Георгий Гуревич - На прозрачной планете

• Название: На прозрачной планете
• Автор: Георгий Гуревич
• Жанр: Научная Фантастика

---

— Ах, тетя, ничего ты не понимаешь! — вздохнула Тася.

С тех пор она перестала упоминать дома о Грибове. Но по вечерам, сидя над задачками, частенько задумывалась, забывала про вычисления и долго с мечтательной улыбкой глядела поверх тетрадки.

А Грибов? Сдержанный, скрытный, он ни с кем не говорил о Тасе. Положение начальника обязывало. Грибов считал, что он не имеет права влюбиться в подчиненную, что это подорвет его авторитет… Но сердце не считается со служебным положением. Присутствие Таси радовало строгого начальника. Прежде за работой Грибов не замечал времени, теперь по вечерам он начал поглядывать на часы. Поэтому он с такой точностью вызывал Тасю на урок ровно в восемь. Ему приятно было смотреть на тонкие брови, сдвинутые на переносице, приятно было, подметив растерянность Таси, намеком подсказать решение и увидеть лестное восхищение в удлиненных глазах.

Еще приятнее было показывать свои работы, объяснять сегодняшнюю только что найденную идею. Никто никогда еще не выслушивал его так почтительно. Он вспоминал своих знакомых и учениц. Задорные московские студентки всегда готовы были спорить, слушали недоверчиво, а иногда и невнимательно. Только эта скромная девочка поверила ему всей душой.

С приездом Виктора отношение Таси к Грибову не изменилось, но свободного времени у девушки стало меньше. Нужно было чертить разрезы, переписывать журналы, проявлять снимки, готовить воск, золу, краску, подписи для модели. Восковой вулкан был для Таси понятнее, чем дебри математики. И вообще с Виктором было куда проще. С ним Тася не стеснялась поспорить, даже пошутить, например спросить как бы невзначай:

— А есть у вас девушка в Москве?

Виктор хмурился, смущался:

— Что за глупости! Нет никакой девушки.

— А вчера вы дали мне переписывать журнал, и там между страницами стихи про какую–то Елену. Ее звали Еленой, Леночкой, да?

Виктор сердился, говорил, что чужие бумаги читать нельзя, невежливо. Изобразив на лице раскаяние, Тася пережидала, чтобы буря улеглась, потом начинала снова:

— Куда вы ходили с ней? В Большой театр?

Виктор вздыхал. Один раз он пригласил Елену на «Пиковую даму» и напрасно прождал ее под колоннами Большого театра до второго действия.

Тася тоже вздыхала. Никто не посвящал ей стихов. Должно быть, это очень приятно. И в театр ее не приглашали никогда. Пьесы она видела только в клубе, в исполнении самодеятельных кружков, а сцену Большого театра — в кинохронике. Но это совсем не то. Самой бы побывать там, войти в ложу, сесть в кресло, облокотиться на бархатный барьер.

— Скажите, а можно пойти в театр в платье с короткими рукавами?

С начальником станции вести такие разговоры было немыслимо. К Грибову приходила робкая школьница, присаживалась на край табуретки, упавшим голосом докладывала:

— Номер двести семьдесят три у меня не выходит. Александр Григорьевич, там, где в конус вписана пирамида…

— Почему вы задержались? — спрашивал Грибов, глядя на часы.

Тася рассказывала о сегодняшних работах Виктора… Грибов слушал, расхаживая по комнатке.

— Лавы — туфы, туфы — лавы! — говорил он. — Все это знали: и Заварицкий, и Павлов, и Карпинский — великие ученые, которые силой своего ума пронизывали горы. Они увидели это мысленно, а теперь приборы подтверждают. Наш Шатров — крохобор, он мелкий собиратель фактов. Факты — только сырье, материал для размышлений. Если вы хотите стать настоящим ученым, Тася, вам нужно заниматься математикой всерьез… Математика приучает нас думать последовательно и точно. Давайте посмотрим, почему вы застряли с этим конусом…

13

Виктор действительно собирал мелкие факты. Именно в том и состояла его задача. Но напрасно Грибов уверял, что все эти факты давным–давно известны.

Конечно, ученые и раньше знали, что Горелая сопка — типичный слоистый вулкан, сложенный лавой и туфом. Но только Виктору удалось открыть, что между слоями лавы прячутся пласты самородной серы, что в одной жиле — богатая хромовая руда, а в другой — пустоты с кристаллами горного хрусталя.

Конечно, ученые и раньше знали, что в центре вулкана должен быть канал, по которому поднимается лава, что застывшая лава закупоривает канал, образуя каменные пробки. В тысяча девятьсот втором году, например, во время извержения на Мартинике вулкан выдавил такую пробку, и на вершине горы выросло что–то вроде обелиска, как бы памятник в ознаменование катастрофы. Этот обелиск видели, рисовали, фотографировали. Все понимали, что в Горелой сопке от прежних извержений должны были где–то под кратером остаться пробки. Где–то! А где именно — указал Виктор. Только он мог составить план жерла, только он узнал, что от вершины вулкана вниз идет цепочка высоченных пещер с раскаленными стенами. Между пещерами много трещин, узких расселин, иногда встречаются довольно широкие трубы. В трех километрах ниже кратера основной канал изгибается двойным коленом. И здесь образовалась последняя пробка, наглухо закрывшая выход лаве. Такие подробности до Виктора никто не мог проследить.

Под этой последней пробкой аппарат обнаружил пустоту. Видимо, охладевшая, покрывшаяся коркой, но еще жидкая лава нашла другой выход, и уровень ее резко упал. Но корка застряла в канале, и получился каменный тампон. Так, в стакане из–под простокваши остается ободок на том уровне, где была сметана. Все это Виктор узнавал постепенно, день за днем. Он должен был сдерживать нетерпение, словно человек, который читает приключенческий роман на малознакомом языке со словарем и за вечер успевает перевести две–три странички.

Виктор работал последовательно, не разрешая себе забегать вперед. «Не меняй в пути планы», — говорил его учитель Сошин. Эти слова в дневнике Виктора были обведены красным карандашом. Съемка велась послойно, от вершины к подножию. В первое время Виктор успевал за день снять пласт метров в сто–двести толщиной. Но чем дальше от кратера, тем шире становился вулкан, и объем работ все увеличивался. На уровне каменной пробки Виктор оставался целую неделю, и целую неделю вся станция старалась догадаться, что же будет найдено ниже.

А ниже была огромная пустая камера. В ней без труда уместился бы средневековый собор или современный высотный дом. Дно у пещеры было совершенно гладким, и под ним канал исчезал; во всяком случае, Виктору не удалось его обнаружить. Едва ли он мог ошибиться. Просвечивающие лучи сильно поглощались газами, поэтому всякие трещины, поры, пустоты резко выделялись на фотопленке. На негативах канал всегда получался угольно–черным, как металл на рентгеновском снимке. И вдруг — ни малейшего намека.

Виктор несколько раз проверял себя. Наконец решил, что ошибки нет и можно продолжать съемку. Он еще раз измерил местоположение гладкого дна пещеры. И тут неожиданно выяснилось, что за это время дно поднялось.

«Как же это понять? — спрашивал себя Виктор. — Может быть, на дне пещеры жидкая лава? Да, конечно, только так. Лава прибывает, и уровень ее поднимается. Весь канал под пещерой уже заполнен, поэтому он не заметен на снимках. Лава обычная, базальтовая. Химически она не выделяется среди окружающих ее пластов застывшего базальта. Как отличить жидкую лаву от застывшей? Виктору вспомнилась практика в пустыне. Тогда они искали воду, старались выделить мокрые, пропитанные жидкостью породы. Но жидкость замедляет лучи, мокрые породы как бы отодвигались в глубину. Надо попробовать, не отодвинется ли жерло, если снять его сбоку».

Виктор сделал проверку, и на снимках жерло сместилось. Станция была встревожена. Шутка сказать: лава внутри горы на высоте двух километров! И день ото дня она поднимается, скоро заполнит пещеру и подойдет к пробке вплотную. Что произойдет тогда? Не приближается ли извержение?

По вечерам в столовой не утихали споры. Грибов нападал, Виктор защищался. Спицыны отстаивали свое независимое мнение. Иногда даже летчик вступал в разговор, но большей частью он поддерживал Виктора кивками. Тася разрывалась. Она была согласна с Виктором, но сочувствовала Грибову.

Виктор считал, что извержение должно произойти немедленно, Грибов не соглашался категорически. На Солнце мало пятен, уровень океана не меняется. И вообще, по теории Грибова, в этом году извержения должны быть в Андах, а на Камчатке только в следующем. «А у меня факты, увесистые факты!» — кричал Виктор. В споре он горячился, выходил из себя, ругался. Грибов же возражал спокойно, чуть свысока, с легкой иронией, держался как учитель, разъясняющий ошибки самоуверенному ученику:

— Все–таки нельзя, дорогой, — говорил он, — отбрасывать всю прежнюю науку. Вы не правы. Десятки умных людей до вас занимались прогнозом извержений. Нашли пятнадцать признаков–предвестников: сейсмические, акустические, магнитные, электрические, геодезические — вы их должны знать наизусть, они перечислены у Влодавца. И что же нам сообщают сейсмологи из Козыревска? «Редкие толчки без определенного эпицентра». Наклон измерили мы с вами? Измерили, изменений не нашли. Ни отклонений магнетизма, ни гула, ни пара… Пятнадцать против, вы один — за («У меня факты!» — кричал Виктор). Какие же факты? Пятнышки на пленке? А может, пленка была подпорчена, отсырела? Вы проверьте как следует.