Станислав Гагарин - Страшный суд

• Название: Страшный суд
• Автор: Станислав Гагарин
• Издательство: Отечество
• Жанр: Альтернативная история
• Год: 1994
• ISBN: 5-85808-140-1

Страшный Суд, он и в Африке — страшный… Неслучайно новый роман Станислава Гагарина носит такое характерное для Смутного Времени название. Написанный по горячим следам событий, он рассказывает о Гражданской войне в России, Третьей мировой войне, вселенской катастрофе и Конце Света.

Этим романом завершается трилогия «Вожди, пророки и Станислав Гагарин».

---

Вторую неделю он сидел в Румянцевском зале Ленинской библиотеки.

Лабрадорские деньги закончились, и дабы не пропасть с голоду Стас Гагарин разгружал за кусок хлеба машины с продуктами у магазинов, сошелся с бездомными бичами, их теперь называли бомжáми — без определенного, значит, места жительства.

Бомжи прекрасно вписались в бордельную Москву образца девяносто третьего года, хорошо знали, где можно добыть на пропитание и даже на выпивку, куда приткнуть для отдыха бренное тело и кемарить в собственное удовольствие.

Всегда отличавшемуся коммуникабельностью сочинителю не составило труда найти общий язык с маргинальным народцем, выломившимся из привычной жизни, сошедшим с обывательской колеи. Памятуя о том, что действительность похлеще любого вымысла, Стас Гагарин не скрывал от новых приятелей ничего. Разве что не говорил им, как появился здесь из шестьдесят восьмого года.

Не мудрствуя лукаво, он поведал банальную по сути историю о том, как вернулся с морей, а место его в собственном доме занял некий хахаль, бороться с которым благородный моряк счел ниже собственного достоинства. Вот и бедствует пока, квартируя где придется, надеясь, что рыбкина контора подыщет ему штурманскую работу в какой-нибудь далекой тьмутаракани.

Расхожая байка, такая привычная для обитателей дна, позволила скитальцу во времени сохранять некий статус не до конца упавшего человека, объяснять дневные отлучки — обивал пороги министерства! — и желание соблюдать относительно приличный вид — боялся, что в бродяжьем обличье не пустят в библиотеку.

В Ленинке Стас Гагарин читал газеты.

Довольно быстро он сообразил, что по сегодняшним номерам не поймет, что же стряслось с миром, в котором ему довелось жить до ухода на промысел в океан, в котором остались его Вера и малолетние дети, какая теперь страна, в которую его перебросила неведомая сила.

Мало того, что покупать ежедневно газеты ему было не по карману, чтение разных листков абсолютно не проясняло случившегося, не отвечало на мучивший молодого сочинителя вопрос: как и почему захватили Россию темные силы. В том что они темные штурман давно уже не сомневался…

Поклонник и знаток фантастической литературы, Стас Гагарин был неплохо знаком с вариантами временных парадоксов и потому куда с меньшим уроном для собственной психики воспринимал произошедшее с ним.

О себе он старался вообще думать в последнюю очередь.

Необходимо было понять суть случившегося, проникнуть в механизм, который привел страну в столь непривычное русскому уму и русскому сердцу состояние.

Еще в Калининграде, пребывая в ипостаси старшего преподавателя теории государства и права юридического института, он приобрел по случаю шеститомное Собрание сочинений Иммануила Канта. В аспирантскую бытность, живя на Дальнем Востоке, Стас Гагарин всерьез увлекся философией, и потому работы Канта стали его настольными книгами, подлежащими многократному чтению, наряду с любимыми томиками Джека Лондона и Лескова, Достоевского и Уэллса.

А слова Канта о том, что если отсутствует любая информация о случившемся, то необходимо высказать предположение о происходящем и действовать уже исходя из этого предположения, этот совет кенигсбергского мудреца Стас Гагарин давно взял на вооружение.

Вот он и забрался в Ленинскую библиотеку за информацией…

Газеты читал в обратном порядке, от дня сегодняшнего ко дню вчерашнему. Заказывал из хранения известные ему «Правду», «Известия», «Советскую Россию» и «Комсомолку», а также новые издания — «Куранты», «Собеседник», «Федерацию» и «Российские вести».

Довольно быстро добрался Стас Гагарин до немыслимой ликвидации Советского Союза, заговора в Беловежской Пуще, недоуменно хмыкая, прочитал о странных событиях августа 1991 года.

Факты повседневной действительности, о которых узнавал молодой писатель, реалии повседневной жизни, уже канувшие в Лету, довольно заметным образом нанизывались на два идеологических стержня-термина: перестройка и загадочное новое мышление.

На собственном, уже богатом треволнениями веку тридцатитрехлетний Стас Гагарин пережил немало радикальных лозунгов и призывов. Он помнил великие стройки коммунизма и план глобального озеленения России, гигантские гэсы на Волге и нравственный почин украинской крестьянки Заглады, сам писал об этом почине и подначивал других, когда работал в «Советской Чукотке».

Он учился в мореходном училище и улыбался, когда во вступительной лекции к любой штурманской науке, вплоть до радиолокации, преподаватели утверждали, что приоритет в сей области был, есть и остается за славным помором Михайлой Васильевичем Ломоносовым.

Помнил, как запрещали танго и фокстрот, объявив их космополитическими танцами, и заставляли разучивать бальные пляски обитателей Версаля в Восемнадцатом веке: па-де-катр, полонез и па-де-патинер.

Идеологических горбушек, смешных накладок было в жизни Страны Советов навалом, о них Стас Гагарин по собственной журналистской ипостаси знал больше, нежели средний российский обыватель, но это были наши горбушки, наши накладки, и нечего было звать для их исправления заокеанских советников и указчиков, ибо и ежу было известно; кормятся они без исключения из фондов специальных служб.

Даже для Стаса Гагарина образца шестьдесят восьмого года сие обстоятельство было аксиомой! Так почему же, недоумевал моряк, не соображают этого борзописцы демократических, так сказать, изданий? Или не хотят этого понимать? Но скорее всего им попросту запретили мыслить самостоятельно, анализировать происходящее, давать фактам объективную оценку.

Теперь он хвалил себя за то, что остерегся возобновлять контакты в редакциях газет и журналов:

Стас Гагарин знал уже о том, что Олег Попцов, который — надо отдать ему справедливость! — стремился помочь начинающему литератору, хотя практически ничего не сделал пока для него, так и не напечатал до сих пор гагаринский рассказ «Шкипер», Олег Попцов получил за предательство прежних идеалов добрый кусок «демократического» пирога и полностью овладел российскими радио и телевидением, превратив их в антирусские средства поголовного оболванивания соотечественников.

Довольно быстро штурман вычислил ху, как говорится, есть ху, читал и новую «Гласность», и оборзевшие «Известия», скурвившийся профсоюзный «Труд» и неведомо как возникший архисмелый, хотя и не без закидонов, «День». Его редактировал Саша Проханов, которого Стас Гагарин помнил молоденьким парнишкой, таскавшим в отдел Витьки Вучетича занимательные рассказцы.

Но, признаться, молодой сочинитель не ожидал, что в журналистском мире окажется так много перевертышей, бесчестных и беспринципных людей, даже не людей, а жалких людишек, ежедневными подлыми поступками, беспардонной устной и письменной ложью беспрестанно доказывающих, что журналистика на самом таки деле вторая, после проституции, древнейшая профессия.

Грустное представлялось зрелище незамутненному восемью годами перестройки нравственному восприятию бедолаги-скитальца, заброшенному в чужое и чуждое ему время.

Перестройка как идея не вызывала сомнения, советское общество безусловно нуждалось в обновлении и реформах, как человек критически мыслящий он ощущал подобную потребность всегда. Вопрос в другом: как осуществить перемены, как зажечь народ на свершение зримых и величественных целей, какой проложить ему курс, какими лозунгами и призывами взбудоражить, ибо еще в 1968 году было уже ясно: хрущевская модель построения коммунизма не пошла…

Добравшись до апреля 1985 года, Стас Гагарин закончил чтение газет. Теперь ему было понятно, что произошло с Россией, которую как и семьдесят лет назад безжалостно обкарнали суверенными границами.

Грабеж национального достояния достиг раблезианских масштабов! В газете «Федерация» за 22 апреля 1993 года писатель, внутренне содрогаясь, прочитал информацию вице-президента Руцкого. Щедринская история города Глупова казалась житием святых по сравнению с тем, что происходило в некогда великой супердержаве.

Сжигали гимназии и упраздняли науки с такой лихостью и безоглядностью, что оторопь брала. И Стаса Гагарина изумляло равнодушие к происходящему его земляков, безразличие москвичей, замордованных спекулянтами, информационным террором и беспределом, циничным произволом бесчинствующих властей.

В день референдума Стас Гагарин бродил по Москве, всматривался в лица прохожих и мысленно спрашивал их, почему говорят они «да» собственной нищете и бесправию, национальному унижению и злобному попиранию русской гордости, вывескам на английском языке, бесстыдным сиськам и жопам на первых полосах порнографических изданий, которыми завалены были мерзкие лотки и киоски.