, создающая впечатление обнаженного тела при полном соблюдении правил хорошего тона. Закрытое под горло узкое платье из телесного цвета полупрозрачной ткани «суфле» (надетое, разумеется, поверх мудреного корсета того же цвета) было усыпано мириадами блесток, редеющих по мере приближения к бюсту. В свете прожекторов блестки мерцали, и вся фигура выглядела безупречно-скульптурной «обнаженной натурой». Марлен наслаждалась ежевечерним восхищением зрителей и считала, что сцена, прямой контакт с публикой дают куда большее удовольствие, чем успехи на экране.