Александр Бенуа - Дневник. 1918-1924

• Название: Дневник. 1918-1924
• Автор: Александр Бенуа
• Издательство: Захаров
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2010
• ISBN: ISBN 978-5-8159-1031-7

Дневники Александра Николаевича Бенуа (1870–1960), охватывающие 1918–1924 годы, никогда прежде не печатались. Знаменитый и модный живописец, авторитетный критик и историк искусств, уважаемый общественный деятель — он в эти трудные годы был художником и постановщиком в Мариинском, Александринском и Большом драматических театрах, и иллюстратором книг, и заведующим Картинной галереей Эрмитажа. Свои подробные ежедневные записи Александр Бенуа называл «протоколом текущего безумия в атмосфере чада, лжи и чепухи».

---

Отнимите у подлинного художника то, что составляет главную радость его жизни, и он обречен на увядание, на тоску и на отчаяние. Так было всегда и так будет.

В силу этих соображений мне и некоторым моим друзьям пришла мысль запретить органы власти, которым поручено проводить в жизнь помянутый декрет, и обезвредить его пагубное влияние на художественную атмосферу. Все же туманно, как следует понимать его смысл, как примирить в нем противоречия и как следует поступать, чтобы исполнить его согласно с основной мыслью законодателя. Вопрос очень поспешный и путаный, тем более требующий самого серьезного рассмотрения. Он настолько сложен, что спустя неделю у меня не выработалось вполне отчетливого к нему отношения, и, приступая к его изложению, я не считаю, что я все же справлюсь как с фактической стороной, так и со скрытым смыслом того, что с этим больным вопросом более или менее связано.

Между тем время не терпит и все более запутывается смысл декрета, который входит в силу, и надо считаться с тем, чтобы постепенно обезвредить его в той части, которая непосредственно угрожает громадной массе вещей и прямо-таки целой области культуры. Мне кажется, что я не ошибусь, если предложу положить вполне замечательный принцип, чтобы спасти сколь возможно большее количество художественных и исторических памятников — намерение, которому в высшей степени нельзя не сочувствовать. Но, увы, я убежден, что действие декрета может получить как раз обратный эффект, отчасти из-за крайне неудачной его редакции, ведущей к необъятным недоразумениям, и отчасти и из-за заключенных в нем, самом его существе, противоречий. Декрет хочет охранять памятники, и с этой целью следует приступить к ознакомлению с ними, чтобы знать, что охранять. И вот тут невольно является вопрос: подлежат ли охране все без исключения памятники (что сомнительно, ибо нельзя объять необъятное), если нет, то какие именно подлежат, и, наконец, по каким признакам будут делать эту сортировку на «подлежащие» и «не подлежащие». Эта сторона дела непременно требует разъяснения, ибо в противном случае получится сумбур, который приведет к самым немыслимым последствиям, как раз обратным тем, которые имелись в виду при составлении декрета. А другая сторона дела заключается в отношении, создаваемом декретом для самих владельцев, разумеется, к выявлению наших богатств, а приведет он к очень большому числу случаев вынужденного сокращения их, к тому, что обладание художественными произведениями явится для владельцев источником испытаний и страданий, поводом величайших тревог и т. д.

И оттого следует ожидать поступков, всегда сопровождающих подобное ущемление: желания избавиться от этих страданий, получить покой, освободиться от тех предметов, которые из источника радости и наслаждения превращаются в какой-то признак одиозности, чуть ли не в улику политической неблагонадежности. При этом как раз всего тяжелее эти испытания лягут не на тех владельцев, которые охотно с ними расстаются, а иные просто уничтожают эти «мучительные предметы», а как раз на владельцев, которые дорожат и берегут вещи как величайшее благо, которое они видят в жизни, они окажутся не способными видеть и не будут знать их судьбу. Как тут быть с этой деликатностью? Не знаю в точности, как пояснить. Скорее тут подтверждается полное отсутствие компетентных лиц, коим можно доверить экспертизу, а что хуже всего — появились факты конфискации и применения самых суровых революционных карательных мер.

Вчера я был счастливым обладателем уникальных предметов, я их показывал интимному кругу лиц, делился своей радостью с друзьями, вместе изучал свои вещи — и вдруг я становлюсь носителем зла именно потому, что напрасно эти вещи берег, что я для их собирания истратил последние свои сбережения и лишил себя многих радостей, многого того, что нужно было для повседневной жизни, вдруг я становлюсь преступником только потому, что вовремя куда-то не заявил о своих вещах, не составил каких-то каталогов, составлять которые меня никто не научил. Наконец, не решился заявить о новых вещах не из-за корысти, а просто из боязни, что эти, мною опекаемые, со мной сроднившиеся вещи у меня отнимут.

Впрочем, тут я не могу обойти вопрос с самой его принципиальной стороны. Не будучи человеком политического строя, который сейчас все более входит в силу, который должен заменить систему «старого мира», очень возможно, что я понимаю дело вкривь и вкось. В таком случае научите меня его понимать прямо и до конца. Очень возможно, что новый порядок без всяких уступок не пожелает считаться с приводимой психологией и поставит крест на все, что связано с институтом коллекционерства. Коллекционер, как поэт, как художник, по Платону, в будущем государстве является просто недопустимым. Возможно, что и до этого додумаются люди, увлеченные ложной формулой, включая и формулу доктрины, позволят создавать условия безграничного любования жизнью и искусство жить жизнью искусства (без кавычек). Кроме того, следует сделать так, чтобы во имя сохранения ценностей, признаваемых по отношению к явлениям безобидными, никому не мешающими, мало того, могущими играть самую благодетельную роль в деле культуры вообще и безотносительно к тому или иному режиму, к тому или иному фазису культуры, не творилось беззакония.

Под той благоглупостью, которую развел Ятманов на заседании Коллегии в Зимнем дворце («Дворце искусств») в четверг, кроется возмутительный произвол в отношении безобидного во всех смыслах семидесятисемилетнего старика Горчакова. И это проделано согласно декрету самым кощунственным способом. Ятманов назвал благородным стремление районного Совета депутатов сделать дворец Горчакова своей резиденцией, а «хозяйство» — экспозицией музея, посвященной лицеистам, «общественным достоянием».

Но еще чудовищней факты были приведены на совещании в Художественном бюро Добычиной 20 ноября, когда обсуждался декрет о регистрации, и на нем присутствовали К-Сомов, О.Браз, С.Яремич, Р.Эрнст, Н.Платер, Г.Верейский, С.Тройницкий, Е.Лансере, П.Нерадовский, М.Добужинский, С.Чехонин — художники, коллекционеры, музейные деятели, подлинные вершители судеб художественного строительства. Они поведали, что под видом государственных чиновников являются неврастеники, безответственные демагоги, оскорбленные неудачники и, проникая в мастерские художников, ко владельцам коллекций, требуют присяги на верность режиму и отчетности о реализованных произведениях искусства.

Вторник, 26 ноября

Наконец подготовил рекомендацию Георгия Семеновича Верейского — кандидата в хранители гравюрного отделения.

«По образованию Верейский художник и достаточно проявил себя в этой рисовальной сфере. Он известен как воспитанный и профессионально одаренный художник преимущественно в графике. Но, разумеется, нашей рекомендацией для его работы в Эрмитаже движет стремление не столько оценить его выдающееся дарование, сколько его знакомство и его отношение к прошлому и современному искусству, которым он посвящает все время и которое он знает так досконально, как никто из современников. Особенно привлекает внимание Верейского родственное ему по духу творчество — собственно творчество, а именно, вся историческая область того периода графического искусства, побудившего его собрать как художественную библиотеку по данному вопросу, так и небольшую избранную коллекцию образцов минувших эпох.

Главным образом, мы можем рекомендовать Верейского Совету Эрмитажа потому, что великолепно знаем его добросовестное отношение к делу, за которое он берется и которое он выполняет квалифицированно. Это объясняется его неистощимой культурностью — подобное дарование Верейского является чрезвычайно полезным в переустройстве такого запущенного собрания, каким до сих пор пребывает графический материал Эрмитажа. Его способность сориентироваться в новых поступлениях позволит придать им достойную систему хранения и изучения. В лице Верейского, таким образом, мы приобретаем отличного специалиста. Сотрудники Эрмитажа, несомненно, увидят, какую неоценимую пользу на вверенном ему посту он принесет как науке, так и обществу. Будучи еще очень молодым, он особенно может оказаться нужным при реорганизации отделения, при осуществлении задач его оживления и доступности для широких масс публики».

Среда, 27 ноября

Состоялось заседание Совета Эрмитажа, посвященное выбору ассистентов. По картинному отделению прошли И.И.Жарновский, А.А.Зилоти, В.Н. Ракинт, Ф.Ф.Нотгафт, по кабинету рисунков и гравюр прошли Е.Г.Лисенков и Б.К.Веселовский. Снова я вынужден был ставить вопрос о наведении порядка в Зимнем дворце, о пустующих помещениях или занятых, об ответственности комнатных служителей за сохранность порядка в залах — не допускать порчи или потери вверенных им предметов. Для проведения в жизнь новых задач требуется возбудить ходатайство о передаче Эрмитажу помещений Зимнего дворца. Тройницкий заявил, что есть решение Коллегии по делам музеев, что Эрмитажу отводятся дополнительные помещения Зимнего дворца.