Марина Струк - В тебе моя жизнь...

• Название: В тебе моя жизнь...
• Автор: Марина Струк
• Жанр: Исторические любовные романы

---

Последние слова она выкрикнула ему в лицо, и Сергей поморщился от этой истерики, от этого домашнего скандала, которого только ему ныне и не хватало для полноты несчастия. Старый князь, тоже недовольный поведением невестки, поспешил вмешаться в их ссору, быстро прикрывая двери, чтобы домашние слуги не слышали их слов:

— Прошу тебя, Серж, отпусти супругу, ты же видишь, она не в себе. Весьма расстроена твоим арестом, сложившимся положением вещей. А вы, моя дорогая! Я удивлен вашим поведением, Варвара Васильевна, опуститься до подобной склоки, до крика. Аки торговка. C’est honteux![543]

Сергей отпустил ее локоть, и Варенька упала на ковер, заливаясь слезами, будто не в силах более стоять на ногах. А потом вдруг снова метнулась к нему, обхватила руками его колени, прижалась мокрым от слез лицом к его ногам.

— Не ходи, прошу тебя, не ходи никуда! Я чувствую, что не вымолить мне тебя ныне, не вымолить! Не ходи!

— Варвара Васильевна! Варенька! Умоляю вас! Поймите, il est impossible de le faire[544], — Сергей пытался успокоить ее, но она еще неистовее плакала и прижималась к нему, отрицательно качая головой на его увещевания.

В итоге пришлось кликнуть лакея, и тот унес упирающуюся барыню наверх. Сергей проводил ее долгим взглядом, а потом попросил деда:

— Вызовите ей доктора, уж слишком бурно. И прошу вас, увезите ее в деревню. Не стоит ей тут оставаться, пока дело решается.

— Ну, с Богом, Сережа, — обнял его напоследок старый князь. — С завтрева поеду хлопотать по твоему делу. Бог даст, все обойдется!

— И о ней, о Марине Александровне, позаботьтесь, grand-père. Нынче ей совсем худо будет, — Сергей немного помолчал, а после добавил. — А о моем деле ей ни слова, ни единого. Ни к чему это.

Он оттолкнулся от стены ладонями, повернулся и пустился в очередной путь, на этот раз к двери. Два месяца в этой камере, и еще неизвестно, сколько времени будет впереди. А может, и не будет, ведь следственная комиссия уже вынесла свое решение.

За секундантство на дуэли, унесшей жизни двух офицеров, не имевшей серьезных обстоятельств, кроме как пустой пьяной ссоры, как выходило по свидетельству очевидцев, за недонесение об оной властям князь Загорский был приговорен несколько дней назад к высшей мере наказания согласно Уставу Петра I — казни путем повешения за шею. Остальные участники этой трагической авантюры приговаривались: кавалергард де Шарни — к понижению в звании и заключению в крепости сроком на два месяца, принимая в виду его раскаянье и содействие расследованию, а Арсеньев — к высылке из столицы с невозможностью проживания в крупных городах империи сроком на два года.

На комиссии Сергей лишь улыбнулся, приподняв правый уголок рта, услышав собственный приговор. Единственное, о чем он сожалел тогда и жалеет теперь, что смерть будет такая некрасивая — не в бою от руки неприятеля, не у барьера, защищая свою или чью-то честь. А потом, уже в камере, оставшись наедине со своими мыслями, вдруг к нему пришло осознание того, что он более никогда уже не покинет этих стен, разве что в последний путь на эшафот. Никогда более не проедет верхом на Быстром по лугам Загорского, не вдохнет запах свежескошенного сена. Никогда более не тронет Ее кожи, Ее волос, не услышит Ее мелодичного голоса, шелеста Ее юбок…

Марина. Невозможность быть рядом с ней в этот трудный для нее час причиняла ему невыносимую боль, вгоняла его в тоску. Он знал со слов Арсеньева, что церковные власти отказали Анатолю в отпевании, как отказали в отпущении грехов перед кончиной, ссылаясь на церковный устав, что приравнивал убитых на дуэли к самоубийцам. Очередной удар для Марины.

Сергей тогда разбил кулак в кровь о каменную стену камеры, думая о том, как ей тяжело ныне, а он ничем не способен ей помочь. О том, что не был с ней, когда она писала и писала письма государю, умоляя его поспособствовать в решении вопроса об отпевании ее супруга. Марина, в конце концов, добилась своего — император распорядился, чтобы обряд погребения его бывшего адъютанта был проведен по правилам, даже самолично прибыл в церковь на отпевание, показывая своим поступком, что простил сумасбродную выходку Анатоля.

Сергей знал, что дело непременно закончилось бы этим благополучным исходом. Просто государь показал всему свету, насколько недоволен он дуэлями среди дворянства. Потому Сергей уже заранее знал, что ему, как всем известному бретеру и дуэлянту, вынесут самый строгий, показательный приговор. Он не надеялся на иное, в отличие от его деда и супруги, от Павла, для которых решение следственной комиссии привело в шок и отчаянье.

Его маленькая жена до сих пор плакала каждый раз, как навещала его. Она наотрез отказалась покидать Петербург, пока дело супруга не решится, посещая его мрачное узилище почти каждый Божий день. Вообще-то посещения узников были строжайше запрещены, но его дед хорошо знал коменданта крепости, и потому в этом препон не возникло.

— Это вам во испытание вашей воли, супруг мой, — проговорила задумчиво Варенька, в первый раз навестив его тут, в этой камере, оглядев каменные стены, маленькое оконце, грубую и скудную обстановку: кровать с жестким матрасом и колючим шерстяным одеялом. Разумеется, спустя неделю Степан, которого раз в два дня пускали в камеру, чтобы сменить барину белье и принадлежности, немного облагородил его постель: принес две перьевые подушки и легкое покрывало.

— Быть может, это вам даровано свыше в знак того, что жизнь ведете неправедную, полную грехов, — она достала из ридикюля небольшую икону и протянула ему. — Вот, лик Сергия Радонежского, вашего покровителя. Обратитесь к нему, и я уверена, что он явит вам свою милость, не оставит вас в трудностях ваших. Молитесь, как я молюсь неистово еженощно, и тогда все разрешится благополучно.

Сергей тогда улыбнулся и ласково погладил пальцем ее щеку, заставив ее смущенно потупить взгляд. На миг воцарилась идиллия меж ними, ведь Варенька пообещала ему никогда более не вспоминать того, что говорила в день его отъезда в крепость, обещала забыть о том, что узнала так неосторожно. Но эта идиллия тут же была нарушена — его маленькая жена вдруг схватила его за руку и порывисто проговорила:

— Что вы намерены делать со мной, Сергей Кириллович?

— Я не понимаю вашего вопроса, — ответил он, прекрасно видя, о чем она ведет речь. Раздражение вдруг захлестнуло его волной, перепутываясь со злостью — как низко она думает о нем!

— Намерены ли вы оставить меня? Теперь, когда Марина Александровна отныне свободна для последующего брака. Желаете ли вы развод?

Сергей подскочил, как ошпаренный, с кровати, на которой они сидели, отошел быстрым шагом к оконцу и уставился в него, заложив руки за спину.

— Vous direz des absurdités![545] — сказал он раздраженно. — Помилуй Бог, Варвара Васильевна! Анатоля Михайловича еще не успели положить в землю, только обоз выехал из Петербурга в Завидово, а вы такие речи ведете! Вы моя супруга перед Богом и людьми, и ничто не изменит этого. Ничто!

Варенька поднялась с постели и медленно приблизилась к нему, коснулась ладонью напряженных мышц его спины.

— Простите меня, — тихо проговорила она. — Просто я так боюсь…

— Нет причин для того! — оборвал ее Сергей. А потом повернулся к ней, взял ее ладони в свои руки, коснулся каждую губами в коротком, слегка отстраненном поцелуе. — Вы моя супруга, Варенька. Я никогда не оставлю вас. Я клялся почитать вас и заботиться о вас до самой своей смерти и намерен выполнить свои клятвы.

Почитать и заботиться! Но не любить! Варенька не могла не отметить этого, услышав слова супруга. Все эти поцелуи и нежные прикосновения приносили ей не только радость и отраду. Они также повергали ее в тоску, ведь она понимала, что они скорее вызваны долгом, велением рассудка, а не сердцем. Она слышала от челяди, что шепталась иногда о хозяевах, что в роду Загорских мужчины были непременно однолюбы: отец Сергея любил только одну женщину, свою супругу, а дед, Матвей Сергеевич, рано потеряв горячо любимую жену, так снова под венец и не пошел, что вызывало удивление окружающих. Она слушала эти шепотки, и ей становилось худо при мысли, что так никогда ей и не удастся получить столь желаемое — сердце своего супруга, его любовь.

Сергей уже почти вернулся на начальную точку своего обхода камеры — к оконцу, когда за дверью загрохотало, и глазок распахнулся, показывая арестованному часть лица солдата-надзирателя. Тот обвел взглядом камеру, убедился, что Сергей на месте, а потом захлопнул его и загремел ключами.

Будто, он куда-то мог улететь через это маленькое окошечко в стене, усмехнулся Сергей, а потом нахмурился, гадая, кто мог к нему пожаловать. Это точно не жена, к обедне только прозвонили. Арсеньев же был в Киреевке — отбыл тотчас, получив на руки предписание. А дед не планировал нынче визита к нему, безрезультатно осаждая приемную государя, дабы умолить его о снисхождении к Сергею, смягчить его наказание. Только вот смотря как — в Уставе было также прописано и лишение прав и привилегий, а, по мнению Сергея, уж лучше смерть, чем лишение дворянства.