Александр Бенуа - Дневник. 1918-1924

• Название: Дневник. 1918-1924
• Автор: Александр Бенуа
• Издательство: Захаров
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2010
• ISBN: ISBN 978-5-8159-1031-7

Дневники Александра Николаевича Бенуа (1870–1960), охватывающие 1918–1924 годы, никогда прежде не печатались. Знаменитый и модный живописец, авторитетный критик и историк искусств, уважаемый общественный деятель — он в эти трудные годы был художником и постановщиком в Мариинском, Александринском и Большом драматических театрах, и иллюстратором книг, и заведующим Картинной галереей Эрмитажа. Свои подробные ежедневные записи Александр Бенуа называл «протоколом текущего безумия в атмосфере чада, лжи и чепухи».

---

Всю ночь сны о Ларисе. Из Эрмитажа заходит Нотгафт, чтобы ей дать порисовать. В театре дорогие билеты — нет зрителей.

Четверг, 27 октября

Отчаянный холод. Мы топим только у Черкесовых, на кухне. Читаю «Лекаря поневоле», исправляю Гнедичевский перевод. Читаю Лаведана — ерунда на основе культа Людовика XVII.

Днем были Тройницкий, Лавровский, которым поручено от музейного отдела составить в Петросовет докладную записку о дворцах, парках… Забегала Лариса за «Путеводителем по Эрмитажу». Шармированный ее персоной, не устоял и дал, в чем раскаиваюсь, — пропадет и этот последний экземпляр.

Пятница, 28 октября

Переписываю по фотографиям с моих рисунков из Русского музея недостающие виньетки «Медного всадника» для издания. Захожу на репетицию «Петрушки», не выдерживаю положения сумбура — двенадцати главных танцовщиков нет — заняты выгрузкой немецких судов.

Иду на заседание Академии Петропрофсоюза ради создателя ее Таманова, чтобы получить от Белогруда сведения, выписан ли Коля Лансере с Кавказа. Оказывается, там гибель народа, и мне не удается с ним перемолвиться. Но я послал ему записку и получаю ответ: ничего не сделано.

Открывает заседание Кораблев, бывший учитель словесности в гимназии Шафера, а теперь советский тайный советник и персона — плюгавый рыжеватый господинчик с красным носом и довольно длинными на затылке волосами. Говорит складно величайшие глупости и пошлости, точь-в-точь как говорили в свое время царские чиновники, с абсолютным апломбом, крепким чувством власти и поддержки «сфер», к которым он уже слегка принадлежит. Первая четверть речи посвящена пиетету перед Академией, ее традициям и представителям ее традиций — словом, реверанс вправо, но затем неожиданно «мы» были сравнимы с библейским Голиафом, вышедшим на бой с юным Давидом во всеоружии своей науки, и тем не менее попраны пращей. В дополнение, мимоходом, было воскрешено пожелание, чтобы академическую Голгофу не постигла участь его библейского прототипа. Затем была сказана масса выспренних слов по адресу того самого Татлина, против которого комитет Профбора, главным образом, и ополчился, что и привело к реформе Штернберга и Белогруда, но последний теперь, съездив в Москву, заручился там мощнейшими поддержками, выразившимися в пяти актах, тут же изложенных Кораблевым, причем особый вес придавался резолюции наркома Анатолия Васильевича Луначарского, подписавшему на пятом из этих актов: «Вполне согласен». Теперь он предстал перед Кораблевым художником небывалого значения. Буквально было сказано, что Сезанн и Рембрандт не стоят Татлина, и что мы должны почитать за счастье, что существуем в одну эпоху с таким человеком, перед значением коего все должно склониться.

После этой официальной балаболки начал мычать сам Татлин — истинный гений авторекламы и шарлатанства. Причем демонстрировалась прикрепленная к стойке пестрая, раскрашенная, как полагается, диаграмма, в которой излагалась академическая система левых, требующих не столько своего права на существование с правыми, но и паритетности. Чтоб не отставать от товарищей, они готовы разбиться на три факультета, причем взяты «эстетики», сымпровизированные Пуниным на одном из наших заседаний:

1) факультет материальной культуры;

2) факультет органической культуры;

3) факультет чего-то вроде «Конструкции утилитарной живописи» — и вообще постараются играть всю комедию Мольеровской церемонии.

Тов. Мансуров по мере пояснений Татлина и Исакова (вслед за Татлиным прочитавший самый регламент) водил палочкой по диаграмме, что представило всему особенно внушительный вид. Белогруд попробовал было опротестовать поворот дела, сдать все комиссии, но ехидна Штернберг, специально привезенный Татлиным из Москвы, тут пошептал что-то Кораблеву, и тот с решимостью чиновника времен графа Дм. Толстого снял протест с распорядка дня, заявив, что власти требуют немедленного обсуждения того, что принято в Москве. После этого я ушел, но Щуко вечером рассказал, что дошло до настоящего скандала. Еще пробовал критиковать проект левых Н.Радлов, но и его Кораблев самым бестактным образом осадил, сославшись на уже готовый декрет, и тогда все «правые» и многие ученики удалились из зала заседания. Белогруд прибегал затем к протестам и стал было убеждать, чтобы они вернулись, но его не послушали. Теперь будет еще одно заседание, но я уже на него не пойду. О, как я досадую, что не удосужился до сих пор подать в отставку. Но вот и сейчас можно было бы, но это так скучно, нужно сочинять какой-то вздор, а в душе не перестает жить надежда, что и так все это марево рассеется.

При выходе встретил Петю Соколова. Он ведь ходит с планом бегства в Англию. Один капитан предложил ему за 5 лимонов переправить в угольном ящике. От Леонтия и Миши письмо. Он видимо приободрился. Раскладывает пасьянс.

Тороплюсь домой принять Н.И.Комаровскую с мужем (у нас же был Женя Михайлов, снимающий для журнала Бродского мои вещи), явившуюся в условленный час. Н.И. сразу же остановила свой выбор на «Виде храма Дружбы», который я ей уступил за 800 000 вместо миллиона. Теперь придется мне сделать второй, для выставки «Семинарии». Михаил Иванович был лирически любезен. Он горько жалуется на дела в Михайловском театре. Публика не ходит, денег нет! Да и в Мариинском немногим лучше. Татан стал конфузиться гостей. Сидели, потчуемые шоколадом, недолго, ввиду вечернего спектакля.

Вечером я с Атей на «Рюи Блазе» с Волконским, который менее сладок, нежели Максимов, но и менее тверд, а оба вообще очень плохи и глупы. Петров, словив меня, жаловался на трудности «Жизни как сон». Вполне убежденно поддерживаю его. Монахов, напротив, вцепился. Что им далось? Кассу он отстоял. Соколов стал кивать на каких-то мальчишек в Политпросвете, но Монахов сразу к ним отправился и мигом отстоял независимость театра. Все «работники искусства» сняты со снабжения натурой, а потому ставки будут (когда еще?) увеличены — минимум 700 000, максимум 3 лимона.

Гришина Людмила Самойловна уехала за границу. Уехал и Лашевич! Разумеется, это массовое бегство!

1922 год

Вторник, 17 января

С выставки поморского искусства в Русском музее украли две иконы. Одна с изображением Петра и Симона, другая — Андрея и Дениса. Завязалась длинная и нудная процедура допроса служителей залов, затем научных сотрудников. Но это ничего не дало для выяснения случившегося. Иконки маленького размера, и их было легко вынести.

Заседание Совета началось с обсуждения каталога выставки поморских икон. Комплектовал выставку А.П.Смирнов, вступительную статью готовит В.ГДружинин. На обложку каталога решили поместить вид Выгорецкой обители с предстоящими старцами.

На этот раз от имени Общества поощрения художеств Степан Петрович Яремич преподнес в дар Русскому музею картину Ивана Мельникова «Поклонение пастырей» 1838 года, раскрашенную литографию 30-х годов XIX века с изображением двоих детей Николая I, оттиск календаря на 1922 год с рисунками Конашевича. Яремич предложил совместно с комитетом ОПХ купить картину Боровиковского «Омовение ног» за 12 миллионов рублей и два портрета Тулубьевых работы Яненко за 5 миллионов рублей. Эти картины представляют исключительную художественную и историческую ценность. Нерадовский намерен добиться от Коллегии ассигнования на эти покупки.

Рассмотрели предложение Д.Н.Буриной о приобретении портрета главного управляющего графа Строганова Густава Гельма работы Воронихина. Портрет находится в Екатеринбурге и пострадал от пожара, подлежит реставрации, следует подождать, когда портрет привезут в Петербург, и тогда решить вопрос.

Воскресенье, 2 апреля

С.Тройницкий показал новый московский журнал «Наш журнал», посвященный культуре и искусству, выпускаемый издательством «Книгопечатник». Редактор Д.Рудометов. Номер посвящен творчеству художника Алексея Кравченко, воспроизведены его гравюры «Пастораль», «Купальщицы», «Мельница на Волге», сама «Волга» и статья «Гравюра» профессора Романова, начинающаяся с первобытных очертаний мамонта.

Любопытна статья профессора Н.Певзнера «Город будущего». Автор самозабвенно расписывает город без трамваев и осветительных фонарей. Обещает движущиеся площадки из асфальта, встал на нее и поехал. Освещение будет исходить из земли или от стен домов. Техника сольется с искусством. Первыми в мире осуществить это надо нам. Нечто подобное создавал в свое время М.Добужинский, очарованный виадуками Лондона. Певзнер пошел в своих мечтаниях еще дальше по пути слияния станков со станковым искусством.

Понедельник, 10 апреля

Купил на Гороховой за 115 000 рублей блокнот для записей. Солнце. Гольфстрим. Замечательный день. Побывал на «Юлии Цезаре» с декорациями моего сына в Большом драматическом театре. Режиссер К.Хохлов, композитор Б.Асафьев. Актеры в роли героев пока еще тусклы, а Брут в конце спектакля стал багровым. Имеются, однако, новые повороты сюжета. Премьера намечена на 20 апреля, к тому времени подправят, учитывая замечания.