Исаак Дан - Весна

• Название: Весна
• Автор: Исаак Дан
• Жанр: Современная проза

Создание:

Москва – Одесса (Крыжановка, Фонтанка, Хаджибей) – Химки – Керчь (Заветное, Эльтиген) – Геленджик и Криница – Феодосия – Химки и Москва, 1993-2000 г.

 Редакция: 2011

---

Дверцы кабинки хотели закрыться, хлёстким ударом Олег помешал им.

– Брось. Не поедешь —  попрёшься домой одна. – И добавил с издёвкой, – Ну, что ты хочешь?

“Гадина”, – подумала Аня, распахнула дверь и вошла.

И очутилась в тёмной прихожей. Её порыв разом иссяк, на миг она  задержалась, не зная, что теперь делать, но, как по какой-то инерции, двинулась дальше, в комнату, где еле тлел чуть живой сиреневый свет. Что можно было придумать нелепей? Наоборот, сразу выскользнуть отсюда, пока её никто не заметил – всё, что ещё можно было сделать разумного. Что  сказать потом Леночке и Олегу? Не имело значения, она могла влипнуть в историю куда глупей. Эти мысли и тревожили Аню, и были  где-то далеко от неё. Было как-то не по себе и в то же время – всё безразлично. Как будто это был сон.

Неужели это и правда не сон? Трудно было поверить здесь, в комнате.

Странной. Почти пустой. Низкая, будто со спиленными ножками тахта и книжные полки. Умирающий диод ночника. Диковинные цветы, стоящие и висящие вдоль стены, в этом свете – или в этой темноте – почти   фиолетовые. Сливающиеся, как одно живое  существо, которое почти не слышно, но угрожающе что-то шептало Ане, тянулось к ней.

Аня вздрогнула, силясь прогнать наваждение. Это было мгновение, меньше, чем секунда, ей чудилось, что не понимает, где она, не понимает, что с ней, она была полна странных ощущений, вроде того, что видит своё отражение в зеркале вниз головой. И сейчас оставалось  неясным, как здесь всё устроено, где окна, где дверь, одна это комната или  несколько, насколько она велика. Конечно, это была ерунда, она только что вошла сюда, дверь могла быть только за спиной. Она влезла ночью в чужой дом – ну зачем же?!!! – и скорей должна была выбраться наружу.

Но её словно кто-то сковал, не давал осмотреться, расправить плечи. Кажется, она нашарила глазами угол, с трудом попыталась вглядеться в сторону от него.

Вот окно. Занавешено наглухо. Но на нём бледный отпечаток Луны. Повернуться к двери.

Крик задохнулся у Ани в груди. Кожу на спине стянула тугая сеть, руки стали, как лёд. В кресле под шторами, в сумраке, скрестив ноги в лотосе, сидел человек. Или не-человек.

Он был недвижим, может, чуть покачивалось тело, на безжизненном, восковом лице фосфорился сиреневый отсвет. А из-под полуоткрытых век – не глаза, лишь багровые  пятна. Аня  зажмурилась. Ни за что не смотреть ещё раз. Бежать!

Но – он вдыхал. Тяжко. Свистя через нос. Его глаза возвращались из-под надлобий, чтобы коснуться  Ани. Прочь! Аня отвернулась, увидела дверь. В черноте прихожей было огромное белое пятно. Оно напряглось, зарычало в ответ на слабый Анин порыв сдвинуться с места. Аня не испугалась, нет, вопреки всему ей стало легче. Да, собака была громадной, отчего-то напомнила ей волка, да, Аня вполне сознавала, собака не даёт убежать, но её – не боялась. Она и подумать не смела – оглянуться назад.

Чувствовала, как пот течёт по ногам и  спине. И думала, сейчас уже  сюда войдёт Олег. Как-нибудь, но это же кончится.

Тихий свист или шёпот. И пёс отходил, уступал ей дорогу. Аня  решилась на взгляд. Это была боль больших, будто-бы совсем чёрных, но усталых, измученных глаз. Аня бросилась вон.

В коридоре чуть не столкнулась с Леночкой. Мимо неё, без слов, устремилась к лифту. Ворвалась в него, оттолкнув Олега, всё ещё державшего дверцы. Они, оба, вползли за ней. Медленно, как стопудовые черепахи. Но за Аней никто не бежал.

– Ну, как там? Понравилось?

– Что с тобой, Анька? Ты что?

– Поехали, ради Бога, поехали.

Олег двинул кнопку, и они стали падать вниз.

– Ты что, Аня?

– Что там стряслось?

Аня хотела сдержаться. Но не смогла, судорожно отвернулась к стене. Так хотя бы они не видели – она плачет.

Лифт спускался  безжалостно долго. Словно соревнуясь с печальными, горькими каплями, что медленно катились по её щекам. Отчего? Отчего?

Всю дорогу домой Аня не вымолвила ни слова, если не считать короткого прощания. Леночка и Олег перекинулись одной-двумя фразами. Ветер иссяк и смирился. Утих. Падал мягкий, бархатный снег. Сверкающий, как мириады белых бабочек, в  треугольниках света под склонёнными  лицами фонарей. Серебрящийся, как поля рассыпанных искр, на земле, под вознесённым ликом Луны. Аня старалась ни о чём не думать. С ужасом  представляла, как проведёт остаток ночи. Но, к удивлению, она уснула сразу, едва легла, и сон её был долгим и крепким.

**************

Ранним утром, ещё до зари, Спирит выпустил Джека. Джек летел. Вниз, сквозь все этажи. Когтями стуча по ступенькам. Швыряя прочь двери движением лап. Все до последней.

Резал грудью воздух пустынных  улиц. Всем сердцем стремясь к местам, которые несказанно любил. К блаженному островку, свободному от домов и машин, на самом краю Москвы. Но, хоронясь от людей, замирал. Не давая себя обнаружить. Во тьме так приметного – светлого.

Лишь однажды сверкнул на шоссе. За шоссе была Битца, Зюзинский лес. В небе – красной нитью восход. Истончалась Луна. Сумрак струился на снег.

Мягкий снег, нападавший  ночью. Хрустел  под ногами Джека. Взлетал у него из-под лап. Ласкал мохнатую грудь.

Мягкий, чистый, как Джек. По нему впереди уже красные, синие блёстки. Отсвет первых лучей.

Джек мчался навстречу  заре. Вдали от тропинок, лыжней. Окружённый серебристой фатой. Белый, на бегу ветер взвил его серые космы и открыл белый мех. Взметённый, будто порывом ветра. Джек мчался. Чуть клонясь, огибая кусты. Взмывая, как пух, над канавами, пнями. Опускаясь на трепет пружинящих лап. То скрываясь в облаках из снежинок, то паря между ними.

Солнце всходило над мглой. Рыжела и корчилась мгла. Джек встречал так каждое утро. Знал дорогу один. Знал – бежать только  вдали от людей. От собак, встречавших его сворным лаем. Он чуял, что был им чужим.

Джек был волком, сыном лайки и полярного белого волка. Он  остался в живых из трёх братьев один. Двое умерли здесь же, в гиблой Москве. Их убили грязь пищи, миазм нечистот, теснота. Джек  выжил. От отца унаследовал страсть к бесконечному бегу. По снегу, в ночи. Его Хозяин знал, Джек не сможет прожить без движенья. Так чуял и Джек. Он бежал так каждое утро. И каждое утро был счастлив.

Даже сегодня.

Джек не знал за собой вины.

Его Хозяин возвёл стену между собой и другими людьми, Джек был опорой этой стены. Стремления Хозяина требовали повседневного точного ритма, Джек никогда не смог бы их понять, но ритм этот был смыслом его существования. Он замечал любую промашку Спирита, долго и испуганно ворчал, углядев какую-нибудь  мелочь. Тут же исправлял сам, если мог.

Вечером Хозяин не закрыл дверь на засов. Джек  уловил – так  должно быть. Не брюзжал. Не прикоснулся к ручке засова, приделанной так, чтоб он мог брать её в пасть.

Ночью Полная Луна волновала большого белого пса, но он  лежал  на кухне, не шелохнувшись, ведая, эти часы священны. Его нос был чуток, уши трепетали в ответ на малейший шорох, он ощущал каждое дуновение Западного Ветра, струи которого  проникали через приотворенную форточку и бежали ему по загривку.

Всякому, кроме неё, кто приблизился б к распахнувшейся двери, была уготована участь быть разорванным  на  куски. Когда она  вошла, Джек даже не вздрогнул. Хозяин не закрыл дверь на засов, Джек видел, как он это сделал.

И лишь потом Джек почувствовал боль. Боль Того, кто был ему дороже всего на свете. Лапы были судорожно сведены, обратившись из мякоти в сталь, но сам он был полон смятеньем. Его резала боль, его колол стыд – он пустил в дом чужую. Она, конечно, была ему не противник – и без следа сдавленной ярости, всегда возбуждаемой приходом чужих, он вышел  на  кухню, ей давая уйти. Почуяв приказ, ещё до того, как он шелестом сорвался с губ.

Хозяин – так! – не закрыл дверь на засов, но не ждал. И потом не сидел в кресле часы, как должно быть, а вставал, тёр виски, обливался водой, смотрел за окно, на Луну. Джек скулил и лизал ему руки. Он чувствовал боль. Хозяин засов не закрыл, но не ждал. В этот час никогда он не ждал никого, беззащитный, доверенный Джеку. Джек ложился на брюхо, хороня свою  морду меж лап, и униженно полз. Пристально Хозяин смотрел на него. Из ладоней, плотно сжавших виски.

Но не видел вины. Джек чуял – не видит вины. И ничего не омрачало его счастья, когда солнце взошло. Пусть и окончательно разрушив любимую им ночь. Он уже повернул и, пригнув голову к шее, мчался назад, в свой дом.

Беги, белый пёс!

**************

Аня проснулась днём. Лучи солнца не смогли целиком проникнуть сквозь ткань, шторы оказались не в силах до конца сдержать натиск света – комната была серой. Аня была одна, мама давно ушла. Лежала на спине. Смотрела в потолок. В голове бродили остатки снов, неясные мечтанья, полумысли. Тикали часы, на кухне то и дело гудел холодильник.

Аня закрыла глаза. Хотела повернуться, зарыться в подушку лицом. Ещё спать. Так поздно легла.