Михаил Анчаров - Самшитовый лес

• Название: Самшитовый лес
• Автор: Михаил Анчаров
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1994
• ISBN: 5-214-00039-1

«Самшитовый лес» — роман о наших современниках. Жизнелюбие, жажда творчества, неистребимая тяга к изысканию и действию — таковы основные отличительные черты главного героя романа Сапожникова, по профессии инженера.

Странствующий рыцарь-наладчик Сапожников на глазах у изумленного читателя изобретает вечный двигатель, доказывает теорему Ферма, находит Атлантиду, и все это — в поисках Нежности… Самая пронзительная книга Михаила Анчарова — художника, поэта, «отца» бардовской песни. Высоцкий считал его своим учителем.

Рекордный по количеству глубоких мыслей и афоризмов текст. Бестселлер студенчества начала восьмидесятых. Анчаров — последний романтик-коммунар.

---

— Пока они не станут круглыми, — сказал Сапожников.

— То есть? — спросила завуч.

А как раз тогда проходили понятие "бесконечность", и если делить без конца, получаются частицы, из которых эти кубики состоят.

— Ну и что? — раздраженно спросила завуч. — Это физика. А к математике какое это имеет отношение?

— Математика ведь тоже для жизни?

— Начинается… Ну и что?

Завуч хотела загнать его в угол. Вид Сапожникова вызывал у нее тоску и отвращение.

— А в жизни частицы мечутся хаотически. Броуново движение.

— Ну и что?

— А когда они сталкиваются, они друг о друга стачиваются. Как галька морская.

— Во-первых, кто тебе это сказал? А во-вторых, как же ты из круглых частиц сложишь граненые? Кристалл, к примеру?

— Приблизительно.

— Кристалл? Приблизительно?.. Сапожников!

В общем, для Сапожникова противоречие между математикой и физикой было такое же, как в свое время между физикой и законом божьим. Можно, конечно, вычислить, сколько ангелов поместится на острие иглы, но для этого надо доказать, что ангелы существуют. А пока это предположение не доказано, то и вычислять нечего. Мозг у Сапожникова был грубо материалистический, и ничто научно-возвышенное в нем не помещалось, а вернее, не удерживалось.

Сапожникову как объяснили, что весь мир состоит из материи, так он сразу и понял, что материя должна как-нибудь выглядеть. А всякие там кванты света, которые одновременно и частица и волна, его начисто не устраивали, и он полагал, что, значит, как теперь говорят, модель еще не придумана, и уж он-то, если понадобится, конечно, придумает наверняка. До сих пор у него нужды не возникало.

— Твердое тело, жидкое тело, газообразное тело, — зудело у него в ушах услышанное в школе.

— А дальше что?

— А дальше пустота, — сказал учитель.

— А в пустоте что?

— Ничего.

— Значит, мир состоят не только из материи?

— А из чего же еще? — спросил учитель.

— И из пустоты, — сказал Сапожников.

— Пустота — это не вещество, это пространство, ничем не заполненное, — сказал учитель. — Потому в космосе так холодно, почти абсолютный нуль. Нет частиц, которые сталкивались бы.

— Значит, движению тел ничто там не мешает?

— Вот именно.

— Почему же тогда все планеты и звезды не собрались в одну кучу?

— А почему они должны собраться?

— Закон Ньютона…

— Должны были упасть друг на друга.

— Ну ты же не веришь в притяжение, — сказала завуч.

— Но вы же верите?

— Останешься после уроков.

— Хорошо, — сказал Сапожников.

Сапожников считал, что всякая материя должна как-нибудь выглядеть. А что никак не выглядит, то и не материя. А раз не материя, то этого и нет вовсе.

— А совесть, а мораль, а чувства?

— Что чувства?

— Они же никак не выглядят. Значит, нематериальны.

— Почему? Раз я что-то чувствую, значит, что-то происходит, значит, что-то влияет на что-то, значит, какие-то частицы сталкиваются или колеблются, самая материя и есть, — сказал Сапожников. — А если не колеблются и не сталкиваются, никаких чувств нет, одно вранье. Все рано или поздно объяснится.

— Какое грубое воображение у этого мальчика, — сказала завуч. — Даже странно в таком возрасте. Ничего святого…

— А что такое святое? — спросил Сапожников.

— Святое, милый друг, это когда люди что-нибудь считают высоким… идеальным… Может быть, тебе и это объяснять надо? — спросил учитель.

— Не надо.

— Ты, случайно, не марсианин? — спросила завуч. — Ах да, ты из Калязина… Такие понятия надо всасывать с молоком матери.

— Значит, понятия — это вещества? — спросил Сапожников.

И так во всем. Кстати, это был первый раз, когда Сапожникова спросили, не марсианин ли он. Потом его спрашивали не раз. Но он не признавался. Говорил "я и сам не знаю".

— Фокусник ты, — сказал учитель после педсовета, где обсуждалась судьба Сапожникова, — фокусник ты. Зачем делаешь вид, что не понимаешь, о чем речь? Ты всерьез думаешь, что математика не нужна? Да без нее в физике ни шагу.

— Наверное, — сказал Сапожников.

— А зачем завуча дразнишь? Зачем сказал, что можешь решить теорему Ферма?

— Могу. Частично, — сказал Сапожников.

— Ну вот, опять за свое — триста лет академики решить не могут.

— Они сложно решают. А Ферма написал, что нашел простое решение. Я же читал. Правда, могу. Не для всех чисел. Для некоторых.

— Да ты сдачу в магазине толком не можешь подсчитать! Что я не знаю?

— Я округляю.

— А для каких чисел можешь решить? — спросил учитель.

— Для Пифагоровых.

— То есть?

— Ну, который квадрат гипотенузы равен сумме квадратов катетов. Для других не пробовал.

— Ну?

— Ну, например, три в квадрате плюс четыре в квадрате равно пять в квадрате. Так?

— Ну? — нетерпеливо спросил учитель.

— Ну вот, для таких чисел из которых получается это равенство, могу доказать.

— Что именно?

— Что от этих чисел все другие степени — кубы, четвертые и так далее — никогда не дадут равенства.

— Ну-ка, давай на доске.

Перешли к доске.

— Давай по порядку, — сказал учитель. — Сначала саму теорему. Надо доказать, что а в степени n плюс b в степени n никогда не равняется с в степени n, при n больше двух — пишу an+bn не равно cn при n больше двух.

— Ага, — сказал Сапожников.

— Ну и как ты это доказываешь.

— Только для Пифагоровых, — сказал Сапожников. — Для других не пробовал.

— Да, да, не тяни.

— А вот так — 33+43#53- могу доказать, что не равняется.

— Господи, не тяни.

Сапожников вдруг остановился и выпучил глаза:

— Да что ты. Ведь триста лет ждали… А если сейчас все решится вдруг…

— Да что ты за человек?! — крикнул учитель.

— Каждая степень — это умножение, так? — сказал Сапожников.

— Так.

— А каждое умножение — это сложение, так?

— То есть?.. Ну, можно сказать и так. И что из этого вытекает?

— А то вытекает, что 33+43#53можно записать так: 32+32+32+42+42+42+42#52+52+52+52+52, а теперь по обеим сторонам можно вычеркивать по Пифагорову равенству.

— Ну вычеркивай.

Сапожников стал вычеркивать поштучно. Начал с левой стороны, потом перешел на правую, и когда все тройки квадратные с левой стороны кончились, то осталась одна четверка квадратная, а с правой остались две пятерки квадратные: 42#52+52.

— Лихо, — сказал учитель.

— И всегда так, — сказал Сапожников. — Когда степень больше двух… Если начинать вычеркивать, то слева материал быстрей кончается, а справа еще остается. Это же очевидно.

— Мне надо подумать, — сказал учитель..

Он ушел думать. Думал, думал, думал, а потом на педсовете сказал:

— Этого мальчика нельзя трогать. Надо его оставить в покое. — И рассказал о теореме Ферма для Пифагоровых оснований.

Но всем было очевидно, что Сапожников, который магазинную сдачу округлял и складывал пять и семь, воображая столбик, не мог решить теорему Ферма ни для каких чисел.

— Он, наверно, у кого-нибудь списал, — предположила преподавательница литературы.

— Не у кого, — сказал учитель. — Не у кого.

Не мог Сапожников решить теорему Ферма, потому что в психбольницах перебывала куча математиков не ему чета, которые пытались эту теорему решить. Их так и называют "ферматиками", и каждое их доказательство занимало пуды бумаги.

— А может быть, этот мальчик гений? — мечтательно спросила преподавательница литературы.

— Гений?! — вскричала завуч. — Гений? Этот недоразвитый?! На его счастье, педологию отменили! А помните, в шестом раздали таблички? И всего-то нужно было проткнуть иголкой кружочки с точками, а без точек не протыкать. Все справились, кроме него!

— Я тоже не справился, — сказал учитель.

— Значит, вы тоже гений?

— Упаси боже, — сказал учитель. — Но ведь потому педологию отменили…

— Да бросьте вы! — сказала завуч. — Знаем мы, почему ее отменили! Чтобы дефективных не обижать. Все нормальные дети с заданием справлялись нормально.

— А может быть, он безумец? — мечтательно спросила преподавательница литературы.

— Его давно надо на обследование послать, — сказала завуч, — сидит всю перемену и двумя подшипниками стучит по бумаге!

— Ну-ка, ну-ка, это интересно, — сказал учитель физики.

— Раньше на насос пялился… теперь у него новая мания — шары… Все у него теперь круглое.

— Раньше он в Ньютоне сомневался, — сказала литераторша.

— А теперь? — спросил учитель.

— Вам лучше знать, вы классный руководитель, — казала завуч.

Учитель подумал об Эйнштейне и похолодел. Слава богу, про Нильса Бора и Макса Планка он Сапожникову еще не рассказывал.