Э. Конигсбург - Из архива миссис Базиль Э. Франквайлер, самого запутанного в мире

• Название: Из архива миссис Базиль Э. Франквайлер, самого запутанного в мире
• Автор: Э. Конигсбург
• Жанр: Детские приключения
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-903497-18-8

Эмма знала: классический побег из дома — не для нее. Поэтому она и решила убежать не «откуда», а «куда» — в удобное, просторное, теплое, а главное, красивое место. Так Эмма и ее брат Джимми поселились в знаменитом музее изобразительных искусств Метрополитен в Нью-Йорке — как раз в тот момент, когда в музее появилась таинственная скульптура неизвестного мастера Возрождения…

Сорок лет переизданий, две экранизации, полтора десятка переводов на иностранные языки и миллионы преданных читателей составили этой книге, любимой и детьми, и взрослыми, заслуженную репутацию современной детской классики.

---

Выполнив все инструкции, Джимми принес из ванной полный стакан воды, сел на кровать, скрестив ноги по-турецки, и откусил кусок записки. Вкус у бумаги был, как у той жвачки, которую он однажды жевал пять дней кряду, только бумага была чуточку тверже. К тому же чернила оказались не водостойкими, и зубы у него окрасились в синий цвет. Джимми героически проглотил первый кусочек и попробовал откусить еще один, но сдался. Он порвал записку, а клочки скомкал и выбросил в мусор. Потом пошел и почистил зубы.

Наутро Эмма и Джимми действовали строго по плану. Как обычно, они сели в школьный автобус, только не на привычные места, а на заднее сиденье. Когда автобус подъехал к школе, все вышли, а они остались. Как и было предусмотрено планом, этого никто не заметил. В автобусе, как всегда, была толкотня и суматоха, кто-то искал тетрадку, кто-то — варежки, все спешили поскорее выпрыгнуть, и никто не глазел по сторонам.

Чтобы Герберт, водитель, не увидел их в зеркале, Эмма и Джимми поджали ноги и пригнули головы. Если бы их застукали, тогда, согласно плану, следовало отправляться в школу и изображать из себя прилежных учеников. Что было бы не так-то просто без учебников, тетрадок и музыкальных инструментов.

Затаив дыхание, Джимми и Эмма лежали на портфелях и футлярах от скрипки и трубы. За это время каждый из них не меньше пяти раз поборол искушение посмотреть, что творится вокруг. Чтобы удержаться, Эмме пришлось вообразить, что она слепа и может рассчитывать только на слух, обоняние и осязание. Когда топот ног, сбегающих по ступенькам, окончательно стих и двигатель снова завелся, они слегка приподняли головы и улыбнулись друг другу.

Теперь Герберт поедет по старой Бостонской почтовой дороге на стоянку школьных автобусов. Там он, как обычно, припаркуется, пересядет в свою машину и покатит восвояси.

За всю дорогу до стоянки Джеймс и Эмма не издали ни звука. Из-за ухабов и выбоин на дороге автобус подпрыгивал и дребезжал, как пустая жестянка на колесах — ну, почти пустая. И хорошо, что дребезжал. Иначе, думала Эмма, водитель наверняка бы услышал, как громко тарахтит ее сердце — совсем как та электрическая штуковина, в которой мама по утрам готовит кофе.

Лицо у Эммы раскраснелось, вспотевшая щека прилипла к сиденью, и это было очень неприятно! Она не сомневалась, что не пройдет и пяти минут после выхода из автобуса, как у нее на щеке вскочит прыщ. И хорошо еще, если один.

Автобус остановился, впереди открылась дверь. Стоит Герберту пройти в конец салона — и все пропало… Наконец они услышали, как водитель топает вниз по ступенькам. Затем дверь закрылась — это Герберт, уже снаружи, просунул руку в окошко и потянул за рычаг.

Эмма покосилась на часы. Она даст Герберту еще семь минут и только потом поднимет голову.

Семь минут истекли, но Джимми и Эмма хотели проверить, могут ли они потерпеть еще немножко. Поэтому они провели скрючившись еще секунд сорок, но было так тесно и неудобно, что эти секунды тянулись, словно скучный школьный урок.

Наконец они встали, глянули в окно и расплылись в улыбках — путь свободен! Спешить было незачем, и они потихоньку двинулись к передней двери автобуса — Эмма впереди, Джимми за ней. Дверной рычаг был слева от водительского сиденья. Эмма собралась было потянуть за него, но замерла, услышав, как сзади что-то звякает.

— Джимми, — обернулась она, — что это там бренчит?

Джимми замер на месте. Звяканье смолкло.

— Где бренчит?

— Да ты же и бренчишь, — определила Эмма. — Что там на тебе? Кольчуга, что ли?

— На мне то же, что всегда. Трусы — одни, синие; футболка — одна…

— Ой, Джимми, уймись. Я спрашиваю: что это на тебе издает такие ужасные звуки?

— Двадцать четыре доллара и сорок три цента.

Только тут Эмма заметила, что джинсы на брате провисли под тяжестью карманов. Между краем рубашки и ремнем белел зазор шириной в ладонь. В центре по- зимнему бледной полоски кожи красовался пупок.

— Слушай, а почему у тебя все деньги мелочью? Звенит же — оглохнуть можно!

— Потому что Брюс платит мелочью — монетками по центу и по пять. А чем он, по-твоему, должен платить? Векселями?

— Ладно, ладно! — махнула рукой Эмма. — А на поясе что висит?

— Компас. Мне его на прошлый день рожденья подарили.

— На что он тебе сдался? Только лишний вес!

— Компас нужен, чтобы находить дорогу в лесу. И дорогу из леса. Без компаса нельзя.

— В каком таком лесу?

— В лесу, где мы заляжем на дно.

— Это еще что за словечки?

— Словечки как словечки. Нормальные. А что?

— Да кто тебе вообще сказал, что мы заляжем на дно?

— Ты! — ликующе завопил Джимми. — Ты только что и сказала.

— Я? Я ничего такого не говорила!

— Еще как говорила! Ты сказала: «Да кто тебе вообще сказал, что мы заляжем на дно?» Вот прямо этими словами и сказала.

— Ладно, пусть. Сказала так сказала. — Эмма изо всех сил старалась сохранять самообладание. Она ведь командир отряда, а командир никогда не должен выходить из себя — даже если отряд состоит только из самого командира и его противного мелкого братца.

— Вот именно, сказала! Я сам слышал: «Да кто тебе вообще сказал, что мы…»

Ну уж дудки, подумала Эмма, я не дам ему еще раз договорить это до конца.

— Знаю, что слышал. А теперь слушай дальше. Мы заляжем на дно в музее Метрополитен в Нью-Йорке.

— Ну вот! — подпрыгнул Джимми. — Ну вот! Опять ты это сказала!

— Я сказала «в музее Метрополитен в Нью-Йорке».

— Ты сказала «заляжем на дно»!

— Хорошо. Не будем цепляться к словам. Мы едем в музей Метрополитен.

До Джимми наконец-то дошло.

— Музей Метрополитен? Убицца! Кому пришла в голову такая чушь?

Эмма окончательно взяла себя в руки. Опять они спорят и ругаются, как дома, а ведь теперь все должно быть по-другому! Они просто на минуту забыли, где они, почему и зачем.

— Значит, так, — решительно сказала она. — Сейчас мы выйдем из автобуса, сядем в электричку и поговорим обо всем подробно.

Джеймс Кинкейд почувствовал, что его надули.

— В электричку?! Мы что, не можем добраться до Нью-Йорка автостопом?

— Ну конечно! Автостопом. Чтобы нас похитили и ограбили, да?

— Ну, ограбят. А чего ты так волнуешься? Денежки- то мои.

— Но мы же вместе! Деньги твои, идеи мои. Так что едем поездом.

— Тоже мне, идеи. Девчачьи сюси-пуси, — пробормотал Джимми, но Эмма расслышала.

— Сюси-пуси?! Кто так выражается?

— Я так выражаюсь! Джеймс Кинкейд, вот кто!

Они снова забыли, что им нельзя привлекать к себе внимание, и вышли из автобуса, громко препираясь. Но все обошлось благополучно.

По пути на вокзал Эмма опустила в почтовый ящик два письма.

— Одно — маме и папе, — пояснила она. — Что мы сами ушли из дому и что не надо звонить в полицию. Завтра- послезавтра они его получат.

— А второе?

— А во втором две крышки от коробок с кукурузными хлопьями. Ты им шлешь две крышки со звездочками, а они тебе — двадцать пять центов. На молоко для хлопьев. Там так написано.

— Эх, послала б ты их раньше, было бы у нас сейчас на двадцать пять центов больше.

— Но хлопья-то мы только сегодня доели! — напомнила Эмма.

Они как раз успели на пригородный поезд, который отправлялся из Гринвича в десять сорок две. Народу в нем было немного (все, кому надо было в Нью-Йорк на работу или за покупками, уехали еще утром), поэтому Эмма придирчиво осмотрела целых два вагона, прежде чем нашла места, показавшиеся ей более или менее сносными: во всяком случае, их синяя бархатная обивка была не слишком пыльной.

До Нью-Йорка было двадцать восемь с половиной миль. Семь из них Джимми уговаривал сестру изменить план и «залечь на дно» в Центральном парке. Но Эмма осталась непреклонна. Зато она назначила Джимми казначеем. Ему предстояло не только хранить их финансовые средства, но и распоряжаться ими, принимая решения по всем расходам. Что ж, подумал Джимми, пожалуй, и от музея Метрополитен может быть польза.

Именно здесь, в электричке, Эмма окончательно перестала жалеть о том, что взяла Джимми с собой. А когда они вышли на нью-йоркском вокзале Гранд-Централ и по длинному подземному переходу направились в зал прибытия, она поняла: на самом деле это очень, очень здорово, что Джимми с ней. (Ах, как хорошо я знаю это ощущение звенящей пустоты, когда идешь по тускло освещенному бетонному пандусу!) И вовсе не из-за его денег и не из-за транзистора. Просто, чтобы бросить вызов Манхэттену, требовалась храбрость как минимум двух Кинкейдов.

Глава 3

Как только они вышли из перехода, Джимми принял свое первое казначейское решение:

— В музей идем пешком.