Кейтлин Крюс - Вожделенная награда

• Название: Вожделенная награда
• Автор: Кейтлин Крюс
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-227-02981-2

Могут ли месть и удовольствие идти рука об руку? Тристанна всю жизнь избегала таких мужчин, как Никос, но теперь у нее нет выбора. Она готова принести себя в жертву…

---

Он вдруг остановился, и она подозрительно повернулась к нему. Бриз, долетавший с моря, ерошил его густые темные волосы, взгляд был тяжелый.

— Что за человек твой брат, что считает возможным поднимать на тебя руку? — осуждающе спросил он. — Наверняка твой отец не одобрил бы такого поведения, будь он жив.

Наверно, Тристанна сорвалась из-за уверенности, звучавшей в его голосе. Она вспыхнула от стыда и гнева, направленного на этого человека, стоящего перед ней в свете окон ресторанов. Он во всем виноват! Ей было противно от мысли, что он знал, какого нелестного мнения о ней ее брат, какой бесполезной считает ее. И как характеризовало ее саму то, что ее волновали мысли Никоса о ней, хотя не должны были значить ровным счетом ничего?

— Что Питер за человек? — спросила она, чувствуя, как гнев рвется наружу. Что ж, это лучше, чем слезы, что угодно лучше, чем слезы. — Я не знаю, что сказать. Обычный мужчина! Они ведь все в той или иной степени одинаковые, разве нет?

Он изогнул бровь:

— Осторожнее, Тристанна. — Но она не желала быть осторожной.

— Они требуют, они хотят все держать под контролем. Они отдают приказы, нисколько не заботясь о чувствах и желаниях окружающих. — Она бросала слова ему в лицо, но он не двигался, молчал, и только его глаза становились все темнее. Однако ее уже было не остановить. — Они могут разрушить все вокруг себя, если им нужно. Что такое маленький синяк по сравнению с тем, на что способен мужчина? На что способен ты?

Мир словно застыл. Веселый уличный шум не пробивался сквозь плотную завесу, окружившую их, и Тристанна слышала только собственное тяжелое дыхание. Она не хотела, чтобы все получилось так, она правда хотела спокойно играть свою роль, как задумала. Может быть, она не могла себя контролировать, как контролировала всю жизнь, и гордилась этим умением, из-за Никоса? Ее жесткий самоконтроль помог ей выжить в бурном море семейной жизни, почему же он подводил ее сейчас?

Никос не шевелился и все равно заполнял собой все пространство вокруг нее. Она знала, что будет так, и боялась этого.

Он протянул к ней руку и убрал волосы с лица так нежно, что воздух между ними зазвенел от напряжения. Он хотел что-то сказать, но передумал, покачав головой.

Какая-то парочка прошла так близко, что чуть не врезалась в Тристанну, но Никос вовремя увел ее в сторону. Его прикосновение обожгло ее. Он молчал, не снимая руки с ее плеча. Тристанне казалось, что она видит исходящую от него силу, озаряющую ее, раскрывая все ее секреты.

Она не должна чувствовать ничего подобного, ни ярости, ни отчаяния, ни этого мягкого, пугающего, чему она не смела подобрать название.

— Это был риторический вопрос, разумеется, — хрипло сказала она.

— Разумеется.

Его глаза блеснули, а губы тронула эта его полуулыбка, и она с ужасом поняла, что страстно хотела увидеть ее.

— Пойдем, — тихо сказал он. — Мы пришли ужинать, а не драться.

Глава 6

Никос так и не смог понять, как посреди оживленной улицы оказался втянут в ссору с женщиной, которая должна была всего лишь согревать его постель. Это противоречило его почти сорокалетнему опыту и очень беспокоило его. Он никогда не принимал близко к сердцу эмоциональные сцены, участником которых был он сам или кто-то другой. Он не привык сдерживать гневные порывы или выступать в роли психотерапевта и давно закрыл сильным чувствам путь в свою жизнь. Уже давно он не отказывался от вызовов и не оставлял обвинения без ответа, предпочитая ударить в ответ как можно сильнее, смешать врага с пылью под ногами, убедиться, что его не станут пробовать на прочность повторно. Но этим вечером все изменилось.

Он сидел напротив Тристанны в своем любимом кафе, выходящем на воду, гадая, что за заклятье она наложила на него, заставив отступить от своих привычек. Отблеск свечей танцевал на ее очаровательном лице. Он даже не попробовал первоклассную еду, которую им принесли, думая об этом внезапном проявлении слабости, самой худшей слабости, и по отношению к кому — к Барбери! Может быть, именно этого она и добивалась? Хотела заставить его нарушить обещания, данные им самому себе? Если так, то он был шокирован тем, как легко она добилась своего. И что теперь? Он расплачется прямо на площади над своим униженным внутренним ребенком? Он лучше отрежет себе голову ножом для масла, лежащим перед ним на крахмальной скатерти.

— Без сомнения, ты самый загадочный член семьи, — сказал он.

Чтобы наверняка уничтожить Барбери, ему была нужна информация, к тому же он больше не мог выносить молчание, переполнившееся подводными течениями и смыслами, о которых ему не хотелось думать. Физическое влечение он понимал, даже провоцировал, но все остальное было под запретом. Он хотел соблазнить ее и сломать, а не утешать.

— Загадочный?

Он заметил, как она напряглась. Ожидала атаки? Возможно, правильно делала.

— Вряд ли.

То, что она была такой красивой, все ухудшало; не очевидной, вызывающей красотой правильной любовницы, но чарующе женственной красотой, от которой кровь приливала к голове — и к паху. Она была слишком хороша для выходца из трущоб вроде него, слишком хорошо воспитана, слишком совершенна. В юности он убил бы за такую женщину, зная, что его прикосновение только испачкает ее, его поклонение унизит ее. Он почти ненавидел ее за то, что она напомнила ему о тех темных временах, когда он отчаянно стремился вырваться из болота, слепо метался в поисках выхода, не пытаясь остыть и начать мыслить трезво, как делал теперь. Однако он уже не был тем ребенком, он изгнал этого демона и давным-давно совладал со всплесками гнева.

— Твои отец, брат и даже твоя мать часто появлялись в лучших домах Европы в последние десять лет, — сказал он, не обращая внимания на вихрь эмоций, бушующих в нем. — Ты — нет. Поговаривали даже, что тебя вообще не существует, есть только легенда о потерянной наследнице Барбери.

Она бросила на него беглый взгляд, снова уставилась в тарелку и улыбнулась той особой улыбкой, от которой в Никосе просыпалась тревога.

— Я не потерянная. Мы с отцом разошлись во взглядах на жизнь, особенно на мое обучение. Я предпочла свой собственный путь.

— Что это значит? — спросил он, не отрывая глаз от ее кожи в вырезе золотого платья, мягко мерцавшей в пламени свечей.

Кажется, она не заметила восторга в его взгляде.

— Это значит, что я захотела получить степень по изобразительному искусству, хотя мой отец считал это пустой тратой времени. Он полагал, что история искусств — более достойная наука: лучше подходит для светской беседы с потенциальным мужем. — Тристанна нервно поиграла с вилкой и положила ее на край тарелки. — А я хотела рисовать.

Ее слова напомнили ему о том, кто они такие. Никос не мог позволить себе роскошь следовать творческим порывам — сначала он был слишком занят борьбой за выживание, а потом много сил и времени уходило на то, чтобы поддерживать благосостояние, удостовериться, что он больше никогда не опустится ниже определенной планки.

— Не очень-то практичный подход, — язвительно сказал он. — Разве не в практичности смысл университетского образования? Не в том, чтобы в будущем уметь обеспечить себя?

— Ты бы нашел общий язык с моим отцом, — сухо ответила Тристанна. — Когда я не последовала его совету, он прекратил оплачивать мое обучение. Когда я переехала в Ванкувер, его чуть удар не хватил: он не привык, чтобы ему перечили. — Она чуть улыбнулась. — Все это не способствовало семейному единению, поэтому меня не было видно в домах Европы.

Он не обратил внимания на насмешливую нотку в ее голосе.

— Я надеюсь, ты не считаешь себя жертвой, — холодно сказал он. — Тот, кто принимает финансовую помощь, не смеет чувствовать себя оскорбленным, теряя независимость. За все надо платить.

Он ожидал, что она расплачется, что повторится сцена на площади, но она только спокойно смотрела на него, прищурившись.

— Не стану спорить, — помолчав, ответила она. — Я не считаю себя лицемеркой, какой тебе, возможно, хочется меня видеть. Переехав в Канаду, я сама зарабатывала на жизнь.

Чувство, которое он определил как гнев, охватило его. Однако оно было не так просто и точно направлено не на нее.

— Ты сама так решила? Или от тебя отреклись?

— Кто знает, кто от кого отрекся? — Голос Тристанны звучал беспечно, но Никос не поверил этой легкости. — Так или иначе, я больше не брала у него ни цента. — Она гордо вздернула подбородок; это сразу напомнило ему о нем самом, и он жестко подавил воспоминание. — Денег у меня немного, но я честно живу и работаю, и все, что у меня есть, принадлежит мне.

Он не мог понять, что конкретно чувствовал, но убедил себя, что это ярость. Они не были одинаковыми, несмотря на ее слова и ее гордость. Кем она была, если не еще одной испорченной наследницей, рассуждающей о своей независимости ровно до тех пор, пока ей это нужно? Она вернулась в Европу почти сразу после смерти Густава, а сейчас наверняка старалась подольститься к брату, в руках которого состояние семьи.