Свт. Иннокентий Херсонский - Страстная Седмица

• Название: Страстная Седмица
• Автор: Свт. Иннокентий Херсонский
• Жанр: Религия

…Иудее знамения просят, и Еллини премудрости ищут: мы же проповедуем Христа распята, Иудеем убо соблазн, Еллином же безумие, самем же званным Иудеем же и Еллином Христа, Божию силу и Божию премудрость (1 Кор. 1; 22–24)

---

Обратимся к другим пророкам. Они смотрели в будущее еще не существовавшее, и, несмотря на его отдаленность, видели многое гораздо лучше нас, хотя мы смотрим в прошедшее, уже совершившееся. Так, один из них как будто стоял над самым гробом Господа и видел Его воскресение, когда воскликнул: где ти, смерте, жало, где ти, аде, победа? (Ос. 13; 14). Не начертать ли на сем гробе этих самых слов и нам? Ибо где смерть потеряла жало свое, как не в гробе Господа, и когда ад проиграл победу, как не во время смерти Его? — И как чудно произошло то и другое! Там именно все потеряно врагами нашего спасения, где они думали все найти. "Прият", — говорит златословесный вития (в слове, читаемом на утрене в первый день Пасхи) об аде, "тело, и Богу приразися, прият землю, и срете небо, прият, еже видяше, и впаде, в еже не видяше". Посему, если где, то на гробе Господа какой-либо Ангел мог возгласить и начертать: где ти, смерте, жало, где ти, аде, победа? Но Ангел, братие, а не мы! — Смерть и без жала для нас еще столь сильна, что, вследствие грехов наших, низводит каждого из нас во гроб. Ад и с разрушенными стенами и с упраздненными вратами еще продолжает снова наполняться теми, кои, оставив царский тесный путь креста, ведущий в рай, идут всю жизнь путем широким, коего последняя зрят во дно адово. Итак, для Господа время, а для нас, братие, рано, рано еще воспевать от своего лица песнь победы над смертью, рано вызывать против себя на сражение ад. Поспешим лучше в молчании удаляться от этих врагов, истреблять в себе все тленное, не могущее наследовать царствия Божия, изгонять из себя все адское, не способное быть в раю. А когда, при помощи веры и благодати, пройдем безопасно сенью смертной, и изыдем на он пол (другая сторона — ред.) бытия; когда увидим, как ад и смерть ввержены будут в озеро огненное (Откр. 20; 14); тогда в честь Спасителя нашего вместе со всеми святыми, не преминем воскликнуть: где ти, смерте, жало, где ти, аде, победа?

За пророками следуют евангелисты. В Евангелии Иоанновом есть прекрасные слова для надписи над гробом любимого им Учителя и Господа. Тако, — говорится в нем, — …возлюби Бог мир, яко и Сына Своего Единороднаго дал есть, да всяк, веруяй в Онъ не погибнет, но иматъ живот вечный (Ин. 3; 16). Слова сии, думаю, приходили самому Иоанну на память, когда он стоял в вертограде Иосифовом и смотрел, как погребается Сын Божий. В гробе Иисусовом более любви Божией к миру, нежели в целом мире. Тут наиболее познаем, что Сам Бог наш любы есть! (1 Ин. 4; 8). Одно неудобство, если употребить слова Иоанновы вместо надписи: ими сказывается, что сделано в смерти Господа для нас, а не указывается того, что, вследствие ее, надобно делать нам. А ужели, братие, когда Господь почивает во гробе, нам должно возлечь на ложах своих? — Правда, и мы трудились, много трудились, измышляя и делая для Него, грехами своими, крест и гроб: но за этим трудом следует не покой, а терние и волчцы. От него не воскресение, а смерть вечная. Для разрушения этого-то труда грехов наших, сошел на землю и во гроб Сам Сын Божий.

Поищем такой надписи, которая бы показывала, и что для нас Господь во гробе, и чем нам должно быть для Него — до гроба. Много ищем; но где же и быть всеобъемлющей надписи, как не на всеобъемлющем гробе? — Мы спрашивали многих; но есть еще один человек, который должен знать о смерти Господа едва ли не более всех: ибо он, — если верить ему, а не верить нельзя, поелику он имел ум Христов (1 Кор. 2; 16), — не стоял только, духом или телом, у Креста и гроба Христова, а был на кресте (Гал. 6; 14) и в гробе (Рим. 6; 2,4), со Христом умер и со Христом воскрес, и по тому самому так тесно соединился с Ним, что и на земле еще жил уже не он сам, а жил в нем Христос (Гал. 2; 20). Уже по сему описанию вы можете гадать, что я имею в виду святого Павла. Он весьма много писал о Кресте и смерти Господа, но однажды написал то, что на него самого подействовало так чрезвычайно, что он не мог сокрыть сего действия и воскликнул: любовь Божия обдержит нас, то есть, объемлет, наполняет, увлекает, суждших сие! — Что же суждших? Аще един за всех умре, то убо еси умроша. Христос же за всех умре, да живущий не кто-му себе живут, но умершему за них и воскресшему (2 Кор. 5; 14–15). Не знаю, как вам, а мне слова сии кажутся содержащими все, чего мы ищем; это самая полная, а потому и лучшая надпись для гроба Христова! — Углубимся в смысл ее, и, может быть, мы сами, несмотря на хладность сердец наших, скажем с апостолом: любы Божия обдержит и нас, суждших сие же самое!

Аще един за всех умре, то убо еси умроша. Было время, братие, когда некому было умирать; когда и самой смерти не было. Весь род человеческий заключался тогда в одном человеке, от судьбы коего по тому самому зависел жребий всех человеков. Если бы сей — вселенский человек устоял в жизни временной, долженствовавшей обратиться в вечную; то и мы все, потомки его, ничего не знали бы, кроме жизни. Но лукавое обаяние змия-губителя совратило невинного и потому легковерного с пути бессмертия: вместо того, чтоб принять жизнь даруемую, он восхотел открыть в самом себе источник жизни не заемлемой; покусился на непринадлежащее и невозможное, и погубил то, что имел и мог иметь. Последовала смерть сначала духовная, а потом телесная. Владычеству ее подвергся, по-видимому, один человек, между тем, ею умерло все человечество: ибо в этом едином человеке были все человеки: что произошло с ним, того не могло уже не произойти со всеми нами. Таким образом, вот когда еще осуществился закон, изреченный апостолом: аще един за всех умре, то убо еси умроша! — Адам за всех нас умре, потому и мы все умираем, или точнее сказать, уже умерли: ибо ни в ком из нас нет первоначальной жизни, а только остатки, тень ее. — Сколько ни являлось от Адама на свет людей, — все, происходя от единаго грешника, были сами грешники; рождаясь от единого смертного, были и сами смертные. Един согрешил, и все согрешили! Един умер, и вси умроша! Таков закон естества!

Что было делать любви Божией к людям, при таком положении всего человечества? — Как спасти погибающих, не нарушив единства их происхождения и самой непреложности закона, вследствие коего они погибали? — По премудрости своей, любовь Божия умыслила обратиться для сего к тому же самому закону, и обратить его во спасение поражаемых им. Положено, чтобы кто-либо снова один за всех выполнил правду, дабы таким образом все оправдались; чтобы снова кто-либо один за всех умер, дабы таким образом освободить от смерти всех.

Средство к спасению самое естественное; но кто мог привести его в действие? Кто был в состоянии умереть за всех? — Кровь животных лилась реками в жертвах; но они все смертью своею не могли заменить смерти и одного человека, тем паче всего человечества. Из людей никто не мог умереть за всех уже потому, что каждый должен умереть за самого себя. Из Ангелов, может быть, каждый с радостью согласился бы умереть за людей; но Ангелы не умирают; и смерть Ангела, как существа ограниченного (если бы он и мог умереть), не могла удовлетворить за оскорбление безпредельного величества Творца. Таким образом, для спасения нашего требовалось токмо Единаго; но сего Единаго не было ни на земле, ни на небе, между существами сотворенными.

Где же нашелся? — В Боге, в Триипостасном Совете. Узрел нас в оковах греха и смерти, в плену и рабстве у диавола Сын Божий, узрел, и, как первородный Сын любве (Кол. 1; 13), не стерпел видеть погибель меньших братий Своих. Се иду сотворити волю Твою, Боже (Пс. 39; 8–9), то есть, умереть за всех, — изрек Он тотчас по падении Адама, и с тех самых пор начал действовать, как второй Адам, как полный представитель и глава рода человеческого, долженствующий спасти все, погубленное Адамом первым. Поелику спасение сие главным образом заключалось в будущей смерти Ходатая нашего за всех нас: то смерть сия в продолжение многих веков составляла средоточие и цель всех благодатных распоряжений. Ее изображали все жертвы ветхозаветные; она живописалась в символах и видениях; о ней глаголали пророки. Наконец, является Сам Великий Первосвященник; приятием на Себя естества нашего, приобщается плоти и крови… приискренне (Евр. 2; 14) нашей, выдерживает в самом начале служения Своего, яко второй Адам, новое троекратное искушение диавола (Мф. 4; 1-10), и вознаградив таким образом Едемское преслушание, преподав потом в жизни Своей пример всех добродетелей, умирает, наконец, на Голгофе за все человечество, — невинный и безгрешный за виновных, бессмертный за смертных, — умирает, и ужасный закон: аще един за всех умре, то убо еси умроша, действовавший против нас, начинает действовать за нас. Ибо чего требовалось? Смерти: — и мы умерли в лице Ходатая нашего. Оброк… греха смерть (Рим. 6; 23), — заплачен сполна; дань преслушания, жизнь — отдана без удержания. За одно и то же не платят дважды, не наказывают в другой раз, а мы совершенно оплачены, совершенно наказаны, и потому совершенно свободны. Теперь правосудие Божие, по выражению пророка, поищет нас, и не обрящет; нас нет для него, мы умерли и погребены, мы — в гробе Господа. Аще един за всех умре: то убо еси умроша; Христос же за всех умре.