Марина Струк - В тебе моя жизнь...

• Название: В тебе моя жизнь...
• Автор: Марина Струк
• Жанр: Исторические любовные романы

---

Да, он желал подождать, ответил ему Загорский, и Игнат тотчас провел его вглубь дома, в прохладу комнат, остановившись в голубой гостиной.

— Не желает ли ваше сиятельство прохладительного? — осведомился Игнат, когда Загорский расположился в кресле, раскинувшись в нем, будто он был у себя дома. Да не только поведение князя насторожило дворецкого — с взлохмаченными от длительной скачки волосами, покрасневшими белками глаз и нечищеными сапогами, он выглядел довольно странно на взгляд Игната. От раздумий его отвлек ответ князя, что он бы с удовольствием перекусил бы с дороги, так как с самого утра у него во рту не было ни крошки.

— Что это? — Загорский вдруг показал хлыстом на сверток на резной подставке для картин. — Новое приобретение Анатоля Михайловича?

Игнат перевел взгляд на картину, что доставили нынче утром из Петербурга из мастерской господина Соколова[429], и честно поведал гостю, что это портрет ее сиятельства графини Ворониной с дочерью. Графиня сама еще не видела его, так как тот был доставлен после ее отъезда в церковь. Игнат сначала с недоумением, а после с ужасом наблюдал, как князь поднимается со своего места, подходит к завернутому полотну и начинает рвать упаковочную бумагу, открывая взгляду портрет.

— Что вы делаете, ваше сиятельство? — вскричал Игнат. Он бросился было к Загорскому, чтобы остановить его, но остановился на месте, когда тот вдруг замахнулся на него хлыстом. Тогда он тут же развернулся и бросился к звонку, дергая и дергая за шнурок, кляня лакеев, что не слышали звонка. После он вспомнил, что почти все люди, даже комнатные слуги, были заняты на осушении паркового водоема, и бросился вон из комнаты, чтобы найти хоть кого-нибудь себе в подмогу и остановить этот вандализм, который, по его мнению, всенепременно сейчас свершится в гостиной — такое лицо было у князя Загорского!

Сергей тем временем освободил полотно от бумаги, что скрывало его от взгляда, и замер на месте. Портретист ни капли не умалил красоты Марины. Она сидела вполоборота к зрителю в легком белоснежном платье в лазуревым поясом и высоким кружевным воротом. Ее волосы были подняты вверх и заколоты в несколько буклей, которые были украшены маленькими цветами чубушника, открывая глазу линию ее длинной шеи. Ее изумрудного оттенка глаза словно таили в себе некую тайну, что забавляла обладательницу этих дивных очей, ведь ее губы, казалось, сейчас раздвинутся в легкую улыбку.

Сергей протянул руку и коснулся Марининого лица на потрете, затем провел по линии ее плеча, по руке, что тянулась вниз и сжимала в ладони маленькую ладошку. Он перевел взгляд на девочку, что была изображена подле матери, и ощутил, как вдруг сердце остановилось в его груди, пропустив пару тактов. Светлые, почти льняные локоны обрамляли маленькое круглое личико и пухленькие щечки, широко распахнутые серые глаза удивленно смотрели на зрителя, словно тот только что прервал уединение дочери и матери.

Копия, правда, с небольшими различиями, той юной прелестницы, что сидела у ног матери, подле маленького брата, на портрете, который висел в галерее имения Загорских. Его сестры Элен.

Загорский отшатнулся от полотна и прижал руку к сердцу, которое в этот момент так судорожно сжалось, что ему стало не хватать воздуха. В это мгновение его слух снова начал разбирать звуки дома, что ранее не проникали в его сознание, пока он осматривал портрет. Он вдруг выпрямился и, распахнув двери гостиной, направился вглубь усадебного дома. Странно, но по пути Сергей никого из комнатных слуг не встретил и без труда достиг той комнаты, куда его словно вела какая-то невидимая рука.

Через распахнутые двери одного из покоев он услышал тихий напев, который выводил тонкий детский голосок:

Alouette, gentille alouette,
Alouette, je te plumeri.

Тут же ошибку в песенке поправил женский голос, с типичным французским прононсом:

— Je te plumerai, ma petite comtesse, — и детский голосок послушно пропел уже правильный вариант:

Alouette, gentille alouette,
Alouette, je te plumerai.

Сергей, переводя вдруг сбившееся дыхание, заглянул в комнату и увидел сидящую на ковре девочку, склонившуюся к фарфоровой кукле, с которой она сейчас пыталась снять платье, и это пока ей не удавалось. Недалеко от нее у окна сидела молодая женщина («Бонна», определил Сергей) и читала книгу на французском языке. Она тотчас заметила Сергея и вскочила со своего места, размахивая руками и тараторя от волнения:

— Qui êtes-vous? Qu'est-ce que faites vous ici? Où est domestique? — она попыталась остановить Сергея, но тот легко обошел ее и присел на корточки перед девочкой, что наблюдала за ними сейчас без всякого страха, с любопытством. Тогда бонна метнулась к дверям и закричала во весь голос. — Ohé! Ohé là-bas! Viens ici! Ici![430] — Потом она сообразила, что ее могут не понять, и принялась кричать уже на ломанном русском, не отрывая тем не менее взгляда от странного визитера. — Сьюда! Сьюда!

Сергей же не обращал внимание на вопли бонны. Он смотрел, не отрывая взгляда от дочери, что сейчас вдруг протянула ему маленькую ладошку:

— Helen Voronina, enchanté de faire votre… votre…, — девочка смущенно замолчала, видимо, не в состоянии выговорить столь длинное французское слово, и Сергей помог ей:

— …сonnaissance[431].

Леночка кивнула, улыбаясь ему, а он коснулся губами ладошки этой маленькой барышни, с трудом отпустив ее после из своих рук. Она заинтригованно смотрела на Сергея, не отводя своего пристального взгляда от его лица.

— Я играю, — сказала она по-русски и показала ему куклу, а потом поморщилась, когда бонна взяла чересчур высокую ноту в своем призыве к слугам. — Кричит?

— Он просто испугалась меня, — пояснил Сергей. — А ты не боишься меня?

— Non, — качнула головой Леночка, и ее кудряшки так и подпрыгнули при этом движении. Сергей еле сдержал себя, чтобы не провести по ним ладонью, ощутить их мягкость. — Я ничего не боюсь. А скоро у меня будет пони. Это cheval petite[432].

— Это хорошо, — согласился с ней Сергей. Она вдруг перестала улыбаться, глядя на него, стала встревожено смотреть в его глаза, сморщив смешно лобик.

— Ты плачешь? У тебя что-то болит?

— У меня болит сердце, — честно ответил ей Сергей, и она нахмурилась еще больше.

— Я не хочу, чтобы кто-то болел. Но maman болеет, — она так смешно вздохнула, изображая, как она огорчена этим обстоятельством, что Сергей не мог сдержать улыбку. На его плечо вдруг легла легкая морщинистая рука, и мягкий голос произнес:

— Вам трэба уходзиць з гэтай паловы дома. Хутка тут будуць лакеи. Хадзем, ваша яснавяльможнасць, хадзем со мной, — и после, уже к бонне. — Ды змоўкни ты, абвяшчэння! Уходзиць ен![433]

Сергей в последний раз заглянул дочери, не сдержался и все же провел ладонью по ее кудряшкам, мягким и таким приятным на ощупь.

— Au revoir, ma bonne![434] — тихо прошептал он, но Леночка его услышала и кивнула ему, снова протягивая руку для прощального поцелуя:

— Au revoir, monsieur!

Всего несколько минут, но эти мгновения перевернули его жизнь. Сергей молча шел за Агнешкой, обратно в гостиную. Она что-то говорила ему, ни на минуту не умолкая, но он понимал ее через слово, ведь с волнения та совсем забыла русскую речь. Но имя Марины он без особого труда разобрал в этом потоке слов и тут же остановился.

— Я не хочу видеть ее. Не сейчас, — он потер веки, а потом устремил взгляд на Агнешку, настолько тяжелый и холодный, что та поежилась. — Где я могу найти бумагу и чернила? Записку оставлю.

Агнешка распахнула одну из дверей и провела его в кабинет. Судя по тому, что в кресле лежала небрежно брошенная шаль, а также по искусно расписанному фарфоровому письменному прибору на бюро, Сергей определил, что находится в половине Марины. Из полуоткрытых боковых дверей до него донесся слабый сладкий аромат духов, и он пошел на этот запах, словно завороженный им, взял со спинки стула тонкую сорочку, погладил пальцем легкую ткань. Он закрыл глаза, даже сильно зажмурил их, а по щекам его заходили желваки, и Агнешка, стоявшая в дверях, поспешила сказать:

— Не трымай на яе зла, барин. Не трымай![435]

Сергей тут же очнулся от своих мыслей, услышав ее голос. Бросил сорочку на стул и вернулся обратно в кабинет, к бюро, где было схватился за бумагу и перо, но, заметив книгу, лежащую подле письменного прибора, потянул ее к себе. Он нашел необходимую страницу и быстрыми резкими движениями подчеркнул несколько строк, макнув перо в чернила. Затем оставил все на столе и вышел вон.

Агнешка бросилась было за ним, но ее возраст не позволял ей уже передвигаться также быстро, и она отстала. А когда до нее из распахнутых окон донесся звук лошадиных копыт по камню подъездной аллеи, поняла, что торопиться уже некуда.

Весь дом прямо бурлил в ожидании возвращения графини, которой тут же послали сообщение о странном визите князя. Бонна, уверенная, что маленькую графиню пытались похитить, не отпускала руки девочки ни на минуту, чем вызвала у той злость и довела до слез. Агнешка с Параскевой на пару налетели на ту, пытаясь отобрать у нее дитя, но та не отдавала, заслонив девочку собой. Игнат громко призывал к порядку спорщиц, грозя, что всенепременно отправит всех на конюшни, и в первую очередь лакеев, что все же должны были быть поближе к дому. А вдруг, грабители бы приехали, вопил он, вызывая смех в задних рядах отчитываемой дворни, собравшейся в передней, что распаляло его еще больше.