Леонид Милов - История России с древнейших времен до конца XVII века

• Название: История России с древнейших времен до конца XVII века
• Автор: Леонид Милов
• Жанр: История

---

Воинские повести. Еще один вид источника, важный для освещения взглядов и вкусов верхов светского общества — это частично также дошедшие в составе летописных текстов воинские повести — рассказы о крупнейших битвах современной истории, прежде всего о битве на Куликовом поле. Одним из ранних произведений,'посвященных этому самому значительному событию русской истории XIV—XV вв., стала обширная повесть, помещавшаяся в составе летописных сводов первой половины XV в. Автор подчеркивает грандиозное значение происходивших событий: «от начала миру» не собиралось такого большого русского войска, и «от начала миру сеча не бывала такова», как Куликовская битва, завершившаяся победой русского войска. Автор повести воздает должное храбрости и мужеству вождя войска Дмитрия, который, несмотря на уговоры бояр, «бьяшеся с татары тогда, став напреди всех». Единству русских князей, соединившихся для борьбы со страшным врагом, автор противопоставляет вступившего в сговор с Мамаем рязанского князя Олега, «кровопивца крестьянского, нового Иуду предателя». Куликовская битва в этом сочинении — это не только победа русских людей над агрессором, но и победа «христиан» над «погаными», достигнутая благодаря вмешательству божественных сил: двое воевод видели ангелов, мечущих огненные стрелы на татар. В повествовании своеобразно сочетаются черты воинской повести о мужестве и подвигах русских воинов с повествованием о божественном заступничестве, с языком и фразеологией, характерными для «учительной» церковной литературы.

Ближе к традициям светской воинской поэзии стоит «Задонщина» — поэтическое повествование о событии, созданное вскоре после Куликовской битвы. Образцом для создании «Задонщины» послужило «Слово о полку Игореве». Обращение к этому памятнику позволило автору «Задонщины» увидеть происходящее в большой исторической перспективе. Не случайно автор призывает слушателя подняться «на горы киевския», вспоминает о Бояне, воспевавшем первых русских князей, говорит, что русские князья — его современники — потомки Владимира Киевского. Древние времена славы и величия отошли в прошлое, когда Батый разорил русские земли: «и оттоле Русская земля седить невесела... тугою и печалью покрышася». Мамай пытался пойти по стопам Батыя, но русские князья во главе с Дмитрием выступили против него, «помянувшее прадеда своего великого князя Владимира Киевского». Их победа привела к возрождению славы и величия Руси, к крушению власти Орды над русскими землями. Бегущие с поля битвы ордынцы восклицают: «Уже нам, брате, в земли своей не бывать, а в Русь ратью нам не хаживать, а выхода нам у русских людей не прашивать». Как и в «Слове о полку Игореве», в «Задонщине» широко используется образность, свойственная русской воинской поэзии с характерным для нее образом битвы-пира. К «Слову о полку Игореве» с его грустным лиризмом восходят те части «Задонщины», где автор оплакивает погибших, в этих плачах отчетливо слышны отголоски народных причитаний. Но в картине мира, характерной для этого памятника, при сравнении со «Словом» вырисовываются важные изменения — стихии природы, как и ранее, вторят действиям героев, но за ними уже не выступают образы языческих богов, а в ход событий вмешиваются христианские святые. В «Задонщине» отразились и новые реалии в жизни московской знати, только начинавшие складываться в эпоху Дмитрия Донского. Во время битвы великий князь, обращаясь к боярам, вспоминает «московскыя сластныа меды и великия места», которые они могут добыть себе своей храбростью на поле боя.

Летописи о перемене в общественном сознании. Наблюдения над летописными памятниками позволяют выявить и некоторые важные изменения в общественном сознании, которые можно считать характерными для значительной части общества, а не только для кругов духовенства. Первая половина XV в. в истории русского летописания стала временем создания сводов — сложных текстов, в которых были соединены в единое целое летописные записи, сделанные в разных политических центрах Руси. Так, в конце первого десятилетия XV в. при митрополичьей кафедре был создан свод, в котором соединились записи, созданные не только в разных центрах СевероВосточной Руси, но и в Новгороде. Позднее был создан один еще более обширный свод — общий источник Новгородской IV и Софийской I летописей, в котором, помимо материалов из местных центров, были использованы записи южнорусского домонгольского летописания. Это были общерусские своды, создание которых связано с Москвой и митрополичьей кафедрой. Новгородское летописание долгое время развивалось своим особым путем, редко заимствуя материал из исторической традиции Северо-Востока. В XV в. наступили значительные перемены. При создании одного из главных памятников новгородского летописания этого времени — Новгородской IV летописи материал северо-восточных летописей был уже широко использован. Составителям сводов не всегда удавалось примирить разные трактовки одних и тех же событий, которые они находили в своих источниках, да они и не всегда ставили перед собой такую цель. Но благодаря их усилиям создавалась память об общем прошлом русских земель, которая была продолжением исторической традиции о Древнерусском государстве. Появление в разных землях Древней Руси летописных сводов, основанных во многом на сходном материале, позволяет утверждать, что русские земли стали в определенной мере жить общей идейно-культурной жизнью еще до их объединения в едином государстве.

Обращение к памятникам летописания показывает также, какое большое место в сознании русского общества занимала борьба за освобождение русских земель от власти Орды. В рамках рассматриваемого периода наиболее глубокому осмыслению роль этого события в судьбах Северо-Восточной Руси подверглась в произведении под названием «О житии и преставлении великаго князя Дмитрия Ивановича царя Рускаго», дошедшем до нас в составе летописных сводов первой половины XV в. Уже в заголовке великий князь назван «царем», так, как ранее называли византийского императора, а затем — татарского хана. В этом произведении Дмитрий Иванович выступает как «царь» — суверенный правитель Русской земли, своей «вотчины», а все князья Русской земли повинуются его власти, именуя великого князя своим «господином». Он внук Ивана Даниловича, «собирателя Рускои земли». Он не только законный и признанный глава Русской земли, но и ее заслуженный защитник, сражавшийся «с нечестивыми агаряны и поганою литвою». Особенно страшная опасность исходила от Мамая, не желавшего примириться с тем, что «Дмитрии московский себе именует Рускои земли царя». Он хотел истребить русских князей, разорить христианские храмы и отдать русских людей под власть баскаков, но эта опасность была устранена благодаря Дмитрию, собравшему для отпора поганым войско «всей Русской земли». Так утверждалось представление о «Русской земле» как о независимом государстве и о московском князе как ее главе, объединившем ее силы для отпора завоевателям.

Изменения в духовной жизни древнерусского монашества. Вторая половина XIV — начало XV в. стали временем серьезных изменений «ученой» христианской культуры русского духовенства. В отечественной филологии этот период получил название эпохи «второго южнославянского влияния». Действительно, в это время именно из южнославянского мира на древнерусскую почву были перенесены тексты многих ранее неизвестных литературных произведений, оказавших сильное воздействие на всю жизнь русского монашества. Однако в подавляющей своей части это были переводы греческих оригиналов, отражавших интенсивные духовные искания в среде поздневизантийского монашества, связанные с духовным течением «исихазма» (т.е. «молчальничества»). В эту эпоху резко активизировались поиски путей к достижению давно провозглашенного, но трудно достижимого идеала соединения человека (прежде всего, конечно, монаха) с высшим, божественным началом.

Тексты эти, как созданные в XIV—XV вв., так и произведения более раннего времени, интерес к которым обострился именно в поздневизантийскую эпоху, содержали описания глубоко продуманных и тщательно разработанных духовных упражнений, которые должны были привести к очищению души монаха от страстей, привязывающих его к грешному миру, с тем чтобы, придя в состояние постоянной внутренней («умной») молитвы, она оказалась способной восприять исходящий от высшего начала божественный свет. Классическим примером здесь может служить «Лествица» Иоанна Лествичника — византийский памятник XI в., приобретший огромную популярность в русском обществе на рубеже XIV—XV вв. Вместе с этими текстами на русскую почву переносились нормы организации жизни монашеской общины, которая общими усилиями должна была создать условия для духовного совершенствования своих членов.