Анатолий Спесивцев - «Черный археолог» из будущего. Дикое Поле

• Название: «Черный археолог» из будущего. Дикое Поле
• Автор: Анатолий Спесивцев
• Жанр: Альтернативная история
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-699-47193-5

Докопался «черный археолог» – аж до XVII века! Вскрыл сдуру загадочный курган в Причерноморских степях – и провалился в далекое прошлое, оказавшись в Диком Поле 1637 года. И быть бы ему рабом у степняков-ногаев, гнить на турецкой каторге или на галерах – не освободи его из плена проезжий казак-запорожец. А реальные казаки, чтоб вы знали, ничуть не похожи на те сусальные образы, что рисует современная пропаганда: по сравнению с ними даже знаменитые пираты Карибского моря – сущие ангелы. Придется нашему попаданцу стать степным разбойником и черноморским флибустьером, участвовать в легендарной обороне Азова, рубиться с янычарами и брать на абордаж османские корабли, а если повезет – даже изменить ход истории. Так что – «Сарынь на кичку!».

---

«Страшна бесовская сила, ох велика и опасна! Такого доброго казака проклятый бес сумел соблазнить! Теперь даже в церкви за спасение его пропащей души свечу ставить бесполезно. Пропал казак, пропала его душенька. Эх! Прибудем к донцам, поставлю все-таки самую большую свечу за спасение его души и закажу молебны на год. Может быть, прав Аркадий, и зачтутся Охриму ТАМ заслуги в борьбе с гонителями православной веры? Уж бусурманской кровушки он пролил немало».

Настроение, само собой, у Ивана упало ниже некуда. Войско лишилось доброго казака, может, даже двух – кто его знает, что из молодого содомита выросло бы. Его крестник был ему почти так же дорог, считай, родной, а тут и страшное обвинение, и недостойное поведение.

«И Пилип, чертов вылупок, просил же его, ограничься повешением, так нет, уперся как баран: – Полагается кол, старики говорят, полагается кол».

Иван скривился, вспомнив ненавистную морду личного врага.

«Полагается то, что походный гетман решит. Правда, потом ему ответ за все свои решения держать, но уж за повешение вместо посажения на кол никто через полгода ему бы пенять не стал. Да и года два назад за то же преступление в самой Сечи казаков повесили. Ни одна собака о колах не тявкнула. Назло мне так поступил. Доиграется он со своим гонором, думает, если его часть старшины поддерживает, то ему можно и на характерников плевать? Напрасно он так думает. Не поленюсь приложить силы и умения свои, чтобы он поскорее убедился в этом».

«Про волка разговор, а он тут как тут». К ехавшим во главе Васюринского куреня Ивану и Аркадию подъехал походный гетман Пилип Матьяш. Разодетый, будто не в боевой поход собрался, а на переговоры с гоноровой шляхтой. В синей шелковой рубахе под расстегнутыми красным бархатным кафтаном и зеленым жупаном доброго сукна. В шелковых же коричневых шароварах и красных сафьяновых сапогах. Куда там петуху или павлину! На его боку сверкал каменьями эфес дорогой сабли.

– Ну, Иване, как тебе казацкое правосудие в походе? Нет недовольства? – довольно улыбаясь, обратился он к характернику.

– Казацкое правосудие – всегда правильное. И всех недостойных настигнет и воздаст по заслугам. В свое время… – многозначительно протянул концовку ответа Иван и оскалился. Назвать этот оскал улыбкой мог бы только сверхнаивный человек.

По взгляду Пилипа было видно, с каким удовольствием он бы посадил на кол не несчастных содомитов, а своего собеседника. Но продолжать диалог на эту тему не стал, обратил внимание на ехавшего рядом с характерником Аркадия. Солнышко уже прогрело воздух, и попаданец решился подставить его лучам свою грудь, весьма многоцветную после вчерашних приключений.

– А что это, Иван, у твоего товарища вид, будто его бес вместо снопа молотил?

– Главное, не то, кто начал молотить, а то, где он после этой попытки оказался, – ответил на вопрос гетмана сам Аркадий, не делая даже слабой попытки казаться приветливым. – Теперь его и чертова мамаша не скоро увидит. Связываться с сильным соперником – большая ошибка. А мои синяки и ссадины быстро заживут.

Улыбка на лице Пилипа Матьяша увяла сама собой. Он открыл было рот для ответа молодому характернику (а кем же может быть казак, едущий рядом с характерником, как не его выучеником?), однако ничего говорить не стал. Наморщив лоб, бросил еще один взгляд на Аркадия, в котором Иван уловил опаску, затем на лошадь попаданца (байку про моего Черта вспомнил, бесов сын) и отъехал, не попрощавшись.

Вот теперь Иван сменил оскал довольной усмешкой. Пилип, кажись, принял ответ Аркадия за чистую монету и посчитал его шишки-синяки результатами схватки с чертом. Рассказов о подобных деяниях характерников ходило множество.

«Теперь на некоторое время затихнет, бесов сын. Да вряд ли надолго. Странно, что он до своих лет дожил, если не понимает, с кем связываться можно, а с кем – нельзя ни в коем разе».

Выбросив из головы (не без труда) вражду с наказным гетманом, Иван завел с Аркадием разговор о новом оружии. Вскоре подтянулись к ним и три кузнеца, успевшие за ночь переварить полученную от попаданца информацию и возжелавшие дополнительных разъяснений. Вот такой колдовской компанией (кузнецы исстари тоже слыли колдунами) они и следовали дальше до привала, а потом до ночевки. Естественным образом вокруг них образовалось свободное пространство. Кому, спрашивается, хочется быть не то что обвиненным, но хотя бы заподозренным в подслушивании ТАКИХ людей? Дурных нету, повымерли. И в походном строю, спереди и сзади, и в лагере вокруг шатра характерника возникала пустота, которую никто не спешил заполнить. Степь широкая, места в ней много. Разумный человек в колдовские дела нос совать не будет. Слишком легко остаться не только без носа, но и без головы.

Ивана порадовало то, что поначалу очень скованный, вяловатый Аркадий разошелся к вечеру, активнейшим образом дискутировал с кузнецами. Что был скован, понятно. Когда так задница отбита, а ехать надо, не до веселых разговоров. Что преодолел боль – она ведь никуда не исчезла, кому, как не характернику, об этом знать, значит, сам не пустышка.

«Вот странно, грабитель могил оказался родственной душой лучшим кузнецам Запорожского войска. Даже покрикивать себе на них позволяет, чего делать не стоило бы. Люди они гордые, одновременно «лыцари степные» да мастера знатные, кричать на себя обычно никому не позволяют. А тут проглатывают окрики, будто так и надо. От мальчишки! Чудны Твои дела, Господи!»

А кузнецы, за исключением по собственной воле отстранившегося коротышки Юхима, действительно сошлись с Аркадием, можно сказать, подружились. Были они одновременно воинами и мастерами, умели и воевать, и делать оружие. Аркадий открыл перед ними неожиданные стороны знакомых, казалось бы, вещей. Знал об оружии и его применении (спасибо сочинителям Горелик, Димычу и Хвану и их неленивым почитателям в комментах!) весьма немало. Настоящие мастера такое не могли не оценить, постепенно настроившись воспринимать его как коллегу. А что молодо выглядит, неоткуда таким глубоким знаниям вроде бы взяться, так колдун же. Вон, его товарищ черта в коня обратил, а этот, может, от другого беса великих знаний добился. Поумней знаменитого Васюринского оказался. Такие знания дороже любого коня стоят.

* * *

Следующим утром, возвращаясь в шатер после естественной прогулки, Иван обратил внимание на оживленно что-то обсуждавшую группу казаков своего куреня. Заинтересовавшись, о чем это они так болтают, подошел к ним. Солировал стоявший спиной к нему Панько Малачарка:

– Повторяю еще раз. Для дураков, с первого раза не понявших. Сижу, значит, ночью, за кошем, неподалеку от высохшего ручейка…

– И что ты, спрашивается, делал ночью в таком отдалении от коша? Уж не решил ли уподобиться Впрысядке, не ждал ли кого милого? – съехидничал Петро Велыкажаба, сильно Панька недолюбливавший.

– Сам ты содомит, от содомита выродился! Люди добрые, так мне продолжать рассказ или вы этого жлоба слушать будете?

– Ага, боишься отвечать!

– И ничего не боюсь. Вечером после горохового кулеша вокруг коша таких куч навалили, что не продохнешь, а у меня нюх как у собаки. Вот и отошел подальше, чтобы не сидеть, зажимая нос. А в том месте лопухи, подсохли, само собой, но не сгнили. Ясно?! Значит, сижу себе спокойно, как слышу, идет кто-то. Ну, думаю, еще кто-то возле коша сидеть не захотел, можно будет и поболтать немного. Не успел я из-за своего кустика обозваться, как гляжу… – Панько, известный рассказчик, мастерски снизил тон и сделал многозначительную паузу, – гляжу… у него, значит… вы не поверите.

– Да не телись, досказывай!

– У подошедшего из глаз лучики тонюсенькие, значит, появились, землю, значит, он сам себе осветил. Я с перепугу чуть не пердонул! Еле-еле удержался.

– А чего удерживаться было, наверное, без штанов сидел?

– Без штанов. Но если б пердонул, он же меня услышал бы. Ты б на моем месте захотел быть услышанным?

Когда казаки немного успокоились, Панько продолжил:

– Хлопцы, вы ж меня знаете как облупленного. Никто не скажет, что в бою за чью-то спину прятался или друзей в беде оставлял. Но тут, честно скажу, испугался. Сижу, значит, креплюсь, чтоб… не дать о себе знать, а пришедший и сам присел. По тому же делу. Гороховый кулеш, он и на колдунов тем же образом, что на простых людей, действует. Узнал я его!

По техническим причинам Панько уроков сценического мастерства по системе Станиславского нигде слушать не мог. Но о важности держания паузы явно был осведомлен.

– Это был тот самый молодой чародей, что с нашим колдуном вчера приехал!

– А я слышал, он нашему красавцу Пилипу признался, что дрался с чертом, одолел его и засунул в кисет! – поддержал рассказчика куренной хорунжий Яцько Нейижсало (не ешь сало).