Евгений Тарле - Крымская война

• Название: Крымская война
• Автор: Евгений Тарле
• Издательство: АСТ
• Жанр: История
• Год: 2005

÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷

Фундаментальный труд о Крымской войне. Использовав огромный архивный и печатный материал, автор показал сложный клубок международных противоречий, который сложился в Европе и Малой Азии к середине XIX века. Приводя доказательства агрессивности планов западных держав и России на Ближнем Востоке, историк рассмотрел их экономические позиции в этом районе, отмечая решительное расхождение интересов, в первую очередь, Англии и Австрии с политикой России. В труде Тарле детально выяснена закулисная дипломатическая борьба враждующих сторон, из которой Англия и Франция вышли победителями. В то же время показаны разногласия между этими державами. Много нового автор внес в описание военных действий. Тарле останавливается и на значении войны как пролога к переменам внутри России. Однако недостаточно глубокий анализ внутреннего положения России и стран Европы, отсутствие четкого разграничения между официальной Россией и Россией народной, известное игнорирование связи между фронтом и тылом являются недостатком этого в целом выдающегося исторического произведения. (Историография истории нового и новейшего времени стран Европы и Америки. Под ред. И.П.Дементьева, А.И.Патрушева).

ТАРЛЕ Евгений Викторович (27.10 [8.11].1875 — 5.01.1955) Российский историк, академик АН СССР (1927). Почетный член многих зарубежных исторических обществ. В 1896 году окончил историко-филологический факультет Московского университета. В разные годы работал в Московском, Петербургском (позднее — в Петроградском и Лениградском), Юрьевском, Казанском университетах. При советской власти в 1930-34 был репрессирован. Для работ Тарле характерны богатство фактического материала, глубина исследований, блестящий литературный стиль. Основные труды: «Рабочий класс во Франции в эпоху революции» (т. 1–2), «Континентальная блокада», «Наполеон», «Талейран», «Жерминаль и прериаль». Ввел в научный оборот многочисленные документы парижских. лондонских, гаагских архивов. Накануне и в годы Великой отечественной войны Тарле написаны работы «Нашествие Наполеона на Россию», о Нахимове, Ушакове, Кутузове, закончено исследование «Крымская война» (т. 1–2). Участвовал в подготовке коллективных трудов — «История дипломатии», учебников для вузов. Государственная премия СССР (1942, 1943, 1946).

÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷

---

15 февраля в Париж прибыл первый английский уполномоченный, лорд Кларендон. Немедленно же после этого второй уполномоченный, лорд Каули, явился к барону Бруннову и предложил ему свидание с Кларендоном.

Это свидание состоялось 18 февраля. Кларендон начал с того, что будущий мирный договор не будет популярен в Англии. Первые две кампании (1854 и 1855 гг.) не привели к решительному результату, и Англия делала большие приготовления к третьей кампании (1856 г.), как вдруг дело пошло к переговорам. Это разочаровывает английский народ, усиливает оппозицию, ставит в опасное положение правительство. После такого дебюта Кларендон все-таки заявил, что лично он хочет заключения мира, и тут же предложил главные английские требования: возвращение взятого Карса туркам; невосстановление укреплений на Аландских островах; Англия желала бы некоторых облегчений для своей торговли на Кавказе (в «Черкесии»), а также уничтожения (точнее невосстановления) фортификаций на побережье Черного моря.

Тут в донесении Бруннова некоторая расплывчатость: не ясно, говорил ли Кларендон о кавказской части побережья или о всем побережье Черного моря, потому что дальше Бруннов отмечает, что Кларендон «промолчал» о Николаеве. Обо всех этих острых вопросах Бруннов своего мнения не высказывал, подчеркивая тем самым, что не ему судить, а графу Орлову, который еще не приехал. Но зато Бруннов очень распространялся о желательности установления коллективного контроля и наблюдения всех пяти великих держав над правильным проведением в жизнь новейшего султанского хатти-шерифа о полной свободе всех христианских исповеданий в Турции. Лорд Кларендон с полнейшим сочувствием встретил это заявление и сказал, что система, предлагаемая Брунновым, устраняет впредь всякие разногласия между Англией и Россией в этой области: «Делая наше наблюдение коллективным, вы лишаете его оскорбительного характера, который в наших глазах имела бы политика исключительного (русского. — Е.Т.) наблюдения». Мало того, Кларендон уже от себя заявил: «Никто из нас не может отрицать постоянного влияния России и ее государей, которое они должны оказывать на большинство христиан, исповедующих православную веру на всем протяжении Оттоманской империи». Вскоре после этого свидания Кларендон поделился с графом Валевским благоприятным впечатлением, которое произвели на него заявления Бруннова.

В сущности с самого начала заседаний Парижского конгресса для русского представителя было аксиомой, не требующей никаких доказательств вследствие полнейшей самоочевидности, что ни в каком случае Англия в одиночку воевать против России не станет. Когда спустя несколько месяцев после заключения мира правительство Пальмерстона по одному частному вопросу, касавшемуся выполнения мирных условий, заняло угрожающую позицию, то граф Валевский поспешил успокоить русского представителя барона Бруннова словами: «Без Франции никто в Англии не рискнет воевать с Россией. Вся страна высказалась бы против подобной идеи. Пальмерстон сразу пал бы, если бы вздумал эту мысль поддерживать»[1295]. Во время заседания конгресса Валевский, конечно, еще не мог изъясняться в таких категорических выражениях, но по существу дела граф Орлов ясно видел, что Наполеон III не желает грозить России войной из-за ее несогласий с англичанами.

Перед началом заседаний мирного конгресса между Валевским, Брунновым и Кларендоном было условлено, что следует избегать длинных речей и что для протокола следует приберегать лишь формулировки окончательных результатов каждого заседания. Протокол должен был составляться директором политического департамента французского министерства иностранных дел Бенедетти, причем ему в помощь было командировано по одному представителю от каждой из мирных делегаций, принимающих участие в конгрессе[1296].

Еще не успели открыться заседания конгресса, как последовал один очень обдуманный ход со стороны Наполеона III. Граф Морни завел доверительную беседу со вторым русским уполномоченным, бароном Брунновым. Нужно сказать, что Морни и до начала войны и даже во время самой войны не переставал при всяком удобном случае обнаруживать дружелюбие по отношению к России и свое огорчение по поводу разрыва с ней. Теперь он не скрывал, что очень бы хотел более тесного франко-русского сближения. Но обратился он на этот раз в середине февраля 1856 г. к Бруннову явно по прямому поручению императора, и обратился с такой речью, которую императору самому было неудобно вести с графом Орловым. Граф Морни информировал Бруннова о следующем. Император Наполеон должен умышленно, с намерением, «чтобы не сказать с аффектацией (pour ne pas dire l'affectation)», показывать вид «при публике», что он приписывает большую важность своему союзу с Англией. «Но не следует обманываться насчет истинного характера этой манифестации. Она глубоко скрывает секрет перехода от одной системы к другой. Истинная ловкость будет состоять в том, чтобы дать созреть делу, не желая слишком торопить развязку»[1297].

Другими словами, Наполеон III решил вести игру на два фронта, обеспечивая за собой возможность использовать одного из партнеров против другого и культивировать сближение с Россией, в то же время не раздражая и не отпугивая подозрительного Пальмерстона.

Со свойственным ему оптимизмом барон Бруннов чрезмерно преувеличивал в начале парижских совещаний степень готовности Наполеона III пожертвовать уже существовавшим союзом с Англией во имя проблематического будущего союза с Россией. Его иллюзия поддержки велась интимными беседами с графом Морни, который не переставал уверять Бруннова (в самый разгар совещаний), будто император только для вида поддерживает союз с Англией, а на самом деле не нужно придавать значения его дружественным манифестациям по адресу англичан, потому что готовится «переход от одной системы к другой»[1298].

Русские дипломаты с большим вниманием следили за одним довольно загадочным феноменом. Барон Джемс Ротшильд, финансовый магнат, связанный большими делами и с русским и с французским правительствами, проговорился или сказал намеренно Бруннову о деятельных военных приготовлениях, под шумок происходящих во Франции. Бруннов в «дружеской» беседе с графом Валевским дал ему тогда понять, что он знает об этих военных приготовлениях, как будто несоответствующих мирным стремлениям французской дипломатии. Валевский объяснил этот факт тем, что Франции приходится в данном случае считаться с англичанами, которые очень активно продолжают вооружаться. Чтобы не породить у английского правительства никаких подозрений, добавил Валевский, французы должны следовать их примеру, иначе это может повредить успеху дела умиротворения. Барон Бруннов сделал вид, что он удовлетворен этим довольно путаным объяснением[1299].

7

Вечером 21 февраля 1856 г. граф Орлов со своей свитой прибыл в Париж. Уже 22-го утром он виделся с Валевским и остался очень доволен первым визитом: «Я сказал все, мы расстались добрыми друзьями»[1300]. Орлову была назначена аудиенция у императора на следующий день, 23 февраля.

Аудиенция состоялась в кабинете у императора, с глазу на глаз. Наполеон III был ласков, обнаружил не только желание мира, но и стремление завязать «личные, более интимные отношения между обоими государями». Правда, никаких положительных обещаний он не давал, но «это в его характере», замечает Орлов, который в своей телеграмме прибавляет, что император уверил его в своей готовности всячески облегчить переговоры, «согласно объяснениям, которые я (Орлов. — Е.Т.) ему дал»[1301]. Александр написал на этой телеграмме: «Дай бог, чтобы отсюда вышло что-нибудь хорошее».

Прием, оказанный Орлову в первой же аудиенции в Тюильри, был в самом деле очень милостивый. Орлов заявил, что Александр II хочет «справедливого и прочного мира» и стремится «укрепить симпатии», возникшие (по наблюдениям царя) между Россией и Францией. Наполеон III ответил, что это — и его желание. Затем император отпустил кивком головы окружавшую его придворную свиту, и, оставшись вдвоем, собеседники повели деловой разговор.

У нас есть полный отчет Орлова о том, что было переговорено в этой интимной обстановке. Орлов, с той симуляцией искренности, в которой мог смело потягаться со своим собеседником, начал с того, что, мол, он решил отбросить в сторону всякие хитрости и дипломатические извороты (sans r sans d et sans finesse diplomatique) и изложить сущую правду. Он прямо расскажет императору, на что Россия согласится и что она отвергнет. Во-первых, Россия согласна на установление полной свободы торгового плавания по Дунаю для всех наций. При этом Россия согласна срыть укрепления в Измаиле и Килии, с тем чтобы и Турция снесла укрепления в Мачине, Тульче и Исакче. Острова в дельте Дуная не должны быть заняты никем из держав. Во-вторых, Черное море будет объявлено нейтральным, согласно уже состоявшемуся плану. В-третьих, определение границ между Молдавией и Бессарабией должно стать предметом углубленного рассмотрения. Но при дальнейшем обсуждении этого вопроса должно будет принять во внимание, что русская армия в настоящий момент занимает Карс и часть турецкой территории, — и Орлов тут же дал понять, что возвращение Карса и будет с русской стороны компенсацией за уступки, которые противники должны будут сделать России при определении бессарабских границ.