Свортаут Глендон - Благослови зверей и детей

• Название: Благослови зверей и детей
• Автор: Свортаут Глендон
• Издательство: Русская книга
• Жанр: Современная проза
• Год: 1994
• ISBN: ISBN 5-268-01249-5

Горькое повествование о романтическом восприятии мира американскими детьми и о жестокой реальности, в которой они существуют.

Шестеро трудных подростков, сплошь неудачники, попадают в летний лагерь, где сразу же становятся изгоями. Вместе с остальными подростками они попадают на экскурсию на ферму и видят стадо бизонов в загоне, ждущих истребления. И однажды ночью они решают сбежать из лагеря, добраться до фермы и освободить бизонов…

---

Писуны по случайности стали свидетелями трехдневной «охоты», организованной управлением охоты и рыболовства штата Аризона. Из шестидесяти миллионов бизонов, которые, по приблизительным оценкам, паслись на американском Западе столетие назад, теперь сохранилось поголовье всего в несколько тысяч — небольшими стадами они живут в заповедниках, находящихся либо под контролем отдельных штатов, либо под управлением федерального правительства. Чтобы поддерживать научно обоснованное соотношение естественного прироста популяции с ограниченными территориями заповедников, необходимо периодически «прорежать» или «прочесывать» каждое стадо. В течение ряда лет два стада в Аризоне — одно в Кайбабе, к северу от Большого Каньона, другое недалеко от Флагстаффа — в результате выбраковки сокращались с двухсот пятидесяти голов до ста пятидесяти здоровых маток и быков-производителей. В то лето с помощью аризонских охотников должны были выбраковать девяносто животных за три дня, по тридцать в день.

«Охотой» это и не называлось. Охотников именовали стрелками. Каждый год спрос превышал предложение. Несколько сотен стрелков подавали заявления, чтобы получить разрешение на отстрел, и платили за это по сорок долларов. Проводилась жеребьевка, девяносто первых номеров получали разрешение и разбивались на три группы — по группе в день. Счастливчикам сообщалось, когда и куда явиться. Их, кроме того, извещали, что большая часть мяса предназначается медицинским учреждениям штата, а за свои сорок долларов они получат голову, шкуру, лопатку, сердце и печет» убитого животного. В назначенный день стрелки выкликались в порядке номеров. Каждые полчаса из загона выпускали по три бизона. Отстрел начинался.

То был уже второй день отстрела, и первая тройка бизонов была убита. После того как стрелки налюбовались на свои трофеи, туши с помощью лебедки загрузили в машину, подвезли к разделочному сараю, там, привязав туши за задние ноги, снова подняли с помощью лебедки, и три бригады живодеров в резиновых фартуках взялись за дело, орудуя резаками и электропилами. В это время новый стрелок уже изготовился на брезенте, всадники заняли исходную позицию, и из загона с улюлюканьем выгнали трех новых животных.

На отстрел тридцати бизонов требовалось шесть-семь часов. На таком расстоянии хватило бы выстрела в ухо, чтобы быстро и гуманно прикончить животное, как и поступают с коровами на бойнях, но что-то странное творилось с американцами — мужчинами и женщинами, старыми и молодыми, бывалыми охотниками и любителями, — когда они брали на мушку это самое американское из всех видов животных. Стреляя с дистанции менее чем в сотню ярдов по колоссальным неподвижным целям из крупнокалиберных винтовок, они обнаруживали психическую и эмоциональную неспособность убивать аккуратно.

Они стреляли в живот.

Калечили пулями рога.

Мазали.

Занимались мучительством, уродуя сухожилия и копыта.

Проливали ведра крови, пока не добивали животное.

Вели безжалостный и бессмысленный огонь по всему пространству площадки.

Вокруг царила праздничная атмосфера. Охота превратилась в школьную экскурсию, турпоход, пикник с костерком, патриотическую церемонию и кровавый карнавал. Умолкли чувства — зрение, слух, обоняние. Умолкла совесть. Чистый воздух, разрываемый выстрелами, на которые отвечало эхо, провонял порохом. В знак победы гундосили клаксоны. В машинах орали приемники, сотрясая округу музыкой и рекламой. На земле росли горы пивных банок. Детишки рыскали в поисках гильз. Дробя кости, взвывали электропилы, и пол разделочного сарая покраснел от крови.

Еще теплые, окровавленные лопатки тащили к автохолодильникам. Взвешивали срезанные бизоньи горбы. Вносили задаток за место в холодильных камерах.

Все пошло в дело, не только мясо. Головы отдавали на отделку чучельщикам, копыта шли на пепельницы, хвосты — на мухобойки, кожа — на чехлы для автомобильных сидений. По словам знатоков, из бычьей мошонки можно было заказать оригинальный кошелек.

И одно за другим, доведенные до изнеможения, загнанные в проволочную ловушку всадниками, не понимая сути происходящего, умирали под лазурным небом мифические существа. Но смерть они принимали без благодати, без подобающего им величия и умирали, как самые малые в жизни сей, как изгои природы. Умирали в пыли унижения, оплеванные свинцом.

И было в этом нечто большее, чем опошление слуха, зрения, обоняния и души. Нечто большее, чем заурядное убийство. В этом была сама душа американца, ее человеческая суть.

Мы рождены с кровью бизонов на руках. В нашем далеком прошлом возникают эти атавистические звери. Они пасутся на лугах подсознания, стадами проносятся через наши сновидения, и сквозь сон мы провожаем их проклятиями. Жестокосердные существа, мы знаем, что сотворили. Знаем, что один биологический вид не создан для уничтожения другого, и потому, когда видим уцелевших от побоища, глубоко в наших душах пробуждается страсть, неукротимая ненависть, неискупимая вина. Пока бизон жив, он не дает нам покоя. Ему нет места, нет оправдания. Это незаконнорожденное дитя, чудовище, с которым нам не ужиться и без которого не прожить. Поэтому мы убиваем, убиваем вновь и вновь, ибо, пока жив хоть один бизон, в грехе наших отцов, а значит, и в нашем грехе нет совершенства. Но есть и нечто большее в убийстве бизона. Кажется, что земля ханаанская, куда мы пришли, слишком прекрасна, и, пока мы не совершим на ней насилия, пока не изгадим, не убьем и не испакостим все, чем эта земля нас благословила, пока не сотрем с лица ее следов нашего бесчинства, пока не омоем руки, обагренные кровью агнцев, в крови уцелевших агнцев, не будет нам покоя. Слишком велика наша гордыня, чтобы воздать хвалу Господу. Невыносима нам доброта Его.

12

С младенчества Стивен и Билли Лалли оспаривали друг у друга родительскую любовь. Они, как болонки, тявкали и выпрашивали лакомые кусочки, которые доставались то одному, то другому. Если один из братьев разучивал какой-нибудь трюк, к примеру начинал сюсюкать, второй немедленно придумывал что-нибудь другое. Вот что они получили на Рождество, когда Стивену было одиннадцать, а Билли девять: одинаковые игрушечные танки с полным вооружением, одинаковые космические скафандры и шлемы, одинаковые наборы комнатных и спортивных игр, одинаковые спиннинги с катушками, одинаковые ковбойские костюмы, шляпы и сапоги с шестизарядными револьверами в придачу, одинаковые кассетники, одинаковые ласты и маски, одинаковые наборы игрушечных гоночных машин, одинаковые дополнительные детали для одинаковых электрических железных дорог и одинаковые гоночные велосипеды, только один был красный, а другой — золотистый. Вручив подарки, родители отправились в гости. Стивен получил красный велосипед, а хотел золотистый. Билли меняться не пожелал. Вернувшись, родители увидели, что Стивен в припадке бешенства, рыдая и раскачиваясь из стороны в сторону, бьется головой об стенку. Чтобы его утешить, мать пообещала поменять красный велосипед на золотистый, а отец взял все семейство в Аспен покататься на лыжах. После этого родители оставили сыновей на попечение дворецкого, горничных, шофера, повара и гувернантки, а сами отправились проводить зимний сезон в Марокко.

После того как на их глазах пристрелили первого бизона, они сказали Лимонаду, что пора ехать дальше, с них этого достаточно. После второго они стали настаивать. После третьего — умолять. Лимонад только посмеивался. Поедет он, как же! Не он же канючил, а они. Уговорили его проехать аж через весь округ Коконино, лишь бы глянуть на настоящих бизонов, другой-де такой случай не представится. Они уговорили, он согласился, а если им не нравится, пусть терпят. Потому что ему. Лимонаду, нравится. Может, он вообще ничего лучше в жизни не видел, может, такого даже в цирке не покажут. Так что он не сдвинется с места, пока всех бизонов не начинят свинцом, пока с последнего шкуру не сдерут.

Сели перекусить, но еда не лезла им в горло. Лимонад сожрал все, что осталось в рюкзаках.

Только часа в три, когда под крики восторга пало последнее животное и зрители допили свое пиво, они выехали в направлении лагеря. В кабине с вожатым они сидеть отказались. Все шестеро тряслись в кузове, с посеревшими лицами, в полном молчании съежившись на груде спальников. Казалось, дороге не будет конца: Флагстафф, Джером, перевал Мингус. Наконец, когда они остановились перед светофором на площади окружного суда в Прескотте, самый младший, Лалли-2, прервал тошнотворное молчание:

— Сколько еще их осталось?

Все его поняли сразу.

— Тридцать, — ответил Тефт. — На завтра.

— Где их держат?

— Там, в загонах, — сказал Шеккер.

Они въехали в лагерь на вздыхающем под ветром склоне, въехали под приветственные возгласы других мальчишек, но шестеро ничего не могли рассказать другим и держались обособленно. Разгрузив грузовик, они пошли прямиком в корраль, чтобы позаботиться о лошадях, выскребли их, задали им корму, поговорили с ними, а потом болтались без дела до ужина. Казалось, общество других человеческих существ для них невыносимо.