Джеймс Хэрриот - Собачьи истории

• Название: Собачьи истории
• Автор: Джеймс Хэрриот
• Жанр: Домашние животные
• Год: 1994
• ISBN: 0-7181-2709-0

Сборник рассказов английского писателя и ветеринарного врача, давно завоевавшего признание российских читателей. В отличие от ранее опубликованных книг, здесь главными персонажами являются собаки. Написанная с большой любовью к животным и с чисто английским юмором, книга учит доброте.

Для любителей литературы о животных.

Отдельные новеллы этого сборника впервые увидели свет в книгах «О всех созданиях — больших и малых», 1985 (главы 1, 3–6, 24–31, 33, 34, 36, 38–41 и 43), «О всех созданиях — прекрасных и удивительных», 1987 (главы 9, 10, 13, 15–22), «И все они — создания природы», 1989 (главы 44–50) и «Из воспоминаний сельского ветеринара», 1993 (главы 8, 12, 23 и 35).

---

Мне повезло. Я был практикантом у Доналда Кэмпбелла в Ратерглене, прекрасного человека и выдающегося ветеринара; однако при моем интересе к собакам главной моей удачей явилась возможность поработать в приемной великого Уайперса в самом сердце города. Билл Уайперс (теперь сэр Уайперс), впоследствии декан нового ветеринарного факультета Университета Глазго, на много лет опережал свое время. Он начал лечить только мелких животных и поднял свою практику на уровень, в то время неслыханный. Человек блестящих способностей, большого личного обаяния, наделенный неуемной энергией, он вызывал у своих студентов буквально поклонение. Ну а я был совершенно очарован. Весь день только собаки и кошки! А когда я увидел великолепную операционную, первоклассные хирургические методики, рентгеновский аппарат и лабораторию, где производились анализы крови, бактериологические и разные другие, у меня осталась только одна мысль: когда-нибудь и у меня будет то же!

Такое накопление практического опыта имело огромное значение, но в те старые дни было еще одно преимущество перед нынешними: закон тогда не запрещал студентам ветеринарных колледжей работать самостоятельно. Некоторые из нас помогали местным ветеринарам по субботам и воскресеньям, и в возрасте девятнадцати лет я даже замещал ветеринара в течение двух недель. Он уехал отдыхать, а свою практику поручил мне, желторотому студенту. Длились эти две недели целую вечность, но принесли мне большую пользу.

Было удивительно приятно применять свои знания на практике: ведь в колледже мы тоже кое-чему научились. Например, по-настоящему постигли патологию. Об этом позаботился грозный профессор Эмзли. Он был не дряхлым практиком, а динамичным ученым в расцвете лет, обожал свой предмет и умел наводить благоговейный страх. Дюжего сложения, с густыми черными бровями и пронзительными глазами, он усмирял любого из нас одним взглядом. Разнузданные молодчики, бушевавшие на лекциях бедных старичков, в присутствии Эмзли становились пугливыми мышками. И он обучил нас патологии. Жгучими насмешками, жуткими вспышками гнева он вбил ее в наши головы.

Я дрожал перед ним, как и все остальные, но остался навеки ему благодарен, потому что патология лежит в основе любого лечения животных: и в те первые дни, когда я осматривал животных с пневмонией, почечными или сердечными явлениями и старался понять, что за ними кроется, она словно снимала повязку с моих глаз.

Когда я получил диплом и вышел из дверей колледжа в последний раз, меня охватило чувство огромной потери, ощущение, что навсегда ушло в прошлое что-то очень хорошее. В этом ветхом старом здании я провел несколько счастливых лет, и хотя то, чему меня там учили, во многом устарело уже тогда и в моих знаниях было много пробелов, время, проведенное там, было таким беззаботным и радостным, что оно живет в моей памяти, овеянное золотой дымкой.

Когда много лет спустя я провожал моего сына Джимми в Йорк, где ему предстояло начать новую жизнь студента-ветеринара, я сказал ему в дверях вагона:

— Повеселись хорошенько!

Я знаю, он сполна последовал моему совету, но все-таки получить от этих лет больше радости, чем получил я, наверное, не дано никому.

С дипломом в кармане я вышел теперь в широкий мир, но скоро убедился, что мир этот очень холоден и суров. Все годы занятий я словно бы носил шоры и по-прежнему верил в свою мальчишескую мечту. Мысленно я все еще был облачен в белоснежный халат или, окруженный хирургическими сестрами, склонялся над ярко освещенным операционным столом. И я не видел никаких помех для моих честолюбивых устремлений. Для начала найду место помощника ветеринара, работающего с мелкими животными, наберусь опыта, накоплю денег и стану партнером, а то и вывешу дощечку с моей фамилией где-нибудь в Глазго. Будущее мне улыбалось — мир кишел собаками, ждущими только меня.

Но теперь я столкнулся с безжалостной реальностью. Экономическая депрессия тридцатых годов все еще тяготела над нашей профессией, как черный туман, и найти хоть какое-нибудь место представлялось почти невозможным. На каждую вакансию, о которой сообщалось в «Ветеринари рикорд», находилось восемьдесят желающих, а те немногие, кому повезло, получали нищенское жалованье. Квалифицированные ветеринары работали за тридцать шиллингов в неделю, кров и стол; в колонке «ищу работу» нередко, нагоняя ужас, значилось: «согласен работать только за содержание». Вновь и вновь там мелькала эта фраза — вопль тех, кто, подобно мне, был готов на все, лишь бы не сидеть на шее у родителей.

Мои коллеги устраивались продавцами в магазины или на верфи, и я уже совсем отчаялся, когда, наконец, получил приглашение приехать в городок среди йоркширских холмов для личного знакомства. Место осталось за мной, и я не мог поверить в свою удачу. Это было спасение! Но в мою радость вторгалась грустная мыслишка: практика была сельская, и работать мне предстояло с лошадьми, коровами, овцами и свиньями. А как же моя мечта?

Но у меня не было времени на подобные размышления, и видение юного ветеринара в белоснежном халате в стерильной приемной скоро исчезло в небытие. Я работал в резиновых сапогах, голый по пояс, шлепал по грязи и навозу, справлялся с могучими животными. Мне отдавливали ноги, меня брыкали, лягали, швыряли наземь. Городской мальчишка, внезапно перенесенный в глухой сельский уголок со своими нравами и обычаями, я был неумелым пловцом, отчаянно барахтавшимся, чтобы не утонуть. Я все время сознавал, что я чужак и должен завоевать уважение фермеров, которые всю жизнь проводили на скотном дворе и нередко относились весьма кисло к тому, что они называли «книжностью». Дел у меня было сверх головы.

Однако в этой круговерти таилось свое очарование. Я все время работал под открытым небом, дышал чистейшим воздухом, а окружала меня природа, тем более покоряющая, что ничего подобного я не ожидал. Меня удивляло, что прежде я даже не слышал про Йоркшир. Величавые зеленые холмы, вздымающиеся высоко в небо над журчащими по гальке речушками, и серые деревушки, воздушные просторы пустошей и катящиеся по ним волны лилового вереска. Я ненароком очутился в волшебном краю, видимо никем еще не открытом — ведь часто я бывал совсем один среди этих диких холмов. Они дарили волнующее ощущение безлюдия, близости к первозданной природе, и я понял, что судьба, сделав из меня сельского ветеринара вместо собачьего доктора, компенсировала это самым чудесным образом.

С каждым месяцем это чувство все больше переходило в глубокое убеждение: я создан для такой жизни и никогда не вернусь в большой город.

Жаль, конечно, что моя мечта не осуществится — я так долго ее лелеял! Я постарался забыть о ней, но потом мало-помалу осознал, что и здесь вокруг меня собак предостаточно — очаровательнейший их мирок среди деревушек, разбросанных по холмам. Люди и здесь любят своих четвероногих друзей не меньше, чем в городе. Конечно, пациентов для меня среди них будет меньше, но вполне достаточно для приятных передышек в работе с крупными животными. И к моему удивлению, я обнаружил, что мои услуги в этой области нужны, что их ищут. Причина главным образом заключалась в том, что суровые сельские ветеринары той поры, специализировавшиеся на лошадях и коровах, считали ниже своего достоинства снисходить до собак и кошек. Помню, как один такой зубр, когда я начал рассказывать об интересной операции, спасшей собаку, презрительно посмотрев на меня, буркнул:

— Такая мелочь не для ветеринара!

Но для меня собаки мелочью не были. Наоборот. К тому же оказалось, что мой патрон (а потом мой партнер) был убежденным лошадником и все вызовы к лошадям забирал себе, оставляя собак и кошек на мое усмотрение. И в результате через год-два у меня образовалась собственная практика — работа с мелкими животными, и клиенты приезжали в наш городок издалека, ища помощи ветеринара, который не отказывался лечить их любимцев.

Эта часть моих обязанностей радовала, словно яркая нитка в суровой холстине будничной жизни. Работа с крупными животными нелегка и сейчас, но полвека назад она была гораздо тяжелее, когда в нашем распоряжении не было ни современных препаратов, ни металлических станков, ни транквилизаторов. Я был молод, полон сил и не без удовольствия справлялся со всякими трудностями, но тем не менее каким блаженством было оставить на время грязь, холод, могучих бунтующих животных и в уютной гостиной заняться осмотром и лечением милого, ласкового, а главное — такого маленького создания!

Нет, это не походило на мечту моего детства — ни белоснежного халата, ни хирургических сестер. Вместо этого в моей памяти всплывает желтый Лабрадор со сломанной ногой, которого я анестезирую на полу деревенской почты, щенки, которых я принимаю в темном углу хлева, всевозможные операции на кухонных столах и гладильных досках в одиноких домишках среди пустошей. Поскольку девяносто девять процентов моего рабочего времени занимали поездки по вызовам на фермы, я не мог выделить определенные часы для приема, а потому пациентов ко мне приводили в расчете застать меня дома — то есть в обеденное время или рано утром. И моей жене часто приходилось оставлять свою стряпню, чтобы держать сопротивляющуюся собаку или кошку.