Иван Колышкин - В глубинах полярных морей

• Название: В глубинах полярных морей
• Автор: Иван Колышкин
• Издательство: Воениздат
• Жанр: Прочая документальная литература
• Год: 1964

Аннотация издательства: Советская подводная лодка потопила вражеский транспорт, но в бою получила тяжелые повреждения, потеряла ход, и течением ее понесло к берегу, занятому противником. И тут случилось такое, чего еще не видели на флоте. Перископы подводного корабля превратились в мачты, на них надулись паруса, сшитые из брезентовых чехлов. Лодка отошла в море, экипаж ее был спасен товарищами, пришедшими на помощь. Много подобных эпизодов в воспоминаниях контр-адмирала И. А. Колышкина, командовавшего в годы Великой Отечественной войны дивизионом, а затем бригадой подводных лодок Северного флота. Автор рассказывает о своих боевых друзьях — Гаджиеве, Фисановиче, Видяеве и других прославленных подводниках, вместе с которыми он ходил в далекие и опасные походы, пишет о том, как командиры и политработники готовили людей к испытаниям, как чувство пламенного советского патриотизма помогало морякам преодолевать все преграды на пути к победе.

---

Таким образом, появление на бригаде «ленинцев» частично разгружало «катюши» от минных постановок и давало возможность больше использовать их по основному назначению — для крейсерства на дальних коммуникациях немцев.

«Двадцаткой» командовал капитан 3 ранга Виктор Федорович Тамман. Он прошел большую жизненную школу на море. Как и многие другие наши командиры, о которых я уже говорил, много лет плавал в торговом флоте на разных должностях, вырос до капитана парохода. А потом — призыв по спецнабору в Военно-Морской Флот, обычная в таких случаях подготовка, после чего — служба на подводных лодках. Уже не один год командует он лодками. Это умный, находчивый и вполне зрелый подводник.

Во главе экипажа «Л-22» стоит наш старый знакомый — капитан 3 ранга Валентин Дмитриевич Афонин. Это он выходил с нами стажироваться на «Щ-421» во время ее последнего похода. Стажировка у Афонина получилась насыщенной событиями — ему пришлось не только изучать театр, но и принимать участие в борьбе за живучесть лодки. Если не брать в расчет трагичности всей ситуации, то можно сказать, что школу Афонин получил хорошую, представление о характере боевых действий на Севере у него сложилось достаточно полное. Все это послужило солидным дополнением к его уже немалому командирскому опыту.

В дивизионе Хомякова, потерявшем «Д-3», осталось теперь четыре лодки.

Первой начала боевые действия «Л-22». С октября и до нового года она успела три раза побывать в море, и каждый раз ее мины становились точно в назначенном месте и на заданном углублении. Выйти в торпедную атаку ей ни разу не удалось.

«Л-20» тоже начала действовать в октябре и тоже использовалась в минном варианте.

Как потом доносила разведка, на минах, поставленных этими лодками, подорвалось и затонуло несколько вражеских транспортов и кораблей.

Примерно в то же время, что и «ленинцы», в состав бригады вошли и две новые «малютки». Одной из них — «М-119» — командовал капитан-лейтенант Константин Колосов, второй — «М-121» — капитан-лейтенант Василий Кожакин. Они частично восполнили потери в дивизионе Морозова. Я говорю частично, потому что к осени дивизион недосчитывался уже трех лодок. Навсегда осталась в море «М-173» вместе с новым ее командиром Валерьяном Терехиным. По времени эта потеря почти совпала с последним, окончившимся гибелью походом «К-2», где командиром был Василий Уткин, — той самой «К-2», чей выстрел в бухте положил начало прочной традиции — салютовать в честь каждой одержанной победы…

Обе новые «малютки» быстро вступили в строй действующих. Совершив по одному боевому походу с Морозовым, Кожакин и Колосов получили право плавать самостоятельно. Но Кожакину не улыбнулось боевое счастье. 7 ноября «М-121» вышла на позицию и не вернулась…

Наши с Виктором Котельниковым дивизионы пополнения не получили. Осталось у нас по четыре «катюши» и «щуки». Это, конечно, не радовало. «Стареем, растем, — иной раз подумывал я, глядя на широкие нашивки, появившиеся на наших рукавах в октябре, — а лодок не прибавляется». Но эти огорчения не могли затмить большого и радостного подъема, который овладел всеми нами в ту на редкость суровую, штормовую осень. Уж очень здорова оборачивались наши дела на всех фронтах. Вести, одна радостнее другой, приходили то с Волги, то с Северного Кавказа, то из-под Великих Лук.

Люди с нетерпением ждали очередной политинформации. Уже успело позабыться то болезненно-сосущее чувство, появлявшееся перед очередным выпуском последних известий: «Неужели сдали еще один город?» Тогда от политинформаций ждали хоть какого-нибудь объяснения происходящему, которое помогло бы рассеять горькое недоумение. Сейчас старались уловить какие-то новые детали, рисующие развитие очевидных всем успехов.

Стоило лодке всплыть после долгого пребывания под водой, как внимание всех сразу же приковывалось к радиорубке, где чародей-старшина с черными наушниками на голове подправлял настройку и принимался записывать последние известия. Моряки чувствовали: назревают события куда более грандиозные, чем прошлогоднее наступление под Москвой, готовится настоящий перелом в ходе войны.

В отсеках лодок и в кубриках береговой базы разговоры в основном приходили к одной теме:

— Ну, теперь пойдет…

— Мы их до самого Берлина погоним!

— Что там до Берлина? До Бискайского залива. Германию с Францией от фашизма освобождать надо? Надо. Бельгию с Голландией надо? Надо. А на союзников надежда плоха.

Матросы прекрасно понимали, что к чему.

* * *

С большими и светлыми надеждами встретили мы Новый год. Трезво и беспристрастно оценивая положение дел на нашем морском театре, мы не имели оснований для пессимистической оценки года минувшего.

Правда, немцы достигли еще большего численного превосходства на море. В летние месяцы количество фашистских надводных кораблей в северных портах Норвегии достигало максимума. Обращены эти силы были главным образом против наших внешних коммуникаций. Но, как мы видели в истории с PQ-17, они сыграли роль «сил устрашения», а не сил активного действия. Однако и этого, в сочетании с более чем странным поведением английского морского командования, оказалось достаточным, чтобы конвой понес жестокий урон от торпедоносцев и подводных лодок противника. Но наиболее ощутимый результат для нас дали не столько сами потери, сколько решение союзников приостановить отправку конвоев в Советский Союз из-за якобы слишком большого риска.

Риск, понятно, на воине неизбежен. Но это был уже не военный, а политический вопрос.

Пытался противник воздействовать и на наши внутренние коммуникации. Немецкие лодки появлялись у горла Белого моря, в Карском море, подходили к берегам Новой Земли. Но успехи их были скромными. В августе в Карское море проник надводный рейдер — «карманный» линкор «Адмирал Шеер». Он потопил героически сопротивлявшийся ледокольный пароход «Сибиряков», попытался уничтожить артогнем зимовку на Диксоне, но, получив отпор 152-миллиметровой батареи, прекратил дуэль и отправился восвояси. Это была единственная попытка немцев использовать против наших внутренних коммуникаций свои крупные надводные корабли, попытка явно авантюристическая. И наше несомненное упущение состояло в том, что не удалось организовать удар по рейдеру подводными лодками и авиацией.

Но самое главное — и мы не могли этого не чувствовать! — противник начал выдыхаться. И не случайно много лет спустя бывший генерал-лейтенант вермахта Курт Типпельскирх писал в «Истории второй мировой войны» о действиях германского флота на Севере: «Успехи этого лета (1942 г. — И. К.) явились кульминационной точкой борьбы с судоходством противника в этом районе».

Не сумели немцы сковать активность Северного флота, воспрепятствовать ему в решении оперативных и тактических задач, надежно прикрыть приморский фланг своих войск. Об этом говорили успешная высадка десанта в районе Мотовского залива и действия наших надводных кораблей, прикрывавших десантников огнем. Об этом говорила и непрекращающаяся с нашей стороны подводная война, непосредственно влияющая на боеспособность северного крыла лапландской группировки.

В начале войны гитлеровцы явно недооценили возможности нашего подводного флота. Они, видимо, с присущим им высокомерием не принимали его всерьез и в результате оказались неподготовленными к противолодочной обороне. Мы получили полгода «форы»: полгода мы топили транспорты и корабли, не неся потерь в лодках. Противник, разумеется, принимал меры, наращивая противодействие. Но и мы быстро набирались столь необходимого нам боевого опыта.

Можно с уверенностью сказать, что, если б с первых дней боев мы натолкнулись на такую противолодочную оборону гитлеровцев, какой она стала к 1942 году, нам уже тогда не удалось бы избежать тяжелых потерь, а урон, понесенный противником, был бы куда меньший. Причем и опыт и материальные возможности позволяли немцам организовать такую оборону сразу же с началом войны.

Сейчас противником уже установлены плотные минные заграждения, прикрывающие наиболее оживленные участки своих коммуникаций со стороны моря. По всей вероятности, большинство наших невернувшихся лодок нашли свою гибель именно от мин. Неприятельские суда теперь не только не ходят в одиночку — они получают значительно возросшее корабельное и авиационное прикрытие. Конвои следуют обычно противолодочным зигзагом. Их охранение нередко состоит из двух линий. И все же наши лодки прорываются сквозь все заслоны, атакуют и топят транспорты, а потом, как правило, благополучно отрываются от преследования.

* * *

Если отбросить ложные мотивы, которые не позволяют в чем-либо давать положительную оценку врагу, то должен признаться, что до войны, да и в начале ее, мы были весьма высокого мнения о немецких подводниках. Еще четверть века назад немцы первыми оценили огромные возможности подводного флота и развили его необычайно. Они обладали наиболее богатым опытом в его боевом использовании. Естественно, что опыт и традиции тех лет не мог не воспринять гитлеровский подводный флот. Среди этих традиций наряду с отвратительной жестокостью были и заслуживающие уважения настойчивость, предприимчивость, дерзость. Когда началась вторая мировая война, мы наслышались о том, как хозяйничали немецкие подводники в Атлантике, о том, как, сходясь в «волчьи стаи», германские лодки терроризировали конвои. Кое-что в этой информации было преувеличено, но недооценивать такого противника было нельзя.