Александр Байгушев - Партийная разведка

• Название: Партийная разведка
• Автор: Александр Байгушев
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-9265-0420-7

Автор книги, в брежневские времена входивший в партийную номенклатуру, рассказывает о деятельности внутри КПСС группы русских патриотов, которые боролись с антигосударственными элементами в партийном аппарате. Последние уже тогда готовили ползучий переворот, позже получивший название «перестройка».

Не вина, а беда русской «партийной разведки» в том, что у неё не хватило сил для борьбы с внутренними врагами СССР, облечёнными высокими полномочиями…

---

Уже в названии стояло «силуэт» — ещё даже до «Русофобии» Шафаревича. Но мы подстраховались. Статья начиналась с цитаты из «работы» члена Политбюро, второго секретаря по идеологии Суслова, а заканчивалась цитатой из «работы» кандидата в члены Политбюро — рабочего секретаря по идеологии Дёмичева. Так тогда было принято, и они, зная меня, бегло «проглядели» статью до публикации и дежурно согласились. Мол, валяй! Тем более, что статья была замаскирована под развёрнутую рецензию на две «апробированные» книги Марушкина и Кортунова, только что выпущенные «Наукой» и «Политиздатом». Они решили, что это очередной «барабан».

Но в том-то и дело, что пафос статьи был отнюдь не обычный, не барабанно догматический. Её пафос был таков: «Во время войны, помнится, нас учили угадывать вражеского налётчика по характерному силуэту самолёта. Нам показывали образец, и мы потом угадывали врага безошибочно. В наше мирное время быстро различать противника стало труднее». Но мы, мол, поможем. И подробнейшим образом с цитатами из закрытых источников я объяснял, что на самом деле в планах ЮСИА — американского агентства по контрпропаганде, нашего прямого идеологического противника, и иже с ним (то есть наших частично оболваненных «дерьмократов», частично сознательных антисоветчиков иудеев-«сахаровцев») — стоит за подсовываемой нам через «Новый мир» и «Юность» программой «конвергенции».

Я для отвода глаз пару раз похвалил Марушкина и Кортунова, что-то процитировал. Но в действительностито статья опиралась целиком и полностью на совершенно иные — оперативные материалы, и ядро её было в разъяснении именно новейшего инструмента в руках русофобов. Помянув про «ленинское учение об эпохах русского освободительного движения» — весь акцент на русском освободительном движении! намёки-то какие грозные: начинается, мол, новая эпоха в «русском освободительном движении!»— я дальше предупреждал: «Поэтому сегодня шансы пропагандиста, вооружённого «статичной моделью» советского общества, стали минимальными. Надо уж действительно давно не читать ничего о прошлом России, кроме энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона, чтобы поверить в «национальный русский тоталитаризм» или отождествлять тех же славянофилов с крепостниками, а затем большевиками. Понимая всё это, руководители «четвёртой сферы» (профессиональное обозначение СМИ — средств массовой информации) срочно

^али перестраиваться. Так явилась «динамичная» теория «конвергенции», то есть «растущего сходства и конечного слияния» социалистической и капиталистической систем»Я цитировал академика Сахарова, не называя ни его, ни его тень Боннэр. И дальше сразу переходил к Теодору Гершп° — основоположнику сионизма. К профессиональным антисоветчикам, вроде А. Мейера. И тут же в стык цитировал — не худо-бедно, а секретные инструкции резидентам НАТО в социалистических странах, как определять, какие группировки в настоящий момент наиболеё восприимчивы к психологическим операциям Запада. Наша русская белая эмиграция тоже кое-что тогда умела перехватить!

Материал у меня был убийственный. Тут бы завопить! Но я сознательно избрал несколько академический тон. И результат был самый действенный. О статье говорили на всех собраниях. Первый секретарь Союза писателей РСФСР Леонид Соболев с трибуны назвал её «глотком кислорода в затхлой местечковой атмосфере». Но никто, ни в одном противоборствующем органе печати её не решился облаять. Даже Александр Николаевич Яковлев смолчал на летучке для главных редакторов. Не по зубам. Такую статью бить — это самому раздеться и сказать: «Вот я — агент американского влияния. Берите меня голеньким».

А прямо в стык к «Силуэту» уже в журнале «Москва» (1970, № 9) появилась моя статья «Воткнутые деревья», в которой, развивая тему, я показал, что вместе с сомнительными западными ценностями нам одновременно всякими «вайнштейнами» и «ягодовскими» цинично, как отрава серым мышам, подбрасывается программная «девальвация ценностей», построенная на иудейском всеотрицании, и главное — наносится циничный и беспощадный удар по русским традициям, на которых, собственно, и держится нация. Цель моих статей была максимально обезопасить русский манифест от «жидовствующей» критики и привлечь к нему широкое общественно внимание. В бою — как в бою! Если уж знамя поднимаем, то надо его хорошо прикрыть.

Статью «Воткнутые деревья» мне заказал журнал Союза журналистов СССР «Журналист», и она была уже набрана. Но когда сигнал номера прочитал президиум Союза, то перепугался:

— Это статья на снятие с треском главных редакторов ряда изданий. Мы, Союз журналистов, вроде бы должны защищать своих, а мы их выдаём с потрохами…

Вёрстку унёс с собой Анатолий Софронов, главный редактор «Огонька», и пригласил меня к себе в кабинет:

— Я напечатаю срочным набором!

Мы часа два обсуждали проблему, но я печататься в «Огоньке» отказался. Я за всю свою жизнь ни разу не опубликовался в слишком уж «конформистском» «Огоньке» — разве только давал фотографии для обложки, после ВГИКа я немного баловался «для себя» художественной фотографией. Но публиковаться в «Огоньке» за собственной подписью? Это было бы делать уж слишком явными мои тайные связи — всё ведь знали, что Софронов — друг Черненко, а первый читатель журнала — Брежнев. Да и вообще это было бы немножко «моветоном». Русские умы могли печататься у «противника» — в «Новом мире», охотно участвовали в дискуссиях на страницах «Литературной газеты», хотя знали, что их приглашают для того, чтобы хорошенько приложить за русские идеи. Но несколько чурались «Огонька» с его многочисленными официальными фотографиями Брежнева, хотя в принципе фотографии эти

фдли всего лишь «светской хроникой», естественной в иллюстрированном общественно-политическом еженедельнике. В русском лагере не принято было славить Брежнева — вообще безудержно славить власть имущих, как это делали беспринципные «жидовствующие», вроде Коро?ича. Мы власть поддерживали, но — как свою Державу Ради сохранения своей Державы. А гимны советской власти никогда не пели, сознательно вынося её оценки как бы за скобки русского публичного мировоззрения. Считали, что оценки — это дело будущего, когда «Русская партия внутри КПСС» окончательно русифицирует КПСС и получит абсолютно доминирующие позиции. Вот тогда, мол, и разберёмся с «ними». А к этому тогда всё шло.

Посоветовавшись, мы с Софроновым нашли для публикации «Воткнутых деревьев» болеё нейтральный и интеллигентный журнал «Москву». Так удар должен был прозвучать заведомо объективнеё и сильнее.

Воткнутые в русскую почву, но так и не укоренившиеся деревья — это, конечно, «они». Партруководство наиболеё опасным участком культуры всегда считало изобразительное искусство. В мастерских ряда художников иностранные корреспонденты и чины посольств буквально паслись. Процветал черный рынок живописи с «утечкой» на Запад. Да и я сам лицезрел, стоя за спиной Фурцевой, знаменитый хрущёвский скандал в Центральном выставочном зале в Манеже, когда рассвирепевший бузотёр Никитка с налитыми кровью свиными глазками топтал ногами картины.

Я изобразительное искусство хорошо знал изнутри. Мало что работал в изобразительном отделе газеты «Советская культура» в самые острые дни хрущёвской «ангара

живописной» дури. Но моим крёстным отцом был первый секретарь Союза художников СССР, всемирно известный живописец, поживший во Франции, беспартийный, глубоко православный Сергей Васильевич Герасимов.

Человек с русским характером, он категорически отказывался рисовать Сталина, что на волне «Оттепели» и предопределило его избрание «вольными художниками» своим персеком. Сергей Васильевич в 1964-м умер у меня на руках в Кунцевской «кремлёвке» с именем Христа на устах, я уже не мог никак крёстному повредить, и я в «Воткнутых деревьях» разошёлся. Я цитировал А. Бенуа: «…То, чем мы сейчас любуемся в иконах, — не только просто их яркие краски, их изумительная графичность, их ни с чем не сравнимая техника, но — и это главным образом — глубина духовной жизни, в них отразившаяся». Я славил икону за дух. Это в советское-то время. И в стык статья на массе примеров показывала, как «девальваторы ценностей — вайнштейны-рубинштейны» пытаются взорвать отечественные традиции «психологической глубины в живописи» при активной поддержке «своих» журналов по изобразительному искусству «Творчество» и «Декоративное искусство СССР». Я цитировал мечту П. Кончаловского: «Создать живой пейзаж, в котором деревья не просто торчат, воткнутые в землю, как это часто приходится видеть в современной живописи, а логически вырастают из земли, как у старых мастеров, чтобы зритель чувствовал их корни». И я комментировал, приведя пример, как «вайнштейны» издевательски называют русских «провинциалами»: «Воткнутые деревья» и зритель, который «чувствует корни», — вот она суть конфликта!»