Генри Джейкоби - Хаус и философия: Все врут!

• Название: Хаус и философия: Все врут!
• Автор: Генри Джейкоби
• Издательство: ООО «Юнайтед Пресс»
• Жанр: Философия
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-904522-34-6

Неимоверно популярный сериал «Доктор Хаус» трудно определить в рамки одного жанра, а аудитория его настолько разнообразна, что вряд ли её можно классификации вообще. Представленный как врачебная драма, он вздымает огромные пласты самых разнообразных философских тем: придуманные интеллектуалами-сценаристами герои и ситуации настолько многозначны и глубоки, что дали возможность философам современной Америки написать 18 своеобразных эссе, собранных в этой книге. В стиле основного циника Принстон-Плейнсборо они раскрывают что-то от Шерлока Холмса, что-то — от сверхчеловека Ницше, что-то — от Сократа, и от даосского мудреца, — и Хаус в итоге оказывается далеко не таким уж гадом, как могло показаться поначалу.

В продаже в России книга появилась только в начале 2010 года. Её тираж составил 3000 экземпляров.

«Хаус и философия в Википедии»

---

Сократ говорит, что предпочтет смерть, но не откажется от своего образа жизни. Почему? Что же такое познанная жизнь, раз за нее и умереть не жалко?

Познанная жизнь это жизнь в поисках истины. Человек, ведущий такую жизнь, любопытен. Он хочет понять и не принимает идеи на веру просто потому, что они популярны или освящены традицией, не боится задавать вопросы. Такая жизнь — жизнь философа.

Великий английский мыслитель Бертран Рассел (1872–1970) говорил о ценности такого образа жизни и философии в целом, когда писал: «Философия должна изучаться не ради определенных ответов на свои вопросы, поскольку, как правило, неизвестны такие истинные ответы, но ради самих вопросов. А эти вопросы обогащают наше интеллектуальное воображение и убавляют догматическую уверенность, которая служит преградой уму в его размышлениях».[2]

Разумеется, Хаус под этими словами подписался бы. В эпизоде «Увольнение» (3/22) он наконец узнает, что за болезнь убивает девушку, и пытается рассказать об этом ей. Поскольку эта информация не спасет ее от смерти, девушка не хочет слушать Хауса. Хаус поражен: «Тебе неинтересно узнать, что убивает тебя?» Родители девушки заставляют его покинуть палату, и, уходя, он говорит уже самому себе: «Как можно жить без жажды познания?» Звучит очень по-сократовски.

Хорошо, пусть жизнь, основанная на жажде познания, жизнь философа (или ученого, которого интересует знание ради знания) имеет ценность, пусть она лучше, чем непознанная жизнь. Но вряд ли из этого следует, что «непознанная жизнь не стоит того, чтобы быть прожитой». Почему Сократ так считает? И почему Хаус утверждает, что такая жизнь бессмысленна?

Познанная жизнь — жизнь философа, жизнь, подчиненная разуму. Разум — вот что отличает человека от животных. Когда Аристотель (384–322 гг. до н. э.) говорил, что «человек — разумное животное», он не имел в виду, что мы всегда руководствуемся разумом и никогда — эмоциями или инстинктами. Он хотел сказать, что только люди обладают способностью мыслить. Я думаю, Сократ имел в виду, что человек, не пользующийся разумом, ведущий жизнь «без исследования», не реализует свой человеческий потенциал. Жизнь без жажды познания и поиска истины, — ничем не лучше жизни животного.

Хаус, видимо, сформулировал бы это по-другому. Не забывайте, он считает, что отличие человека от животных слишком переоценивают. Тем не менее жизнь, в которой не нашлось бы применения его таланту разгадывать загадки, он счел бы запредельно скучной и бесцельной.

Хаус и жизнь, подчиненная разуму

Возможно, непознанная жизнь — это жизнь без смысла и поэтому не стоит того, чтобы ее проживать, но из этого еще не следует, что познанная жизнь — это жизнь со смыслом. В конце концов, может, нигилисты и правы. Может, никакая жизнь не имеет смысла. Может, ни одна жизнь не стоит того, чтобы ее проживать. Откуда мы знаем?

Чтобы ответить на этот вопрос, нам потребуется вернуться к другому — о том, что придает жизни смысл. Мы должны объяснить свойства жизни, имеющей смысл, и затем показать, что сократовская познанная жизнь обладает этими свойствами. Исходя из того, что мы уже рассмотрели, особенно что касается Хауса, эти свойства не имеют никакого отношения к Богу, душе или жизни после смерти, но могут как-то соотноситься с тем, как человек сам оценивает свою жизнь — при условии, что эта оценка совпадает с тем, о чем нам следует заботиться и что считать важным.

Жизнь Хауса имеет смысл потому, что он в большинстве случаев добивается желаемых результатов. Он спасает людей. Проблема в том, что, похоже, его не особо занимают эти люди. Для него работа — решение головоломок. Потому ли только, что такое времяпрепровождение приносит ему удовлетворение? И отвлекает от боли?

Нет, здесь есть что-то еще. Разгадывая головоломки и тем самым спасая людей, Хаус являет пример жизни, подчиненной разуму.

«Жизнь по разуму» Аристотель полагал главной функцией человека. Он пытался ответить на вопрос: «Что такое благая жизнь?». Для него благо вещи определяется тем, насколько вещь выполняет функцию, ей назначенную или, словами Аристотеля, «присущую ей по природе».

Например, хорошая трость должна иметь удобную рукоятку, помогать сохранять равновесие, избавлять от боли при ходьбе; хороший доктор должен уметь правильно диагностировать и лечить болезни (в числе прочего). Хорошая жизнь, следовательно, это такая жизнь, которую должен вести хороший человек. В таком случае что такое «хороший человек»? Что представляет собой функция «хорошего человека», в чем природа «человечности» как свойства, отличающего нас от животных?

Ответ Аристотеля мы уже знаем — подчиненность жизни разуму. Для Аристотеля это означает, что рациональная часть нашей души должна контролировать иррациональную. Иррациональная часть — это наши желания, они диктуют нам, чего мы хотим, а чего — нет. Мне нравится тайская еда; я ненавижу фасоль в томате — так работает иррациональная часть.

Но она не говорит нам, как сильно или как часто следует хотеть того, чего мы хотим. Иррациональной части, утверждает Аристотель, не знакомо понятие меры.

Разум же может соизмерять. А мера, по Аристотелю, лежит в основе любой добродетели. Рассмотрим мужество. Легко приходящий в ярость и всегда готовый к драке человек не обладает такой добродетелью, как мужество. Не обладает ею и трус. Мужество, как отметил еще Платон, состоит в том, чтобы знать, когда затевать бой, а когда — воздержаться от него. Такое мужество в отношениях с Хаусом часто проявляет Уилсон. Он знает, когда противостоять Хаусу, но знает и когда лучше промолчать и избежать ссоры.

Разумеется, просто задействовать мозг тем или иным способом еще не значит вести жизнь, подчиненную разуму. Решение судоку определенно требует логики и мыслительных навыков, но тот, кто всю свою жизнь только и делал, что решал судоку и ничего больше, Аристотелю бы вряд ли понравился. Хаусовский же талант к разгадыванию медицинских головоломок… да что там талант, хаусовский гений! — важен и значим, ибо ведет к практическому результату. Деятельность разума выливается в поступки, Хаус это понимает. В уже упоминавшемся эпизоде «Один день — одна комната» Ева говорит: «Время все меняет». «Это поговорка, — отвечает Хаус, — но это неправда. Только поступки что-то меняют. Если ничего не делать, все остается прежним».

И так мы добрались до заключительной цитаты из Аристотеля: «Что по природе присуще каждому, то для каждого наивысшее и доставляет наивысшее удовольствие; а значит, человеку присуща жизнь, подчиненная уму, коль скоро человек и есть в первую очередь ум. Следовательно, эта жизнь самая счастливая».{5}. По Аристотелю, подчиненная уму жизнь имеет высшую ценность — счастье или благополучие. Так что, даже если Хаус обычно ведет себя так, будто его больше занимает процесс решения хитроумной головоломки, а не последствия решения, разгадывание медицинских загадок должно приносить ему какое-то ощущение счастья — если я прав, то Хаус живет познанной жизнью, жизнью, подчиненной уму.

Кто-то наверняка не согласится с моим выводом, ведь, скажут они, Хаус такой несчастный! Перефразируя сексапильную женщину-диетолога из эпизода «Увольнение», я отвечу им: «Насколько он несчастен, когда спасает людей, распутничает и принимает наркотики?» Дайте-ка Аристотелю викодин.

Дженнифер МакМахон ХАУС И САРТР «Ад — это другие»

Когда сериал студии Fox «Доктор Хаус» только вышел на экраны осенью 2004 года, трудно было представить, каким он станет хитом. Главного героя — гениального, но очень несимпатичного доктора Грегори Хауса — тогда мало кто воспринял иначе, чем просто эгоистичного подонка. Но спустя пару лет и десяток наград «Хаус» стал одним из самых популярных сериалов в мире.

В чем секрет его привлекательности? Как врачебная драма сериал удовлетворяет глубоко укоренившийся в нашей культуре интерес к медицине. Благодаря расследованиям загадочных болезней и главному персонажу, неуловимо напоминающему Шерлока Холмса, сериал дает пищу и нашему извечно тяготеющему к детективным историям разуму. Но «Хаус» — нечто большее, чем еще одна «Скорая помощь» или очередное «CSI: Место преступления»{6}. Привлекательность сериала заключается в личности его непредсказуемого героя, который возбуждает одновременно интерес и антипатию. «Хаус» — словно авария на дороге: ужасно, но отвести глаза невозможно. И в то время как большинство из нас, слава богу, не каждый день видят автокатастрофы, «Хаус» демонстрирует то, с чем каждый сталкивается изо дня в день — неприятных нам людей.

Сартровская теория другого: анамнез

У «Хауса» с его сосредоточенностью на враждебности общественных отношений есть предшественник. Философ-экзистенциалист Жан Поль Сартр (1905–1980) хорошо известен своими циничными воззрениями на человеческие отношения, изложенными как в его философских, так и в литературных трудах. Анализом репрессивной природы социально-психологического феномена «взгляда»[3] и декларацией «Ад это другие»,[4] Сартр утверждает, что наши отношения с другими людьми порождают тревогу и подавляют личную свободу. Но, хотя Сартр считает межличностные отношения постоянным источником острейших конфликтов, он все же не отрицает, что эти отношения — необходимая часть нашего бытия. Концепция другого изложена в главной философской работе Сартра «Бытие и ничто» и пьесе «За запертой дверью» (в другом переводе — «Нет выхода»).