Марина Струк - В тебе моя жизнь...

• Название: В тебе моя жизнь...
• Автор: Марина Струк
• Жанр: Исторические любовные романы

---

Она не знала, что тот, кого она так звала к себе перед тем, как уйти, сейчас вцепился в жилет Анатоля так сильно, что побелели костяшки пальцев. Анатоль в свою очередь держал его за мундир, не давая ему двинуться с места. Арсеньев, бледный от напряжения и злости на обоих, пытался разъединить их, расцепить их мертвую хватку.

— Прошу вас! Прошу вас! — взывал он к разуму своих друзей, что так и сверлили друг друга убийственными взглядами, полными ярости и решимости идти до конца. — Как вы можете? Ныне? Серж! Анатоль!

Арсеньев знал, что этим и закончится их визит, когда они с Сергеем, ужиная в ресторации Talon’а, получили короткую записку из дома Ворониных о состоянии Марины, ответную на очередное послание Загорского. Загорский тут же сорвался с места, белый от тревоги за ту, что уже сутки промучилась в родах, и никакие доводы его друга не могли удержать ныне от визита в особняк на Фонтанке.

Их не пустили дальше передней, сославшись на то, что барин никого не велел принимать, и они уж было повернулись вон из дома. Но тут лакей впустил в переднюю барыню в вишневом салопе, обитом мехом рыжей лисы, и Арсеньев с Сергеем узнали в ней Анну Степановну. Та скинула верхнюю одежду на руки лакея и, только повернувшись лицом к ним, разглядела, что не одна в передней.

— И вы приехали проститься с ней? — голосом полным слез спросила она, глядя в глаза Загорскому, и Арсеньев понял, что сейчас ему никак не увезти Сергея прочь из этого дома. Только не после этих слов. Таких страшных для уха Загорского, убивающих наповал сильнее любой пули.

И он сам отстранил лакеев, преградивших было им с Сергеем путь в гостиную вслед за матерью Марины, что едва сдерживала рыдания сейчас и еле шла, путаясь в юбках, сквозь анфиладу комнат в салон, где ее ждал зять. Она кинулась ему на грудь, разрыдавшись, только сейчас осознав, что она действительно может потерять дочь, увидев выражение глаз Анатоля. Всегда собранный, всегда аккуратный в своем внешнем виде, сейчас он был растерян и бледен, без мундира или сюртука, только в рубахе и жилете.

— Неужто, Анатоль Михайлович? Неужто…? — проговорила она глухо в платок, что прижимала ко рту.

— Боюсь, что да, Анна Степановна, — ответил ей зять хриплым голосом. Он предпочел сделать вид пока, что не заметил незваных гостей на пороге салона. — Прошлой ночью начались схватки, а к вечерне она разродилась. Мальчик. Он умер, едва сделав первый вздох. Доктор сказал, что, судя по следам на голове ребенка, он получил ушибы во время падения Марины, и не выжил бы, даже если бы она доносила. Сейчас он пытается спасти Марину, но кровотечение… Он сказал, чтобы мы были готовы. Чтобы призвали батюшку, — он замолчал и сильнее сжал плечи Анны Степановны, что разрыдалась во весь голос. — Ступайте к ней. Идите же. Она сейчас в обмороке, но вдруг все же придет в себя.

Анна Степановна ушла, сопровождаемая лакеем, а Анатоль не спешил поворачиваться к мужчинам, что стояли в комнате. Затем он сложил трясущиеся руки на груди и отошел к ярко горящему камину, уставился в огонь.

— Зачем вы пришли сюда? Я никого не хочу видеть! — по-прежнему не поворачивая своего взгляда к ним, произнес он. — Я не хочу, чтобы тут собрались многочисленные утешители, потому и отказываю ныне всем. Ты можешь остаться, Paul, но он… Серж должен уйти!

— Это не по-христиански, Анатоль, — мягко сказал Арсеньев, подходя к нему, кладя руку на его напряженное плечо. — Будь же милосерден.

— Милосерден? — Анатоль резко повернулся и взглянул на друга. — Милосерден? Почему никто не милосерден ко мне? Даже Господь оставил меня! Сейчас, когда он собирается отнять ее у меня, она по-прежнему закрыта для меня! Его! — он вперил указательный палец в Загорского, закричал во весь голос, заставив Арсеньева вздрогнуть от неожиданности. На него дохнуло запахом бренди, и тот понял, что Анатоль уже выпил сегодня и выпил немало. — Она зовет его! И тогда, когда упала, и сейчас, в бреду! Он и только он!

Глаза Сергея блеснули каким-то странным огнем в свете свечей, он подошел ближе к Анатолю и вдруг мягко попросил:

— Позволь мне увидеть ее. Ты любишь ее и потому знаешь, что я сейчас чувствую. Знаешь, как разрывается сердце от этой боли, что ныне она…, что более ее не будет. Не взглянет на тебя своими дивными глазами, не улыбнется радостно, не прошепчет ласково твое имя. Более не коснется руки или волос, не прошелестит ее платье где-то вдали в комнатах. Я многое терял в этой жизни. И многих потерял, так и не сказав последних слов, будучи лишенным такой возможности по собственному малодушию, ты прекрасно знаешь это. И сие до сих пор мучает меня, заставляет подчас так горько сожалеть о былом, — Сергей положил свою руку на плечо Анатолю, заняв место Арсеньева, отступившего поодаль, давая им возможность уладить этот вопрос глаза в глаза. — В эту минуту нам нечего с тобой делить. Отныне только Господь будет владеть ею безраздельно, но — ни ты и ни я. Никогда более. Я прошу тебя, во имя всего святого, дай мне возможность увидеть ее в последний раз. Всего один миг, и я уйду, клянусь тебе в этом. Не откажи мне, прошу тебя.

Казалось, Анатоль сейчас согласится. Было видно, что черты его лица немного смягчились, а в глазах промелькнула какая-то странная тоска. Но спустя миг его челюсти напряженно сжались, а сам он напустил на себя холодный равнодушный вид.

— Увидишь в церкви на отпевании, — зло бросил он. А затем добавил. — Если я позволю допустить тебя к гробу.

Загорский тут же схватил его за грудки, притянув к себе с каким-то свистящим звуком, что вырывался из-за его стиснутых зубов.

— Как же ты мелок в своей злобе и ревности! Как ничтожен! — прошипел он Анатолю в лицо, и тот тоже схватился за мундир Сергея, не позволяя тому тянуть его на себя.

— Я мог бы убить тебя за такие слова! — ответил он Загорскому. Они сейчас с такой злобой глядели друг другу в глаза, что Арсеньев быстро метнулся к ним, желая не дать им в запале совершить необдуманных поступков.

— Прошу тебя, Серж! Разве ты не видишь, что он пьян, что он не в себе от горя! — Павел попытался разжать пальцы сначала Анатоля, а после принялся за руку Загорского, потерпев неудачу. — Нашли время выяснять отношения! Стыдитесь! — Сергей помедлил, но все же отпустил жилет Анатоля, потом резко ударил того по рукам, вынуждая отпустить собственный мундир. Отошел в сторону, достал сигару и, присев к камину, прикурил ту от огня, не спрашивая разрешения хозяина, что укололо в очередной раз самолюбие того.

Анатоль отвел в сторону руки Арсеньева, поправил свой жилет, слегка помятый в ходе их размолвки с Сергеем, затем направился к дверям из салона. На пороге он помедлил, глядя на то, как курит, сидя в кресле у камина, Сергей, такой хладнокровный, такой обманчиво спокойный. Но по жилке, бьющейся у того на виске в бешеном темпе, Анатоль ясно видел, что тот вовсе не так безмятежен, каким кажется, и, следуя слепо на поводу какого-то гадкого чувства, сидящего внутри его души и подталкивающего его к этому, нанес еще один удар:

— Она всегда была моей, и моей отойдет. И пусть она зовет тебя, но я буду последним, кто примет ее вздох, кто закроет ей глаза. Я иду нынче к ней, вы же можете быть тут, сколько будет угодно. Я дам знать, когда… когда…

Он не смог договорить, вдруг пошатнулся, схватился за косяк и слегка повис на нем, словно ему тяжело стоять нынче. А потом вдруг резко оттолкнулся и вышел вон из салона, оставив друзей одних. Арсеньев опустился в кресло напротив Сергея, который сейчас устало уронил голову на скрещенные перед собой руки.

— В нем говорит алкоголь и шок, — аккуратно проговорил он. — Ты же видишь, что он пьян. Вспомни, он всегда был безрассудно вспыльчив. Сколько нам стоило усилий уладить многочисленные ссоры в корпусе, когда мы учились! Из скольких передряг его вытаскивали! Ты же знаешь его нрав — сначала делает, а потом раскаивается в содеянном.

— Оставь! Я не хочу сейчас слушать об том! — резко отозвался Сергей. — Ты всегда защищал его, всегда находил ему оправдания. Но сейчас он не тот мальчик, что потерял родителей и был совершенно неискушен в интригах корпуса. Но будет! Я не хочу говорить сейчас о нем! — он замолчал, прикусив губу, и уставился в камин, словно пытаясь в огне найти ответы на все вопросы, словно надеясь найти в нем утешение своей боли. Арсеньев коротко кивнул, а после отошел к окну и, заложив руки за спину, уставился на темный сад.

Сергей же погрузился в себя, вызывая в памяти любимое лицо, но не такое, какое должно быть сейчас наблюдал Анатоль в спальне наверху — безжизненное, бледное, без единой кровинки. Он же воскрешал в памяти совсем иное — улыбающееся, с рдеющими щеками, со счастливыми глазами этого редкого глубокого оттенка летней травы. Он попытался представить, как подходит к кровати, в которой должна сейчас лежать Марина, как опускается подле нее на корточки, как берет ее за руку. Медленно подносит ее руку к губам и тихим шепотом произносит ее имя, и она поворачивает к нему лицо, улыбается при виде его.