Кейт Аткинсон - Поворот к лучшему

• Название: Поворот к лучшему
• Автор: Кейт Аткинсон
• Жанр: Детектив
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-389-01965-2

Кейт Аткинсон прогремела уже своим дебютным романом, который получил престижную Уитбредовскую премию, обойдя многих именитых кандидатов — например, Салмана Рушди с его «Прощальным вздохом мавра». Однако настоящая слава пришла к ней с публикацией «Преступлений прошлого» — первой книги из цикла о кембриджском частном детективе Джексоне Броуди. Роман вызвал бурю восторга и у критиков, и у коллег по цеху, и у широкого читателя, одним из наиболее ярых пропагандистов творчества Аткинсон сделался сам Стивен Кинг. За «Преступлениями прошлого» последовал «Поворот к лучшему», не менее полифоничный и вызвавший не менее восторженную реакцию. На этот раз действие происходит не в университетском Кембридже, а в шотландской столице, наводненной туристами во время знаменитого ежегодного Эдинбургского фестиваля искусств. Снова Джексон Броуди оказывается свидетелем, или второстепенным персонажем, или даже героем ряда, казалось бы, ничем не связанных эпизодов: синяя «хонда» въезжает на людной улице в зад «пежо», и водитель «хонды» вдруг набрасывается на водителя «пежо» с бейсбольной битой, при всем честном народе; видный бизнесмен, под которого уже вовсю копает отдел экономических преступлений, попадает в больницу с инфарктом при весьма компрометирующих обстоятельствах; отлив оставляет на берегу тело девушки с сережками-крестиками, но прилив снова уносит его в море, несмотря на все старания случайно оказавшегося рядом Джексона Броуди. Местная полиция видит в нем в лучшем случае лжеца, а то и подозреваемого, но Джексона куда больше волнует другое: почему Джулия, репетирующая главную роль в пьесе «Поиски экватора в Гренландии», не отвечает на его звонки?..

---

Мартин поймал себя на том, что рассматривает афишу — снимок кривляющегося Ричарда крупным планом. И подпись: «КОМИЧЕСКАЯ ВИАГРА ДЛЯ МОЗГОВ». Мартин подумал, что звучит скорее отталкивающе, нежели завлекательно.

Никаких дальнейших действий от барышень не последовало, и тогда Мартин указал на хлипкую деревянную «голубятню» для корреспонденции на задней стене: под каждой ячейкой была приклеена скотчем бумажка с именем, в ячейке «Ричард Моут» лежал белый конверт. Вторая безразличная девица прочитала имя на конверте. «Мартин Кэннинг?» — подозрительно спросила она и, не дожидаясь подтверждения, протянула ему конверт. Он проверил билеты и нашел на одном из них наспех накарябанное послание: «Твоя машина перед „Макбетом“ на Лит-уок, привет, Р.».

— Я могу войти? — спросил он, и первая девица, не отрывая взгляда от монитора, ответила:

— Нет, вы должны встать в очередь.

— Спасибо.

Он так и не удостоился их внимания, точно был невидимкой.

И он встал в очередь. А потом из «хонды» вылез громила с бейсбольной битой.

7

Джексон пробирался по Королевской Миле через пестрящую шотландской клеткой толпу, пока не очутился у Замка, вздымавшегося на вершине вулканической скалы, подобно катарской твердыне. Купив билет, он пошел по эспланаде мимо высоченных подмостков для Эдинбургского парада военных оркестров. Джулия завидовала, что «на этих барабанщиков настоящий аншлаг» и билеты «на вес золота», впрочем, не успели они приехать в Эдинбург, как незнакомец на улице (назвавшийся волынщиком, хотя никакой волынки при нем не было) вручил ей контрамарки на парад. Она попыталась впихнуть их Джексону, но тот не мог представить себе ничего хуже, чем торчать два часа в сырой летней тьме, наблюдая претенциозный спектакль, который не имеет ничего общего с военной действительностью.

— Не думай о них как о военных, — сказала Джулия. — Это же просто театр. Волынки и барабаны, — зачитала она из программки, выданной самозваным волынщиком, — и шоу армейских мотоциклистов-каскадеров. Горские танцы? О, посмотри, даже танцы русских казаков. Здорово, правда?

— Нет.

Джексон не верил, что пьеса Джулии соберет хоть какую-то кассу, что найдутся желающие отдать настоящие деньги за то, чтобы увидеть «Поиски экватора в Гренландии».

Замок производил жуткое впечатление: снизу он казался прямо декорацией к шотландским легендам, но внутри этих грозных стен веяло холодной сыростью и обреченностью. (Отцу там наверняка нравилось.) Замок казался не столько воплощением инженерного замысла, сколько органическим образованием из тесаного камня и шероховатого черного базальта, махиной с кровавой историей. Джексон купил путеводитель, но аудиогида брать не стал — он терпеть не мог этот монотонный женский (всегда женский) голос, срыгивающий полупереваренную информацию. Вроде голоса в его спутниковом навигаторе («Джейн»). Он пробовал другие голоса, но ни один не подошел: французский был слишком сексуален, американский — слишком американист, что же касается итальянского… Даже если бы Джексон знал язык, он едва ли Доверился бы указаниям итальянца. Потому он всегда возвращался к спокойным, но настоятельным интонациям Джейн, женщины, которая была уверена в своей правоте. Все равно что ехать с женой. С бывшей женой.

Он вспомнил, что взял у Джулии фотоаппарат, и сделал несколько снимков с крепостного вала. Джулия никогда не снимала пейзажи — в фотографиях без людей нет смысла, говорила она, — поэтому он попросил группу японских туристов щелкнуть его рядом с Часовой пушкой. Японцы пришли в страшный восторг и, прежде чем последовать, словно стайка мальков, за своим гидом, втиснулись в кадр вместе с Джексоном.

Джулия всегда широко улыбалась в камеру, как будто счастлива по уши. Некоторым это дано, некоторым — нет. Сам Джексон на фотографиях обычно выглядел хмуро. А может, и не только на фотографиях. Джулия как-то сказала ему, что в его манере держаться «есть что-то угрожающее»; такое восприятие собственной персоны его встревожило. Для снимка с японцами он постарался напустить на себя благодушный вид. На секунду ему стало завидно. Приятно, наверное, быть частью группы. Большинство считало его нелюдимом, но он подозревал, что комфортнее всего ощущал себя, когда принадлежал системе: сперва армии, затем — полиции. По мнению Джексона, значимость индивидуального начала была сильно завышена.

Он нашел столик в открытом кафе и заказал чай и лимонный кекс с маком. Из-за маковых зернышек казалось, что кекс засижен насекомыми, и Джексон едва к нему притронулся. Джулия считала, что прогулка не прогулка, если не завершить ее чаем с пирожными. Он знал про Джулию все. Он мог бы участвовать в одной из этих викторин «Мистер и миссис» и ответить на все вопросы о том, что она любит и что нет. Сумела бы она ответить на вопросы о нем? Он этого искренне не знал.

В ожидании залпа Часовой пушки толпа возбужденно зашуршала. Если верить рассказам, эдинбуржцы были слишком скупы, чтобы раскошелиться на двенадцать залпов в полдень, поэтому ограничились одним в час дня. Интересно, это правда? Неужели шотландцы и впрямь такие скупердяи? Сам наполовину шотландец (хоть он этого и не чувствовал), Джексон считал, что не жалел денег, даже когда у него их не было. Теперь, когда деньги появились, он старался делиться своим богатством направо и налево — бриллиантовые серьги для Джулии, стадо коров для африканской деревушки. Сейчас благотворительностью можно заниматься через интернет — это не сложнее, чем копаться на виртуальных полках Tesco.com, добавляя в «корзину» коз и кур, словно пачки сахара или консервированную фасоль.

Джексон сознавал, что с того самого момента, как унаследовал эти деньги, он искал способ снять их бремя со своей совести, — в нем говорил пуританин, негромко твердивший: что не выстрадано, то тебе и не нужно. Что его восхищало в Джулии, так это ее полный и безоговорочный гедонизм. И нельзя сказать, что на долю Джулии не выпало страданий, горя она хлебнула не меньше, чем Джексон. У них обоих убили сестер, оба росли без матери, старший брат Джексона и старшая сестра Джулии — оба покончили с собой. Одно несчастье на другом. О таком обычно не говорят, признаваться посторонним в душевном разладе — сомнительная затея. Ему нравилось, что в семейном прошлом Джулии наворочено даже больше, чем в его собственном. Они были парой невообразимых сирот.

Джексон стоял бок о бок с Джулией в полицейском морге, взирая на хрупкие, точно птичьи, косточки ее давно пропавшей сестры Оливии. Подобные вещи надолго погружают душу в тень, и Джексон боялся, что сблизило их с Джулией не что иное, как схожее понимание потери. Он подозревал, что это не слишком здоровая основа для отношений, но, возможно, разделенное горе связывает прочнее, нежели, к примеру, взаимная любовь к лыжам, или тайской кухне, или другим вещам, на которых пары строят свою жизнь?

— Пара? — задумчиво повторила Джулия, когда он завел разговор на эту тему. — Значит, ты так о нас думаешь?

— А ты разве нет? — обеспокоенно спросил он, и она рассмеялась:

— Конечно, — и тряхнула головой, отчего собранные на макушке кудри запрыгали, как пружинки.

Он хорошо знал этот жест, почти всегда означавший, что Джулия кривит душой.

— Ты не считаешь нас парой?

— Я думаю о нас как о тебе и обо мне, — сказала Джулия. — Двое людей, а не половинки целого.

Одна из черт Джулии, которые нравились Джексону, — это ее независимость, одна из черт Джулии, которые ему не нравились, — это ее независимость. В Лондоне у нее была своя жизнь, Джексон приезжал к ней в гости, она наведывалась к нему в Пиренеи, где они разжигали огромные камины с каменной кладкой, и пили много вина, и много занимались сексом, и мечтали о том, чтобы завести пиренейскую овчарку (Джулия мечтала). Иногда они ездили в Париж — оба его обожали, — но потом она всегда возвращалась в Лондон. «Я для тебя все равно что курортный роман», — пожаловался как-то Джексон, на что Джулия ответила: «А разве это не здорово?»

В апреле, на ее день рожденья, Джексон отвез Джулию в Венецию, в отель «Чиприани», хотя потом оба пришли к выводу, что целая неделя не просто в Венеции, а еще и в «Чиприани» — немного перебор. Джулия сказала, что это как найти лучший на свете торт и не есть ничего больше, пока «не начнет тошнить от того самого лакомства, коим ты так грезил». Джексон подумал, уж не цитата ли это из какой-нибудь пьесы, — она часто говорила цитатами, и он почти никогда не узнавал их.

— Начнем с того, что я не люблю сладкое, — довольно сердито заметил он.

— Да и жизнь, в общем, не коробка шоколадных конфет! — откликнулась она.

Эту фразу он узнал. Джексон терпеть не мог этот фильм.[29] Они тогда плыли на вапоретто по Большому каналу, и Джексон щелкнул ее на фоне церкви Санта-Мария делла Салюте. В Венеции все напоминало сценические декорации. Джулия была в своей стихии.