Александр Чавчавадзе - Грузинские романтики

• Название: Грузинские романтики
• Автор: Александр Чавчавадзе
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Поэзия
• Год: 1989

В поэтический сборник вошли стихотворения и поэмы выдающихся поэтов Грузии XIX в. Александра Чавчавадзе, Григола Орбелиани, Николоза Бараташвили и Вахтанга Орбелиани, представленных в переводах Б.Пастернака, Н.Заболоцкого, В.Звягинцевой, С.Спасского и других.

---

1832

Новгород

Руставели

(Фрагмент)

Его творенья время пощадило,
И так была их сила велика,
Что, загоревшись в небе, как светило,
Они прошли, блистая, сквозь века.
Блажен певец, чей труд потомству нужен,
Чьи песни озаряют наши дни!
Открой тетрадь. Перед тобой они —
Как тысячи сверкающих жемчужин!

Пир

(Подражание Пушкину)

Люблю я пир, где царствует свобода,
Где слово «пей!» с заката до восхода
Над беззаботной слышится толпой,
Где, веселясь за чашей круговой,
Мы пьяный рог сменяем азарпешей,
Где на исходе ночи догоревшей,
Когда заря над городом встает,
Ко мне моя красавица идет,
Свой легкий стан в объятия склоняет
И за разгул веселый упрекает!

1832

Петербург

Мелкие стихи

Пусть вянет роза молодая,
Пусть облетает каждый куст,
Лишь только б, жемчугом сверкая,
Цвела улыбка милых уст.

Пока желанье не угасло,
Любовь волнует нашу кровь,
Но догорело в лампе масло —
Погас огонь, прошла любовь.

1832

Когда в руках у Нины розы,
Едва ли кто откроет нам:
Вдыхает Нина запах розы
Иль роза — Нины фимиам?
3 февраля 1833

Когда, блаженствуя, над розой
Поет влюбленный соловей, —
Зачем вороне остроносой
Сидеть меж ними средь ветвей?

3 марта 1832

Мухамбази

Мне сегодня охоты до шалостей нет:
К Саломэ я сегодня иду на обед!
Я — портняжка Бежан, я — для женщин букет,
Я — утеха для них, это знает весь свет!
Хоть и много красоток блистает красой,
Хоть не в силах они устоять предо мной,
Но для них у меня нынче времени нет:
К Саломэ я сегодня иду на обед!

Ведь лицо Саломэ — как ночная луна,
Белоснежная грудь ее неги полна.
Как, бывало, услышу: «Бежанчик ты мой!» —
Вся земля из-под ног поплывет подо мной.
Потому-то сегодня и времени нет:
К Саломэ я сегодня иду на обед!

Постоянно у женщин не дело торчать:
На любовь перестанет душа отвечать.
Хоть и ждали подружки Бежана вчера,
Хоть в слезах утопали они до утра —
К ним я в гости сегодня, увы, не пойду,
Даже если за это притянут к суду:
Мне сегодня охоты до шалостей нет —
К Саломэ я сегодня иду на обед!

Я, портняжка Бежан, — как лесной мотылек,
Я порхаю, играя, с цветка на цветок.
Та — зовет на обед, эта — ужинать ждет,
Эта — вместе со мною всю ночь напролет…
Да, веселья такого не видывал свет!
Но сегодня для шалостей времени нет.

Целый день я, красотки, мечтаю о вас,
Из-за вас у меня недошитый заказ:
Всё мерещится мне белоснежная грудь,
И объятья, и ласки такие, что жуть!
Но сегодня для этого времени нет:
К Саломэ я сегодня иду на обед!

Пусть мятежная знать нарвалась на капкан —
Не беда! Я всё тот же портняжка Бежан!
В чем же дело, Бежан? Веселись и пляши,
Нынче время твое и твои кутежи!
Но сегодня для шалостей времени нет:
К Саломэ я сегодня иду на обед!

1833

Авлабарские казармы

Подражание Саят-Нова

Я — Арутин, певец Саят-Нова,

Я знаю азбуку, и песнь моя нова.

Саят-Нова

Пой, звени, чианури, волшебной струной,
Будь приветлива с тем, кто доволен тобой,
Чтобы скрипнул зубами твой недруг от злобы немой!
Хинико, хинкико!

Чтоб раздулась от гнева его борода,
Чтобы чашу вина принесли мне сюда,
Чтобы сердце мое веселилось и пело всегда:
Хинико, хинкико!

Я в руках моих розы веселия нес,
Но завистливый рок не простил моих роз,
И попал я, изгнанник, в обитель печали и слёз.
Хинико, хинкико!

Весела моя песня когда-то была,
Но пронзила мне бедное сердце стрела,
Только небо одно защитит человека от зла!
Хинико, хинкико!

Пой, звени, чианури, о милой моей,
Чье кристальное сердце лазури светлей!
Под знакомым окном никогда не увижусь я с ней!
Хинико, хинкико!

Только вспомню я родинку нежных ланит
Как в огне мое сердце опять закипит…
Ах, немало я вынес на свете тяжелых обид!
Хинико, хинкико!

Нас спасает любовь от житейских сует,
Я же брошен в пучину печалей и бед!
Только разум один за любовью стремится вослед!
Хинико, хинкико!

Я из чаши страдания рано испил,
Пораженный стрелою, я падал без сил,
Но не сжалился рок и с любимой меня разлучил.
Хинико, хинкико!

Он порвал, разорвал нить любви молодой,
Соскочила струна с чианури долой…
Замолчи, моя песня! Пропали мы вместе с тобой!
Хинико, хинкико!

Ты возьми, Соловей, чианури мою,
Схорони чианури в родимом краю!
Я, несчастный Григол, эту песнь, умирая, пою.
Хинико, хинкико!

1833

Авлабарские казармы

К Саломэ (от Бежана-портного)

Нет конца утехам и веселью
Над твоею новой колыбелью.
Возвращайся, солнышко, домой!
Пусть они баюкают малютку,
Не смыкая глаз ни на минутку,
Возвращайся, солнышко, домой!
А Венере, матушке дитяти,
Я спою сегодня на закате:
Возвращайся, солнышко, домой!
Счастье ножниц, если ты здорова,
Не забудь влюбленного портного, —
Возвращайся, солнышко, домой!
Кто папаша — разве я скрываю?
Свой покрой я издали узнаю.
Возвращайся, солнышко, домой!
Пусть царице роз не будет жалко,
Что порой чарует нас фиалка.
Возвращайся, солнышко, домой!
Что мне делать? С сердцем сладу нету
Я люблю и ту, люблю и эту.
Возвращайся, солнышко, домой!
Но когда другой с тобою дружит,
Он меня как по сердцу утюжит.
Возвращайся, солнышко, домой!
Ты — свеча, я — бабочка ночная!
Горе мне! Я плачу, умирая:
Возвращайся, солнышко, домой!
Ах, любовь заставит быть поэтом,
Но легко ль портняжкой быть при этом?
Возвращайся, солнышко, домой!

1834

Вильно

К С<офь>е

Ты роза? Нет!
Лилея? Нет!
Но в сладостном блеске волшебных ланит
Их образ незримый таинственно слит.

Блажен соловей, что во мраке аллей
Поет сладострастие роз и лилей!
Блажен, кто тобою
Живет неустанно,
Кто локонов негу вдохнет,
Кто смелой рукою
Касается стана,
Кто пояс любви разомкнет!
Блажен, чья душа,
Любовью дыша,
Умчится навстречу цветам, —
Волшебные сны
Дыханьем весны
Ее убаюкают там!
О, нежные очи,
В сиянии ночи
Вы — ясные звезды, вы страсти приют!
Зачем вы горите,
Кому вы сулите
Блаженство и негу счастливых минут?
Когда окружают
Тебя кавалеры
Блестящей толпою ночных мотыльков,
 Когда увлекают
Твой разум химеры
И сердце открыто на пламенный зов, —
 Я не грущу,
Я всё прощу,
И буду я счастлив вполне,
Коль в сумраке дня
Ты вспомнишь меня —
По-прежнему верная мне!

24 ноября 1835

Рига

Моей сестре Евфимии

Утешенье мое, упованье мое и отрада,
Утоление сердца во мраке томительных лет,
О сестра дорогая, одна ты мне в жизни награда,
Только ты охраняешь меня от печалей и бед.
Только ты, как звезда, над пустынной сияешь тропою,
Чтобы грозные тучи улыбкой своей разогнать,
И, согретое лаской, беседует сердце с тобою,
И смеется, и плачет, и тянется к жизни опять.

На заре моих дней, у истока живых впечатлений,
Открывая глаза, озаренные блеском светил,
В этом мире я видел лишь яркую пышность растений
И сиянье любви в неиспорченном сердце носил.
Терн казался мне розой. Любовь ликовала и пела
В переполненном сердце. Не ведая слез и забот,
Окруженный друзьями, смотрел я в грядущее смело,
Веселился и пел беззаботно, как птица поет.

Но пора миновала, и где оно — счастье былое?
Даже тени его не осталось от прожитых дней.
Одинокое сердце, навеки забыв о покое,
Как бессильная жертва в когтях у судьбины своей.
Вихрь превратной судьбы налетел на меня издалека,
Груды туч грозовых заслонили сияние дня,
Чашу, полную радости, крылья железного рока
Унесли, увлекли и низвергнули в бездну меня.

И низвергнули в бездну, откуда ни слез, ни рыданья
Не услышит прохожий, где в мертвых глубинах земли
Опалили меня безутешные слезы страданья,
Где друзья и родные утешить меня не могли.
О, как медленно шло в заточении быстрое время!
Отпечаток его на лицо мое скорбное лег.
Не воскреснет душа, чтобы сбросить печальное бремя,
Чтобы вырвать из сердца облитый слезами клинок!

Шли своим чередом бесконечные дни и недели,
Я считать перестал их, я стал равнодушен к судьбе,
Разум мой притупился, желанья мои охладели,
Я забыл о слезах, перестал горевать о себе.
Я забыл о слезах. Даже этой последней отрады
Я лишился, несчастный; объятый бессмысленным сном,
Я припомнить не мог, кем я был в этом мире когда-то
И во что превратился в печальном безумье своем.

Лишь однажды — я помню — мне ласточка в небе пропела.
Я услышал ее. Мне почудился голос родной,
Словно чья-то душа мне послать утешенье хотела…
Я запел ей в ответ. Ах, не песня, но жалобный вой
Прокатился по сводам, и своды его повторили.
Пораженный, я смолк, не узнав своей песни.
С тех пор, Испугавшись себя, замолчал я в холодной могиле,
И молчал я, покуда на двери не дрогнул затвор.

Миг блаженный настал, и она отворилась, темница.
Я шагнул за порог. Я от света едва не ослеп.
Боже мой! Те же горы и та же прохлада струится!
Так же солнце блестит, так же зреет за городом хлеб!
Я помчался на родину. Я умирал от волненья.
Я стремился домой. Я надеялся счастье вернуть.
Но да будет он проклят — бессмысленный день возвращенья!
Если б только я знал, чем окончится горестный путь!

Как я выжил тогда! Почему меня скорбь не убила?
Тот, к кому я стремился, тоскуя о ком, изнемог,
Уж не встретил меня… Предо мною зияла могила.
Я смотрел на могилу. И слез я исторгнуть не мог.
И состарилось сердце. И в горе своем одиноком
Я познал, сколь обманчива счастья неверная тень.
И смотрю я на жизнь недоверчивым опытным оком,
И крещусь я впотьмах, провожая безрадостный день.

Утешенье мое, упованье мое и отрада,
Утоление сердца во мраке томительных лет,
О сестра дорогая, одна ты мне в жизни награда.
Ты одна охраняешь меня от печалей и бед.
Только ты мое сердце своей согреваешь любовью,
О свиданье с тобой день и ночь небеса я молю,
Чтобы в час моей смерти, склонясь к моему изголовью,
Горсть родимой земли ты на грудь уронила мою.

1835