Сергей Зверев - Здесь стреляют только в спину

• Название: Здесь стреляют только в спину
• Автор: Сергей Зверев
• Жанр: Боевик
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-699-49908-3

В глухой тайге разбился самолет. На его борту находился какой-то ценный груз, но что именно – знают лишь единицы. Известно только, что груз связан с новым секретным месторождением металлов платиновой группы. На место катастрофы снаряжается поисковая группа, в число которой входят сотрудники МЧС врач Дарья Погодина и спецназовец Борис Липкин. Кто остальные – неясно. Едва начавшись, поисковая операция рискует завершиться полным провалом – при невыясненных обстоятельствах один за другим начинают погибать спасатели...

---

Вопреки прогнозам Боголюбов не зарычал, хотя и имел к тому расположение.

«А ведь правда, – подумала я, чувствуя холодок в желудке, – детектив получается. Может, зря я на это подписалась?»

* * *

Такое ощущение, что мы попали в шторм: видимость нулевая, потоки воды хлестали по стеклам – почти горизонтально. Пытаясь в очередной раз прижаться к земле, пилот изменил тангаж – вертолет поплыл вниз, на правый борт. Я ударилась спиной об острую окантовку иллюминатора.

– Держись, чебурахнемся, – пошутил Усольцев.

– Ох ты, ё-мое, – интеллигентно выругался Турченко, сползая с лавки.

Я вцепилась в плечо Усольцеву. В горле подпружинило, и я громко икнула.

– Икота, икота, перейди на якута, – пошутил Усольцев.

Не поверите, пилот громогласно икнул!

Тут оно и случилось – страшное. Вертолет рвануло, куда-то повело и... отчаянно завертело вокруг вертикальной оси.

– Винт отхреначился, командир! – истошно взвыл пилот. – Молния попала!

В переводе на нормальный это означало примерно следующее (о чем я узнала позднее): от разряда заклинило колено вала, передающего вращение на вспомогательный винт через редуктор в хвостовой части. Стабилизация приказала долго жить – под действием одного лишь несущего винта вертолет затянуло в круговерть и понесло к земле.

Кто-то из сидящих напротив навалился на меня, затем мы оба полетели обратно, увлекая за собой других несчастных.

– Держись, падаем! – вскричал Усольцев. Он уже не шутил. Нос вертолета накренился. «Батюшки, – дошло до меня, – мы ведь не в шутку падаем. В реале! Проделали расстояние с половину Франции – и на тебе!» Пол помчался из-под ног. Я влетела физиономией во что-то крепкое, стальное, возможно, в перегородку – разбила нос. Вспыхнул глаз. Я запоздало подставила руку, но под воздействием невесомости понеслась вверх по перегородке. Последнее, что худо-бедно помню, – пронзительную боль ниже локтя и рычание командира: «Всем надеть мешки!..» Остальное – цветные галлюцинации.

Как расскажет позже грамотный Турченко, нас выручил отказ основного двигателя и режим авторотации – когда лопасти винта раскручиваются набегающим потоком воздуха и тормозят падение. Видимо, пилот отчаянно работал рычагом тангажа, пытаясь уравнять подъемную силу с силой тяжести – тут и вышел сбой: двигатель отказал, включилась авторотация, благодаря чему мы и не рухнули камнем. Сминая молодой ельник, вертолет слетел на дно оврага и зарылся носом в терновник. Брызнуло стекло в кабине экипажа...

По счастью, нас не раздавило оторвавшимся двигателем – он просто не оторвался (хотя и должен был – от этого погибли многие, в том числе губернатор Красноярского края). Когда я очнулась, первым делом увидела над головой крапчатое небо с огненными сполохами. Меня тащили, дождь хлестал по лицу.

– Блохов, отставить! – орали с истерическим надрывом, – не трожь его, он труп! Живо в лес, твою мать!

– Мужики, ща рванет! – орал параллельно второй голос.

Люди разбегались кто куда. Девяносто второй бензин в салоне, отметила я как-то между прочим. И в бензобаке не меньше половины...

Меня швырнули за мшистый бугор, игнорируя правила куртуазности и галантного обращения. Я упала, лязгнув зубами. Свернув трухлявую корягу, за мной в укрытие влетел еще один человек, за ним третий. А потом рвануло так, что я вторично лишилась чувств...

* * *

Перед глазами расплывался и дрожал иконописный лик Борьки Липкина – почему-то в оранжевой рамочке.

– Мы тебя потеряли и вновь обрели, Дашка, – бормотал он, заикаясь, и ощупывал меня – зачем?

Я решила приподняться. Лучевая кость правой руки пронзительно ахнула. Я упала на спину, завыла.

– Возьми платок, вытри ей нюшку, – предложил женский голос, и что-то заворочалось в мокрой траве. – Посмотри, она нос расквасила.

– Давай, – согласился Борька.

Я закрыла глаза. Убыстрялась веселая карусель. Влажная ткань прошлась по моей физиономии. «Гигиеническую» процедуру сопровождало сопение – я покорно ждала и не дергалась.

– Ты страшна, как фильм ужасов, Дашка, – радовал меня Борис. – Но в целом молодчина, не сдалась. Ты только не реви, ладно? Сейчас глазки вытрем... О-го-го, синячище! – Он присвистнул. – А что? Смелое цветовое решение. Как это ты сумела?

– Болит, – прошептала я. – Знаешь, как болит, Борька... И нос болит... И рука... И нога, кажется...

– Пройдет, Дашок, но постарайся больше себя не калечить. Мне еще перед твоим мужем отчитываться...

Борька закончил процедуру и отодвинулся. Мой детский лепет на лужайке его не тронул. Он активно завозился и стал куда-то переползать – по-видимому, к обладательнице женского голоса.

– Эй, братва, – отрывисто пролаял Усольцев, – я вам говорил, что скоро туча пройдет? Полюбуйтесь!

Но со свистом, черт подери, мы ее не продырявили! Застряли где-то. Я с усилием разжала веки – словно намагнитили. Небо не рыдало. Воздух насыщала легкая изморось, освежающая лицо, как вечерний гель для душа.

– Что-то случилось? – прошептала я.

– Вертолет упал, – не сразу, но в тему разъяснил Борька.

– Мы... уже не полетим на нем? – Я, должно быть, глупела на глазах.

– Сомневаюсь. – Борька помолчал. – Он догорает.

Я сделала новую попытку приподняться. В отличие от правой руки левая не ахнула. Я перевернулась на живот и подтянула под себя колено.

– Интересно, – хмыкнул Борька, – у нас в стране еще остались неупавшие «Ми-8»? В прошлом году разбилось одиннадцать штук, в этом, если память не подводит, четырнадцать... Хотя нет, уже пятнадцать.

Все это было нелепо, грустно, драматично. Пламя доедало обшивку вертолета. Расквашенный нос (совсем как мой) представлял печальное зрелище. Кокпит наизнанку, стекла выбиты. Хвостовую часть и продольные стабилизаторы сбило деревьями. Держался лишь несущий винт, вернее, та его закаленная металлическая основа, что не реагировала на пламя. Пробороздил вертолет немало. Обрывистые края лощины словно проутюжило селевым потоком. По счастью, мы не рухнули на ели – каким-то чудом вертолет вклинился в узкую прогалину между густорастущими деревьями и проехал по склону оврага, пока не зарылся носом в землю.

Пламя не перебросилось на тайгу. Тайга, насыщенная влагой, его отвергла. Как короткий курортный роман, огонь жадно вспыхнул и погас, уничтожив что мог.

Дыхание перехватило. Я справилась с тошнотой и отыскала взглядом Борьку. Грязный, как поросенок, Липкин лежал на спине, держал левую руку с часами у уха, а пальцем правой стучал по циферблату.

– Все живые? – спросила я.

Борька не отозвался. За него ответила Невзгода, скрючившаяся за корягой. Она мрачно смотрела на Борьку.

– Пилот сгорел заживо. Его Виталей, кажется, звали. Остальные целы. Разбежались по лесам...

– Черт! – выругался Борька, сорвал с запястья часы и швырнул их в лес.

– Зачем? – тупо спросила я.

– Да правильно все, – Невзгода подтянула к подбородку колени и закрыла глаза. – Время не должно стоять, оно должно идти...

* * *

Потрясенные спасатели сбредались к пепелищу. Ни вещей, ни оборудования не осталось – только то, что каждый нес на себе. Пилот Виталя сгорел. Его буквально раздавило передней стойкой. Остатки тела еще дымились, источая смрад.

– Ты бы не смотрела, – посоветовал Липкин, заслоняя от меня сгоревшее тело.

Я не собиралась падать в обморок, о чем ему и сообщила. В институте четыре года любовалась на «учебный материал». Бледный Сташевич пытался вскрыть «Приму» с фильтром. Я жестом попросила угостить даму сигаретой. Он сунул мне пачку, дал прикурить. Я не успела толком закашляться, как Борька со словами «Минздрав давно кого-то не предупреждал» отнял у меня сигарету, сунул себе в зубы, а меня подтолкнул коленом к лесу.

– Уйди, Дашка. Хватит с тебя. За бугром найдешь мешки – упади и не вставай.

Я подчинилась. Свернулась улиткой, борясь с мелкой дрожью. Подтянулись остальные – стоять у разбитого корыта никому не хотелось. Люди падали в траву, садились на корточки, белые как привидения. Турченко подволакивал ногу. Пристроился на колено, стал закатывать штанину. Перелома не было, разорвало кожу на лодыжке. Командиру досталось больше: у него, похоже, было сломано плечо. С помощью Блохова он опустился на корягу, обнял руку, сидел неподвижно, закусив губу. Командовать в таком состоянии Боголюбов не мог – только скрипеть и тихо материться.

– Амбец, расковбоили, – интеллигентно обобщил ситуацию Турченко. – Сели прочно, господа. Связь потеряна, оборудования нет. Аварийной сигнализации – тоже. Уходим в робинзоны?

Спасатели молчали. Абсурдность ситуации было трудно переоценить.

– М-да, такие вот гуси-лебеди, – выдавил наконец Боголюбов. Плечо у него болело, должно быть, невыносимо – когда он говорил, лицо искажалось до неузнаваемости.

Операцию провалили по всем статьям. Даже чудо не оживило бы пилота и не заставило груду железа подняться в воздух.