Томмазо Ландольфи - Жена Гоголя и другие истории

• Название: Жена Гоголя и другие истории
• Автор: Томмазо Ландольфи
• Издательство: Аграф
• Жанр: Современная проза
• Год: 1999
• ISBN: 5-7784-0053-5

Творчество Томмазо Ландольфи (1908—1979), которого критика единодушно выделяет как одну из ключевых фигур мировой литературы XX века, тонкого мастера психологического рассказа, великолепного эссеиста, переводчика Пушкина и Тютчева, Гоголя и Достоевского, Лескова и Бунина, отражает духовную драму европейской интеллигенции, драму неверия в смысл жизни и осмысленность мироустройства.

Роман, повести, рассказы и пьеса разных лет, включенные в однотомник, представляют читателю богатую палитру мастера.

---

— У нее волосы цвета воронова крыла.

— Так вот я знал одну — волосы цвета воронова крыла, с синеватым отливом, причем не только на голове, а кожа тем не менее чистая, белая, представляешь себе ощущение?

— Хочешь распалить меня?

— Думаю, в этом нет нужды. Так, к слову пришлось.

— А что скажешь о ее ручках?

— Ага, вот ты и про ручки вспомнил, про вышеупомянутые ручки... Но, честно говоря, их я бы не смог описать — они такие же, как у всех девочек-подростков, большие и неловкие.

— Все равно, ручки есть ручки, садовая твоя голова.

— Ах, прости, пожалуйста.

— Ну а бархатные глазки? Какие они доверчивые, грустно-смущенные!

— Но и насмешливые, и дерзкие иногда, разве я не прав ?

— У, ехидина! Послушаем, что ты скажешь об остальном — мягкости и гибкости, наэлектризованности, робкой бесцеремонности или бесцеремонной робости, обо всем том, что заключено в ней с головы до пят. Давай-ка, выкладывай!

— И не проси, ничего не скажу.

— Ну и слава Богу.

— Признайся, влюбился в нее?

— Как было не влюбиться! Правда, это не значит...

12

Джамбаттиста удивился, найдя приоткрытой калитку в сад, который он привык считать hortus conclusus[61], местом, полным чудес. Поскольку он был и оставался сорванцом, то, не раздумывая, толкнул калитку, обернулся, чтобы кликнуть кого-нибудь из товарищей и вместе совершить вторжение, но передумал и в одиночку ступил на запретную территорию.

Тут калитка за ним тихонечко и закрылась. Мальчик удивился, посмотрел по сторонам и обнаружил сидящего на ограде Марио.

— Ага, попался, — чуть сдавленным, деланно-ласковым голосом сказал тот. — Шучу. Мы ведь, кажется, знакомы?

Мальчик не ответил.

— Безусловно знакомы. Ведь ты Джамбаттиста, и не вздумай это отрицать. За свой дерзкий поступок ты заслуживаешь... заслуживаешь... конфет. Любишь конфеты?

Малыш хмыкнул.

— Только с собой у меня их нет, — продолжал Марио. — Зайдем в дом... Ты боишься? Не бойся.

Мальчик, все еще испуганный, покорно поплелся за ним к дому. Чтобы подняться в жилые комнаты, нужно было пройти мимо подвала и уж там... Да, лихорадочно думал Марио, если б я не решился до сих пор, то сейчас бы все равно решился — и место подходящее, и момент!

Чтобы лучше понять ход его мыслей, следует пояснить, что в подвале имелась непонятного назначения каморка, неизвестная редким посетителям дома; узкий вход в нее с незапамятных времен скрывала огромная поленница. Мальчика ничего не стоит туда затащить, убить, тут же закопать, и дело с концом.

— Да ты, кажется, трусишка.

— Кто — я? — спросил Джамбаттиста, снова принимая свой прежний, независимый и нагловатый вид.

— Спорим, тебе не хватит смелости сюда войти!

— Ты что, спятил? — бросил тот, бесстрашно ринувшись в темный подвал.

Марио последовал за ним.

— Ай да Джамбаттиста! Может, ты и сюда не побоишься войти?

— Куда?

— А вот сюда, не видишь разве дверку?

— Подумаешь, запросто. — И толкнул дверцу...

13

(Неожиданный эпилог, перечеркивающий все повествование)

 

— Остановись!

— Что?

— Остановись!

— Остановиться в такой решающий момент?

— Чем же он такой решающий?

— Ну, знаешь ли! Сам, можно сказать, настроил меня на это дело, а теперь явился, чтобы помешать.

— Третий раз повторяю, остановись. Считай, что зря потратил время.

— Не соблаговолишь ли объяснить?

— Помнишь знаменитого историка, увидевшего отражение близкой революции в глазах рабочего, который толкал перед собой тачку?

— Смутно.

— На том спасибо, учитывая твое дремучее невежество.

— Ну?

— Как раз сейчас, когда ты придумал эту смехотворную и к тому же несвоевременную ловушку (за калиткой, если не ошибаюсь, остался дружок твоего Джамбаттисты), в твоих глазах я читаю все, что должно знать — сегодня и всегда.

— Хватит говорить загадками, выкладывай начистоту.

— Дорогой мой, обычные скучные мысли не выкладывают (раз — и готово), их, если хочешь знать, высказывают (неторопливо, с необходимой долей горечи).

— Тогда высказывай.

— Ты никогда не сможешь этого сделать.

— Чего этого?

— «Убить мальчонку Джамбаттисту»... Никого ты не убьешь.

— Хочешь сказать, я не создан для поступка?

— Ни для чего ты не создан, и вообще ты не создан пока, создание твое еще впереди.

— О, наконец-то ты заговорил понятно. И убедительно. Единственное «но»: если ты все это знал — а ты ведь знал, полагаю?..

— Конечно, знал. Хочешь не хочешь, но каждому время от времени приходится подвергать испытанию смелость — свою собственную либо чужую.

— И еще одно...

— Одно — что?

— Еще одно «но».

— Хватит с тебя и одного. Ты же говорил, что будет только одно!

— Ладно. Тогда позволь спросить, не слишком ли резко обрывается наша глупая история?

— Таков окончательный приговор. Вспомни своего фермера, управителя, управляющего — или как ты там его называешь.

— При чем тут фермер?

— Когда ты приезжаешь в деревню и требуешь от него денег или спрашиваешь, хорош ли был урожай, что он отвечает?

— Ответ всегда один и тот же: «На нет и суда нет».

— Вот и я говорю то же самое. И еще: не забудь, что эта наша история, как бы глупа она ни была, — цепь сплошных случайностей, дело случая.

— О Господи, значит, ты думаешь?..

— Я уверен.

— И еще один вопрос, прежде чем поставить точку и считать разговор исчерпанным: на что — самое большее — я, по-твоему, способен, в смысле поступка?

— Разжиться козырем (из самых мелких), угостить конфетами мальчика по имени Джамбаттиста, жениться на его сестричке.

 

Перевод Е. Дмитриевой

ФРАГМЕНТ, ЛИШЕННЫЙ СМЫСЛА

— Какого черта ты притащилась? — заорал я в исступлении. (Она приехала совсем недавно, и я встретил ее жуткой сценой, от которой все еще не мог отойти.)

— Ради тебя, — ответила она спокойно.

— Вообразила, будто я нуждаюсь в твоем присутствии?

— Не то чтобы в присутствии — во мне.

— С чего это вдруг?

— Так.

— Почувствовала, значит?

— Допустим.

— Тогда почему раньше не приехала?

— Потому что раньше не чувствовала. К тому же ты так быстро уехал, что я поняла: тебе надо побыть некоторое время одному... Ну да что там, как все славно, правда?

— Неужели?

— Ого, да ты уже больше не споришь, значит, я действительно была тебе нужна?

— Откуда это ты взяла? — снова взорвался я, кусая от ярости губы. — Ну хорошо, представим на мгновение, что ты и впрямь мне нужна. Признайся, разве ты приехала бы только поэтому?

— Ну, и потому еще, что мне самой...

— Прелестно, ай да ответ!

— Но, — заметила она рассудительно, — то, что я была тебе нужна, еще ничего б не значило, если бы ты тоже не был мне нужен.

— Да вы только послушайте: говорит как по писаному! А вообще-то, — просопел я, — я вижу, ты подобрела: кое-что уже соображаешь, терпения поприбавилось. С чего это вдруг?

— Разве я не могла успокоиться и прийти в себя за все то время, что была одна?

— А я как сейчас помню, что передо мной была настоящая гадюка.

— Может быть, может быть. Но однако же я здесь.

— Здесь-то здесь, да этого еще мало. Обойдусь и без тебя!

— Ну-ну, я тебя понимаю: ты снова погрузился в холостяцкую жизнь — конечно, в чем-то она удобнее. И естественно, пока ты опять не привык ко мне или еще к какой-нибудь...

— Глянь-ка, мы еще и рассуждаем, да как складно! Знай: этим ты только все портишь. Последний раз тебя спрашиваю: с чего это ты такая паинька?

— Что-то я не понимаю: гадюка тебе не по душе, паинька тоже. Странно.

— Ничего странного, черт побери! Я так привык к тому, что ты постоянно меня изводишь и унижаешь, что, когда по чистой случайности этого не происходит, я настораживаюсь и жду подвоха.

— Значит, ты подозреваешь, будто я прикидываюсь такой тихоней, а на самом деле затаила какую-нибудь гадость?

— Не подозреваю, а уверен! Ну, почти уверен.

— Боже правый, это мне за грехи. Ладно, давай дальше.

— А дальше вот что. Я могу сказать, почему ты со мной такая паинька: потому что ты мне изменяешь!

— Я так и думала, что ты так подумаешь.

— Не морочь мне голову всякой белибердой. Это правда?

— Нет.

— Нет? Подойди к свету, посмотри на меня... Это правда?